Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 45



Да куда уж слабее. Приказ посадить Пе-2 с бомбовой нагрузкой на пашню должен был закончиться неминуемой гибелью самолёта и экипажа. И ведь скомандовал такое не командир дивизии, который в 1942 году с авиацией действия ни разу не согласовывал. Заместитель командующего фронтом — уж этот‑то просто обязан знать, как использовать авиацию, и что она может, а чего она не может. А вот поди ж ты, гонору много, а знаний нет.

Трагедия здесь в том, что генерал этот, как ставил задачи до этого эпизода, так будет ставить их и после него. И не только по авиации. А ведь картина эта говорит ещё и об общей культуре этого полководца. Вы думаете у него больше было знаний по артиллерии? По инженерным войскам? Или он великий знаток в применении танков? Даже Н. С. Хрущёв (а в данном случае именно он был этим членом военного совета), сам будучи человеком невеликих познаний, и тот понял всю беспробудную тупость такого командования. Но ведь не каждый раз рядом с подобным полководцем может оказаться какой‑нибудь член военного совета, имеющий власть поправить или остановить.

И ещё. Как думаете, этот генерал будет кого‑то учить сложному виду боя, который он практически не знает сам? Нет, он, может, и хотел бы. Особенно, если этого требует Сам. Но он этого боя просто не знает. Ни в теории, ни на практике. А как думаете, будет он изучать его самостоятельно? Хотя бы в самых общих чертах? Я уже не говорю, в объёмах, позволяющих обучать подчинённых?

Здесь приводились уже документы, отражающие уровень профессиональной состоятельности основной массы командного состава этой армии. Так что ничего нового внимательный читатель здесь не увидит. Советские генералы — это тот же самый командный состав. Только самый высший эшелон этого командного состава. Плоть от плоти, так сказать.

Однако я специально привёл директиву полностью, чтобы не только продемонстрировать слабую подготовку и профессиональные навыки основной массы советских генералов накануне войны. Обратите внимание на то, что маршал Тимошенко, как это следует из директивы, не собирался просто констатировать генеральское убожество. Что выросло, то уже выросло. Других нет. И строить новую армию надо вот с этими.

Поэтому основная мысль здесь одна. Надо учиться. И, хорошо зная, конечно, эту человеческую породу, понимал, что добровольно это сановное стадо учиться не будет. Поэтому назначил им конкретные сроки, определил конкретные темы, чтобы хоть что‑то они начали делать в этом направлении. Поэтому предупредил, что будет проверять.

Совершенно ясно, конечно, что за один год (а фактически за несколько месяцев) полководца из неуча не сделаешь. Однако ясно и то, что для того, чтобы хоть кто‑то из них приобрёл какие‑то необходимые знания и навыки, надо постоянно тормошить эту аморфную массу. Бить и пинать. Иначе никак.

Когда речь заходит о качестве генеральского корпуса РККА по состоянию на июнь 1941 года, неизбежно всплывает всегда одно и то же соображение. Суть его состоит в том, что качество это является прямым следствием сталинских репрессий, в результате которых в 1937–1938 годах был уничтожен практически весь высший командный состав Красной Армии, имевший богатый опыт и высочайший уровень знаний именно для проведения фронтовых и армейских операций. Пришедшие им на смену командиры были подняты из самых низов и соответствующего опыта и знаний не имели. Отсюда и качество их командования.

Давайте попробуем разобраться с этим утверждением.

Какой опыт имели полководцы, погибшие в годы репрессий? Как это ни покажется кому‑то странным, но имели они опыт точно такой же, как и пришедшие им на смену полководцы 1941 года. Иными словами, опыт Гражданской войны. Или, вспоминая ещё раз слова Сталина,»не настоящей войны»,»особой войны, не современной». Правда, имели они подобный опыт масштабного уровня фронта — армии — дивизии.

На смену им пришли командиры, имевшие опыт той же самой гражданской войны на несколько меньшем уровне. В среднем где‑то уровня дивизии — бригады — полка. Вот и всё.

