Страница 27 из 32
— Она следит за каждым своим граммом, — сказала Грейс Берд. — И с жилеткой рассталась потому, что она якобы ее кошмарно толстит. Такой уж заскок.
— Да! Да! — вскрикнула Бэбз Осборн. — Станислав говорит, он в лагере встречал людей, которые радовались, когда начинали худеть. Станислав знал одну женщину…
— Ей-богу, эта начинка чуть-чуть того, — сказала Грейс, поддела кусочек вилкой и сунула через стол Джону Харбору, чтобы понюхал.
Стеллу, последние полчаса решавшуюся с тоски пойти в женскуо уборную и не вернуться, вдруг поразила разобщенность сидящих за столом. Она ждала, обмирая от ужаса, что вот еда кончится, и все пойдут танцевать, и оставят ее одну. А теперь она увидела, что все они тут одиноки, даже те одиноки, которые так оживленно болтают между собой. Что бы ни говорила Лили, парочкой — вовсе еще не означает, что вместе. Дотти, внимательно слушая Десмонда Фэрчайлда, приобняв его за плечо, смотрела на О'Хару. Сотрясаясь от хохота над каким-то словцом Грейс Берд, Бонни следил за Джеффри. Джон Харбор, что-то важное доверяя Бэбз Осборн, не сводил глаз с Мередита. Бэбз ничего нс замечала, не слушала, смотрела в одну точку, думала про своего Станислава. Только Джеффри, дергая себя за волосы, сопя, стуча кулаком но скатерти, весь, безусловно, сосредоточился на том, кто сидел рядом с ним. Чего-то он добивался от Мередита. В общем, все было ясно. Стелла услышала «злоупотреблять своим положением» и потом услышала совершенно отчетливо, как Джеффри сказал: «Ты губишь мою жизнь».
Ее потрясла эта наглость. Сам еще ей говорил, что собирается уходить из театра! Она ткнула его пальцем под ребра и прошипела:
— Это хамство. Силком вымогать из него роли!
— Отвяжись! — Он к ней повернулся как бешеный. — Сама не знаешь, что мелешь!
И тут как раз О'Хара встал и пригласил Стеллу танцевать.
— Я не умею, — соврала она и, довольная, выбралась из-за стола и деревянно шагнула к нему.
О'Хара не был высокого роста. Она не знала, какого у него цвета глаза, потому что в них не заглядывала. Коренастый, широкоплечий. И густые черные брови. Она пока не особенно обращала на него внимание и не могла сказать, он красивый или нет. На воротнике рубашки осталась желтая полоска от грима. Рука, крепко ведущая ее через зал, была холодная.
Наконец-то Мередит на нее посмотрел. Я закрутила с другим, думала она, задрав подбородок и летя через зал.
Когда они вернулись за стол, к рождественскому пудингу, Джон Харбор уже занял ее место, и ей пришлось сесть рядом с О'Харой. Подошла какая-то дамочка, сунула ему воздушный шарик под автограф, он вынул самописку, стал выводить скрипучую роспись. Шарик лопнул на последней букве. Дамочка сказала, что это не важно. И они оба на корточках стали шарить руками по полу из-за этого сморщенного клочка с его именем. Больше О'Хара не приглашал Стеллу танцевать. Слишком сосредоточился, уговаривая Бэбз Осборн, чтоб не звонила своему Станиславу.
Через полчаса Мередит объявил, что хорошенького понемножку. Лично ему и Бонни пора ко всенощной. Стелла надеялась, что он ее тоже позовет, но он даже не попрощался как следует, не то чтоб поздравить с праздником. Вот только-только сидел, был здесь, а через секунду пробирался между танцующими, оставя Джеффри спать щекою на булочке, блестя мишурой в волосах.
— Хочешь, я тебя подброшу на мотоцикле? — спросил О'Хара, и Стелла сразу согласилась, чуть не бегом бросилась из ресторана, даже не помахала на прощанье остающимся, очумело кружащим в вальсе.
Десмонд Фэрчайлд, переступая через прожекторные огни, задрав брюки над волосатыми голенями, кричал ей что-то. Она притворилась, что не видит. Главное надо было догнать Мередита.
О'Хара долго возился с мотоциклом.
— Тебе куда? — спросил, когда наконец встрепенулся стартер, и она ему показала не в ту сторону, чтобы им догнать плетущуюся ко всенощной троицу.
Она выкрикивала команды, противоречившие одна другой.
