Дорогой сна

Ника Ракитина

Дорогой сна

Илька сидела на бортике песочницы и рыла тапкой песок. Настроение у нее было отвратительное. «Нормальные люди» разъехались на каникулы, и во дворе остались только она, Лимон — пискля и маменькин сынок — и ровесник Ильки хулиган Сенич. Как раз сейчас Сенич возился поблизости с велосипедной динамкой и елочными гирляндами, накручивая провода на колеса. Зачем он решил превратить велосипед в новогоднюю елку, Илька понять не могла. Вдобавок, на нее спихнули двоюродного племянника Упса. Вообще-то у четырехлетнего бутуза имелось настоящее имя. Но поскольку никто никогда не знал, чего от ребенка ждать, «Упс» подходило больше. Еще почему-то взрослые решили, что раз Ильке одиннадцать лет и все равно каникулы, то ей можно доверить воспитание этого чудовища. И потому, запретив удочку и речку, заставили скучать во дворе. Илька гневно щурилась на блеклое от жары солнце. Упс гонял машинки среди песочного города. Город был огромный и замечательный: с высокими башнями и навесными мостами. Илька сама его утром построила. Город выглядел точь-в-точь как в ее сне, ну почти точь-в-точь. Девчонка засопела. Скучно. И Упс, изображая звук мотора, ревет, как газогенератор. Илька не знала, что это такое, но папа всегда, когда Упсу взбредало в голову поорать, поминал этот самый газогенератор. Папа был умный, Илька у него много чего нахваталась.

Подошел Лимон. Вообще-то его звали Дима, а Лимоном прозвали за трусость, писклявый голос, нытье и привычку ябедничать. И еще за то, что всегда всем портил настроение.

На Лимоне были белые кроссовки с лампочками и мобильник — кроме остальной одежды. Лимон плюхнулся рядом с Илькой и громко вздохнул. Девчонка отодвинулась.

— Скучно, — сказал Лимон. — Юль, про Город расскажи?

— А зачем? — буркнула она. — Вон у тебя мобила, небось, картинки и игрушки есть. И не смей меня «Юлькой» звать. А то стукну.

— Кого надо стукнуть? — Сенич подкатил поближе свой велосипед. Динамка жужжала, и лампочки на колесах вспыхивали.

— Его, — Илька королевским жестом указала на Лимона. — Он нас подслушал.

— Я случайно.

— Ха-ха-ха, — сказала Илька. Лимону она ни капельки не верила. Она прекрасно помнила, как год назад отлупила его за вранье, а он нажаловался бабушке. А бабушка пришла к ее маме… Короче, страшно вспоминать.

— Я тебе поиграть дам, — Лимон стал стягивать с шеи мобильник. Экран красиво светился темно-фиолетовым.

— Греби отсюда, — посоветовал Сеня.

Лимон отскочил. Даже удивительно, что при своей толщине он так ловко прыгал. Погрозил с безопасного расстояния кулаком:

— Я всем-всем расскажу!!

Илька с Сеней презрительно пожали плечами.

— Ты его крапивой побей, — посоветовал Упс из песочницы. Крапива была единственным, чего он сам боялся.

Илька потрепала племянника по макушке.

— А про какой город он говорил? — поинтересовался Сенич, и в его хулиганском голосе как будто прозвучали умоляющие нотки. Илька с удивлением посмотрела на пацана, но тот уже склонился над велосипедом. Озабоченно подвигал вдоль спиц проводки.

— Про вот этот, — Илька с отвращением посмотрела на песочницу.

— А давай мы на него гирлянды пристроим! — предложил Сенич неожиданно. — Я буду велик катать, а они светиться. Как светофор.

Девчонка пожала плечами. Сенька проворно размотал проводки и соединил ими верхушки башен. Осторожно провел велосипед вдоль края песочницы. Цветные лампочки вспыхивали и гасли. Упс стоял, приоткрыв рот. Ильке тоже понравилось. Вот только она никогда бы в этом не призналась. Ни за что.

— А дальше? — спросил двоюродный племянник капризным голосом.

— Будешь вредничать — дядя Сеня тебя заберет. В мешок, — пообещала Илька.

— У него нет мешка.

Сенич, внезапно возведенный в дяди, покраснел. И сказал неожиданным басом:

— А я у дворника возьму. У него есть.

— А что еще у него есть?

