Страница 8 из 15
Сашка бегло просмотрел фотографии: чистенькие светлые корпуса, пышная природа, милые, ничем не похожие на больных пациенты. В нем шевельнулась мысль устроить туда Настю, провести ее полное обследование, определиться раз и на всегда, больна ли она или потеряла способности к магии от непосильного напряжения при пересечении границы. Ясно тогда, что рано или поздно, пусть даже урезанные — они вернутся. А если больна…
Настю и так уже изучают несколько месяцев. Значит…
Бабе Степе правда уже известна. И разговоры об отсрочке свадьбы — просто повод, чтобы он не наломал дров в отчаянье. Сашка протянул руку за мобильником — в столице они работали. Выбрал в списке номер. И когда Стефания отозвалась хрипловатым со сна голосом, произнес:
— Я согласен на стерилизацию. Свою.
— В сентябре.
И веером точек короткие гудки.
Сашка вскинулся от подозрительного треска. Рядом села в постели Марина, правой рукой прикрывая зевающий алый рот, а левой — пышную грудь. Ну, по крайней мере, попыталась прикрыть — одной ладони явно для этого недоставало.
Что-то мелькнуло на краю зрения. Сашка перевел взгляд на джинсы, сложенные на стуле, и выругался от души. Крепкая синяя дерюга была послюнена, пожевана, растерзана когтями и сверху припечатана вонючей кучкой.
— Ах ты, морда ушастая! — взвизгнула Марина. — Все, ты попал! Простите, — схватила она Сашку за плечи. — Я все постираю и заштопаю!
Дознаватель неловко опустил глаза. Хотя ведьмы-утешительницы по традиции можно не стесняться. А Марина оказалась именно такой ведьмой. Интересно, что он ей давеча наговорил?
Сашка вылез из постели, стыдясь своей худобы и роста, потоптался на теплых половицах:
— Ничего страшного. У меня шорты есть. Все равно жара.
Он зачем-то вылез через окно и по горячим кирпичам дорожки добежал до своей комнаты. И вправду припекало, хотя день только начинался. Сашка натянул кремовые шорты и футболку, надел на босу ногу сандалии, еще раз заглянул в загодя собранную сумку, проверяя, не осталось ли там чего синтетического. А наладонник с зарядником, электробритву и миниатюрный фотоаппарат он выложил еще вчера. Зачем таскать с собою то, чем все равно не сможешь воспользоваться?
На поезд дознаватель не опоздал. И через каких-то сорок минут спрыгнул из вагона на скрипнувшую щебенку насыпи. Покачнулся и громко чихнул от полезших в нос пушистых семян чертополоха. Вытер локтем потное лицо. Оглядел поле перед собой, заросшее лозняком по дальнему краю, вытянутый запятой пруд с уточками и далекий станционный домик в окружении тополей. Не торопясь, побрел к нему, поправляя ремешок сумки на правом плече. С поезда расходились по змеящимся в траве тропинкам пассажиры, кто-то помахал Сашке рукой.
Здание станции недавно отремонтировали, покрасив в синее и белое, и оно — с прорезными буквами «Орлятки» — было похоже на весеннее небо. По обе стороны от станции цвели ноготки и гладиолусы. Девушка в яркой косынке терла щеткой деревянный тротуар перед дверью, обмакивая ее в мыльную воду. Ее приветствовали и обходили стороной, чтобы не мешать. Чуть подальше, под большим зеленым зонтиком торговали пивом. Сашка взял себе бокал, удостоившись слегка насмешливого, улыбчивого взгляда продавщицы. Темное пиво тяжело перекатывалось между стеклянных стенок, и вкус был тягучий, травяной и медовый. Утоливший и жажду, и голод разом. На Сашку снизошло патриархальное умиротворение. И вели все себя в Орлятках уважительно и спокойно, словно и не было в трех-четырех верстах отсюда границы с нежитью, нечистью, гнилыми болотами и боями.
Дознаватель спросил у продавщицы, как лучше добраться до Ольгиной заставы. Девушка внезапно хихикнула, вытерла нос кулачком. Указала большим пальцем за спину:
— Вы вон туда ступайте. На почте лошадь возьмете али к возчику присуседитесь. Дядь Миша им продукты должен везти сегодня.
И опустила лукавые глазки, старательно протирая перед собой прилавок.
Причину ее хихиканья Сашка узнал, когда сговаривался в попутчики к этому самому дяде Мише — кряжистому мужику в соломенной шляпе и комбинезоне на пряжках поверх вышитой льняной рубахи.