«Скорей, скорей», — приказывала, когда они потащились вверх по Браунлоу-хилл, где не оказалось Мередита. «Потише», — кричала, когда они загрохали по Родни-стрит. Ей плевать было, что подумает О'Хара. На всё было плевать. Лишь бы Мередит увидел, как она сидит на этой роскошной белой машине. Вот тут он поймет, что может ее потерять, и они с О'Харой скрестят злые, разящие взоры. Если бы взгляды могли убивать[27]1, думала она, прижимаясь к холодной коже пальто О'Хары, а ветер, заставляя жмуриться, остегивал ее волосами.
Она чуть не потеряла надежду и вдруг увидела: Мередит под ручку с Бонни и с Грейс сходят с тротуара возле Женской больницы.
— Тише, тише! — завопила она через плечо О'Хары, испугавшись, что они пролетят незамеченные.
Бонни и Грейс ее видели, это уж точно. Бонни ошалело отпрянул, потянув за собой Мередита. Грейс приветственно взмахнула сумочкой, шерстяной моток поскакал по мостовой. Стелла долго, долго, махала, махала, когда мотоцикл давно завернул за угол.
Она ему не позволила довезти ее до «Аберхаус-отеля». Попросила остановиться на соседней улице. Не хватало, чтоб дядя Вернон выскочил из подвала и лез со своими разговорами.
— Не зайдешь на чашечку чая? — предложил О'Хара. — Я тут рядом живу.
— Если вы хотите, — согласилась Стелла. — Интересно посмотреть, как люди живут.
Посмотрев, она просто оторопела. Было, в общем-то, убрано, но ничегошеньки ценного на камине, и мебель — ну вся буквально так и просилась на свалку. Она удивилась, что он живет в такой бедности — знаменитый ведь человек.
— Не очень тут благотворно, — сказала она, озирая обшарпанные плинтусы, разводы на стенах.
— Я здесь когда-то был счастлив, — сказал он ей. Сесть было негде, кроме узкой койки возле камина.
— Чем-то пахнет, — сказала Стелла. — У меня очень развитый нюх.
Он извинился за сырость, но она покачала головой.
— Нет, тот запах я знаю, он сладкий. Тут другое. — И сморщила нос, определяя, чем пахнет.
— Скипидар! — крикнула она наконец. — Скипидар и еще льняное масло.
Потрясенный, он стал рассказывать ей про Кили, вспоминать зажигательные истории, когда Кили что-то или кого-то поджег. Она поощрительно улыбалась, так что даже ей скулы свело. Да, веселая была жизнь, заключил он.
— А где он теперь? — спросила она, подозревая, что за решеткой.
— Я потерял его из виду, когда он призвался в авиацию. Не вполне уверен, что он остался жив. У меня дома есть одна его картина — эта вот комната и я — в дверях стою. Мне страшно нравится.
— Мистер Поттер разбирается в живописи. Он меня водил в галерею Уокера[28]. Кому больше нравится религиозная живопись.
— Уж конечно, — сказал О'Хара.
Чем-то, она ясно видела, он был озабочен. Не совсем ловко с ней себя чувствовал. Все присматривался, будто ждал, что вот она выкинет номер, вылетит, например, в дымоход.
Вдруг он ее поцеловал. Она послушно приоткрыла губы и не шелохнулась. Когда он ее отпустил, она вытерла рот рукавом.
Он сказал:
— Надо бы тебя домой отвезти.
Голос звучал сердито.
— Если вам все равно, я могу остаться, — сказала она.
Так и так этого не миновать, а сегодня ли, завтра — какая разница. Пора было с этим покончить.
Это оказалось странно, необычно — уж точно. Она испытала легкий трепет, грусть, и было трудновато и дико неловко: последнее в связи с раздеванием. «Египет милый мой, я умираю»[29], — стукнуло у нее в голове, когда бюстгальтер Дотти Вланделл падал на пыльный пол. Она и не представляла себе, чтоб к этой сборке деталей могла подметаться поэзия.
"Я могу подумать — что смерть, костлявый аспид, по любви — тебя живьем в объятья залучила[30], — цитировала она про себя, когда О'Хара лег на нее и сгреб под голой, грубой лампой. Хотя О'Хара был не костлявый, да и не аспид. «Стелла Марис», — пробормотал он ей в волосы и отскочил, как скачет по берегу рыба.
27
Видоизмененная цитата из «Ричарда II», акт III, сц. 2.
28
Знаменитая картинная галерея Ливерпуля.
29
«Антоний и Клеопатра», акт IV, сц. 13.
30
«Ромео и Джульетта», акт V, сц. 3