Сенька почесал ярко-желтую бейсболку у себя на голове:

— Ну, лопата есть, ведро, метелка…

Ильке почему-то стало холодно. Она очень остро вспомнила кусочек сна, который ей запоминать совсем не хотелось. Грозовую тучу над остроконечными крышами… Похожие на бородатых драконов водостоки. И мужчину, летящего на метле. Илька видела его всего секунду: когда сверкнула молния, — но успела разглядеть и темный плащ, и остроконечную шляпу, и даже цепочку, идущую к ручке метелки из-под рукава. Словно метла была цепным псом… Ох, как ей захотелось тогда проснуться. Илька и проснулась.

— А дальше? — Упс топнул ногой. Взлетел фонтанчик песка. Пришлось вести его к колонке и промывать глаза. Упс старательно ревел.

Когда они вернулись, Сенич сидел на краю песочницы. Рядом лежал велосипед. Возле велосипеда, прижимая уши и вертя хвостом, прохаживался Тимофей Отдай Весло. Почему Сенька дал коту такое имя, сейчас никто и не помнил, но тигровый котяра привык и на сокращенное уже не отзывался. Кроме длиннющего имени, у Тимофея имелись независимый характер, боевые шрамы на боках и спине и привычка лезть в драку по любому поводу. Кота уважали и побаивались даже наглые городские вороны.

— Вот, стерегу, — сообщил Сенька мрачно и, облизнув палец, потер царапины на голени.

— Киса! — оживился Упс.

Отдай Весло дернул хвостом. Ему хотелось в песочницу и не хотелось, чтобы его хватали и гладили.

— Нельзя.

Услыхав ненавистное слово, Упс приготовился реветь.

— Хочешь, на велике покатаю? — предложил Сенич великодушно.

— Или конфету?

Ребенок желал исключительно кота. Закончилось все тем, что Илька поволокла Упса обедать. Сквозь открытые окна подъезда еще долго доносился могучий рев.

   Девчонка вернулась через десять минут с пакетом, в котором лежали бутерброды и большое зеленое яблоко.

— Хочешь? — спросила у Сенича.

Он хотел. Он так впился зубами в хлеб с сыром, точно не ел три дня. Сама Илька задумчиво жевала, подставляя под крошки ладонь. Тимофей Отдай Весло с независимым видом смотрел детям в рот.

— Детки!

Сенич подпрыгнул, подавился и закашлялся. Илька свалилась спиной в песочницу. А потом сжалась, стараясь сделаться как можно незаметнее. Панически зашептала в спину Сеньке:

— Это он!

— Детки… Это ваш велосипед?

Перед ними, опираясь на метлу на длинной ручке, стоял дядька неопределенных лет. На дядьке поверх серой куртки краснела жилетка, а широкие серые штаны утопали в резиновых сапогах. Из-под кепки с погнутым козырьком выглядывало щетинистое лицо.

— Его! — выскочил из-за дерева Лимон.

— Мой, — насупившись, буркнул Сенич и показал ябеде кулак.

— А это что? — дядька ткнул метелкой в тянущиеся от динамки проводки. — Детки, не надо мусорить, добро-о? Песочница для песка, добро?

Может, Сенич бы еще поспорил, но Илька дернула его за футболку. Девчонку колотило так, словно она переела мороженого.

Похоже, дядьке по душе пришелся ее страх. Он снял кепку, вытер оказавшуюся под ней лысину огромным платком и ушел мести дальний угол двора.

— Это он, канцлер!

Сенька взглянул на Ильку с недоумением:

— Это дворник, «Добро», он нам весной еще костер испортил. «Детки, вы же не будете мусорить, добро-о?» — очень похоже передразнил он.

Илька сердито встряхнула косичками:

— Это канцлер. Он летает на метле и ворует цветные сны.

— Где?

— Там, — Илька показала на город в песочнице. — В Лерате. Я его ночью видела.

Тут Илька заметила, что Лимон подслушивает, и замолчала. Так нехорошо замолчала, что даже глупый Лимон понял: пора бежать. И сбежал. Только лампочки в кроссовках засверкали. Сенич с жалостью поглядел на остатки своего бутерброда, скрывающегося в прожорливой пасти кота. Илька вытащила из пакета яблоко. Укусила один раз и отдала Сеничу.

— Я расскажу. Если смеяться не будешь.

— Не-а, — впиваясь в яблоко, промычал он.

Мохнатая грозовая туча зацепилась за шпили и флюгера. Должно быть, туче было темно и страшно, и она упорно старалась сдвинуться с места. Она упиралась тугими дождевыми лапками в спины крыш, молотила по чугунным балкончикам, гремела в водостоках и время от времени выплевывала сердитые кривые молнии. Молнии, словно ножницы, вырезали из мрака фигурные башенки, заставляли блестеть булыжник пустых мокрых улиц. Вялые флаги над городской цитаделью обвисли, с них ручьем стекала вода.