Дядька умащивал, как ему казалось удобнее, на устланной сеном телеге окованные железом сундуки, бочки и деревянные ящики. Два впряженных в телегу гнедых широкогрудых и мохноногих лабуса помавали хвостами, провожая флегматичными взорами мини-трактор, опасливо юркнувший мимо. На задах почты было солнечно, воняло лошадиным потом, навозом, сургучом, дерюгой и полынью.
— Из столицы, небось, — буркнул Миша, когда Сашка изложил свою просьбу. — Штаны у тебя длинные-то есть? А-то ведь загрызут ни за что, ни про что не комары, так слепни и оводни.
Сашка кинул взгляд на свои шорты. М-да, надо же лопухнуться так! Кем же еще считать его, как не придурком из столицы, к жизни вовсе не приспособленным? Коня бы брал — так позорища вовсе не оберешься. Поди усядься на него в шортах — от конского едкого пота ноги язвами пойдут. Верхом Сашка, по должности, ездить умел, но, как всякий городской житель побаивался здоровых желтых зубов, копыт и загадочности норова. Вот поди разбери, что в конскую башку треснет: понесет на себе али скинет коварно под кусток? Потому и предпочел путь до заставы проделать в телеге, с надежным попутчиком.
— А пузырь защитный держать замаешься, — вещал мужик. — Особо, когда по краю Горелой рощи поедем.
— У меня реппелент есть.
Дядь Миша гыгыкнул:
— А засунь ты его себе… То есть, на, того, пользуйся. На обратной дороге вернешь, — и достал из-под передка такой же, как у самого, джинсовый комбинезон, длиннорукавую рубаху и шляпу с широкими полями и искусственной ромашкой, заткнутой за волнистую ленту.
Сашка, в свою очередь, вытянул из сумки берестяную коробочку:
— А ты попробуй все же.
Здоровяк сцарапал крышку, принюхался к зеленоватой жирной мази и втер в ладони и лицо. Сашка проделал то же. В сваренной бабой Степой реппеленте он не сомневался.
Возчик вернул бурачок хозяину, указал на сложенный вчетверо дерюжный плащ под кованым сундуком:
— Устраивайся. Поехали.
Вскочил на передок, пропустив между пальцами вожжи, и чпокнул на лабусов. Гнедые здоровяки плавно тронулись с места.
Это ничуть не напоминало езду на машине, комфортную и быструю, как в квартире, поставленной на колеса. Дорога проникала в Сашку, пахнущая не пластиком и искусственными ароматизаторами, а хвоей и полынью. Небо над головой было изжелта-синим, солнце грело лицо, а глаза ловили то синий горизонт впереди, то внезапное качание ветвей на обочинах, пробегающих белок и порхающих пичуг, орущих во все горло. Колеса подскакивали на гравии, кони выступали важно, как возница их ни подгонял; и горчила зажатая в зубах травинка.
А в общем, к рубежу и не подъедешь на машине, останешься валяться среди ржавчины на шоссе. Граница с тупым упрямством отвергала синтетику, технику, массовое машинное производство. Один из столичных исследователей провел любопытную аналогию. Если бы свет замедлялся по мере отдаления от наблюдателя, то с башни в центре столицы можно было бы увидеть, как мир за ее периметром выглядел лет четыреста назад.
А тут и со светом ничего делать было не нужно. И без того с каждым поворотом окованных железом колес их телеги позади оставалась цивилизация с железной дорогой, курами, роющимися в пыли, свесившими языки собаками, которым было даже лень облаять проезжих, со смешными фарфоровыми изоляторами на просмоленных телеграфных столбах. С укреплениями, загодя выстроенными на всякий случай (не знаешь, что они есть — не заметишь). Вчерашний век Орляток превращался в позавчерашний и далее. Подъезжая к Меловой пограничной речке, ты продолжал помнить формулу бензина, но сам бензин обращался в воду или переставал гореть. Знатоки вертолетов или телевизоров могли запросто воспроизвести чертежи, а вот сами предметы — уже нет. Достижения прогресса на определенном (с небольшой погрешностью) расстоянии от рубежей изменялись, распадались, не работали. Физики, химики, инженеры звезденели от такого попрания мировых законов; исследовательские институты пахали с полной отдачей и более, но научный воз буксовал. Зато магические способности любого, даже самого посредственного волшебника вблизи границы возрастали многократно. И не потому ли стремились тусклые убежать в эти места? Знать бы точно! Знать бы, что это поможет, Сашка наплевал бы на все запреты и привез сюда Настю. А победителей не судят.