Ни те, ни другие не имели опыта командования сколько‑нибудь значимыми соединениями периода Первой мировой войны. И чины имели в старой армии примерно одинаково невысокие. За очень небольшим исключением, вроде подполковника Егорова или полковника Шапошникова. А так, что унтер — офицер Будённый, что унтер — офицер Жуков, подпоручик Тухачевский или штабс — капитан Василевский. Или токарь Якир, гимназист Примаков и подпольщик Ворошилов, вовсе не участвовавшие в той войне. Или недоучившийся студент, а потом подпоручик артиллерии Уборевич, кажущийся на их фоне и вовсе кладезем учёности.

Об этом как раз писал в тридцатые годы Р. Б. Гуль в своей биографии Тухачевского.



«…И все же не из числа царских генералов, полковников, пошедших к большевикам за страх и за совесть, родились ставшие теперь во главе армии красные маршалы. Российские Пишегрю, Ожеро, Ней, Мармоны, Даву, Дюроки испеклись из того же» французского» теста. Наполеонистые поручики, обойденные прапорщики, ухватистые унтер — офицеры, авантюристические портные, вовремя не награжденные капитаны, самородки — головорезы и моншеры с сильной уголовщиной, вот откуда вышла головка теперешней Красной Армии…»

Кто‑то из них, пусть и в головокружительном темпе, но поднимался по начальственной лестнице, не пропуская особо ступеней командования. Тот же Будённый. Отряд — эскадрон — полк — бригада — дивизия — корпус — армия. Так и рос (или, точнее, взлетал), вместе с вновь формируемыми частями и соединениями.

А были и вовсе, вроде Тухачевского. Полгода службы заместителем командира роты — плен — работа во ВЦИК — командующий армией — командующий фронтом.

Или председатель Центробалта Дыбенко, ставший сразу из матросов начдивом. Командующий впоследствии военными округами.

И ещё одно важное обстоятельство, мало принимаемое обычно во внимание при рассмотрении вопроса становления командных кадров периода Гражданской войны. Почему‑то забывается про две революции. Почему‑то упускается из виду, что армия имела ярко выраженный классовый характер. Изображаются обычно новые полководцы у стратегических карт, солидно рисующие стрелы и выигрывающие сражения своим необыкновенным полководческим талантом.

А на самом деле, всех их подняла революция, всех подняла гражданская война. Иными словами, стихия, дикая смесь войны, повсеместно вспыхивающих восстаний, бандитских налётов, карательных экспедиций и прочих специфических вещей.

Поэтому главным критерием продвижения по службе был тогда, как это ни странно, вовсе не полководческий талант. Главным было — наш он или не наш. Предаст он завтра или не предаст. Поднимет мятеж или нет Это было главным в зародившейся тогда классовой армии. Мнение» свой в доску» являлось лучшей аттестацией красного командира. И было такое вовсе не от чьей‑то глупости. А была в этом попросту главная необходимость гражданской войны.

Немногие сейчас помнят о том, как в 1918 году поднял против большевиков мятеж командующий Восточным фронтом Красной Армии Муравьёв. В июне 1919 года в разгар наступления на Петроград белогвардейских войск Юденича, в тылу 7–й красной армии, оборонявшей город, поднял мятеж комендант форта Красная Горка Неклюдов.

Перебежали к белым командующий Сингелеевским фронтом Мельников (его, правда, белые сгоряча расстреляли), помощник командующего Южным фронтом Носович, командующий 9–й армией Всеволодов, командующий оборонительных сил Урало — Оренбургского фронта Махин, командующий 2–й армией Харченко. Перебежал к немцам с четырьмя кораблями командир Чудской озерной флотилии Нелидов.

В ряде случаев изменники уводили за собой и воинские части, уничтожив предварительно коммунистов. Само собой разумеется, что переходили они, захватив наиболее важные и секретные штабные документы.

И такие случаи были тогда повсеместно. Про передачу белым сведений из красных штабов вообще можно не говорить. Это была обыденность того времени.

Потому‑то и уничтожались тогда так бестрепетно своими же красными лучшие (или удачливые) полководцы Красной Армии, такие как Сорокин, Миронов, Думенко, Щорс. Потому и процветали такие, как Дыбенко или Якир. Или тот же Котовский, со своей совсем уже феноменальной судьбой.