Внутренний порок

— Куда смотришь? — спросил Сончо.

— Где я живу.

Огни обогнули мыс Палос-Вердес, и за ним, в отдалении, из Сан-Педро, поставив все стакселя и кливера, расцветши кубистской розой, шла шхуна. У Сончо на лице выступила чистейшая безответная любовь.

Док видел «Сбережённый» под всеми парусами лишь раз — при том кислотном приходе, на который его посадили Вехи и Сортилеж. Теперь же, более-менее насухую, он заметил у судна интересное сходство со шхуной из «Морского волка» (1941), на чьём борту на Джона Гарфилда нападает и вообще-то валит на палубу Эдвард Г. Робинсон, с воплями: «Ага! да, я Морской Волк, понял? Я хозяин на этом судне, и что б я ни сказал — исполняется, да… потому что с Морским Волком никто не связывается, понял…»

— Всё в порядке, Док?

— Ой. Это… я вслух, что ли?

Пристроились в кильватер и пошли за ней.

Вскоре на радаре возникла пара зеленоватых пузырей, с каждой развёрткой всё ближе, и Сончо включил рацию. Некоторые радиопереговоры звучали, как в каком-нибудь баре Гордита-Бич, какой вечер среди недели ни возьми.

— Твои кореша из Министерства юстиции, — догадался Док.

— И Береговая охрана. — Сончо порассматривал шхуну в бинокль. — Нас с неё заметили. Совсем скоро… ага. Дымок. Перешли на дизель. Ну, нам тут делать нечего.

Вскоре они смотрели в жопу или, как нравилось её называть Сончо, в кормовой подзор катера Береговой охраны, гнавшегося за «Золотым Клыком» самым полным ходом, и совсем скоро Сончо и Дока нагнал кораблик МЮ. Молодые атторнеи в комических шляпках размахивали банками пива и во всю глотку отпускали остроты. Док успел разглядеть аж с полдюжины красоток в бикини, резвившихся на носу и корме. На полной громкости орало «Кей-эйч-джей», «Удар Грома Ньюмен» исполняли свой воодушевляющий революционный гимн «Что-то в воздухе», которому на самом деле подпевало некоторое количество пассажиров и гостей МЮ, по всей видимости — искренне, хотя Док не очень понимал, сколько из них узнали б революцию в лицо, подвали она к ним и поздоровайся.

— Не против, если я тут просто оттянусь? — сказал Док. — Твоя юридическая фирма, наверно, вряд ли держит на борту снасти.

— Вообще-то если посмотришь вон в том рундуке… Они даже на эхолот раскошелились, чтоб отслеживать рыбные косяки. — Сончо раскочегарил технику и вперился в дисплей. Немного погодя он забормотал что-то и потянулся к картам. — Тут кой-чего забавное, Док… Согласно вот этому, глянь — вот тут вот дно не очень чтоб было, всю дорогу глубина сотни метров. А эхолот этот — если только электроника не наебнулась…

— Сонч, ты слышишь что-то?

Откуда-то спереди к ним теперь нёсся ритмичный ропот, который, будь они на суше, легко бы сошёл за шум прибоя. Но так далеко в открытом море — невозможно.

— Что-то, — сказал Сончо.

— Хорошо.

Стало громче, и Док принялся отмерять в голове интервалы. Если только он не нервничал и не считал слишком быстро, пауза была секунд в тридцать, что обычно — каково в данном случае оно не было — предполагало волны высотой примерно во столько же футов. Лодочку их теперь начало раскачивать океанской зыбью, и килевая качка стала, можно сказать, отчётливой. Кроме того, что-то происходило со светом, будто бы воздух впереди сгущался от неведомого ненастья. Даже в бинокль шхуну теперь разглядеть было трудновато.

— Судно твоей мечты вон там пытается нас куда-то завести? — завопил Док, не вполне в панике.

Прибой — если это был он — вырос до помрачающего грохота. Их хлестала едкая солёная пыль, брызги буравили глаза. Сончо сбавил обороты, вопя:

— Какого хуя?

Док направлялся к корме поблевать, но решил обождать немного. Сончо в некотором возбуждении показывал куда-то вперёд по левому борту. Скал видно не было, никакой береговой линии, вокруг — открытый океан, однако от того, что они теперь узрели, северное побережье Оаху в самом своём величественном виде бледнело до Санта-Моники в августе. Док оценил валы, накатывавшие на них с норд-веста, в тридцать, а то и тридцать пять футов от гребня до подошвы — массивно изгибаясь, горя на солнце, разбиваясь повторами взрывов.

— Не может это быть банка Кортеса, — вглядываясь в карты, Сончо, — мы так далеко ещё не отплыли. Но тут вокруг больше ничего нет, так что это за чертовщина?

Знали они оба. То был мистический прибой Св. Сбренда из Лондейла, старожилам также известный как Комингс Смерти. И шхуна направлялась прямо к нему.

Сончо отмечал её курс жёлтым восковым карандашом на экране радара.

— Они тут либо на самоубийство идут, либо на баратрию, трудно сказать, что именно — ну чего они не сворачивают?

— А федералы где?

— Министерство юстиции, похоже, легло в дрейф, а Береговая охрана по-прежнему пытается их перехватить.

— Тут кишка должна быть не тонка.

— Когда к ним поступаешь, тебе так и говорят: придётся выходить в море, но не обязательно возвращаться.

Вот они подошли до того близко, что увидели два, нет, всё же три, тёмных узких силуэта, которые отделились от шхуны, вроде как на миг зависли над поверхностью, после чего, разбрызгивая веера, рванули прочь, и рёв их двигателей ненадолго заглушил даже грохот прибоя.

— Гоночные, — заорал Сончо. — Пять сотен ЛС,[86] может, тыща, не важно, за ними в погоню никто не кинется.

Док смотрел на шхуну в размазанном свете океана. Она проступала из дымки брызг и снова скрывалась в ней. Может, всё дело в видимости, но выглядела она и старше, и битее морем, больше походила на корабль из его давнего утреннего сна. Когда ему снилось, что Дик с семейством на ней спасаются. Сбережённые.

— Её оставили, — заорал Сончо в сумрак и рёв.

— Блядь, чувак, мне очень жаль.

— Не стоит. По крайней мере, двигатели заглушили. Нам осталось только молиться, чтоб она не села на то, что там внизу. — В затишьях между биеньем волн он объяснил, что, если её можно вернуть, в какое-нибудь безопасное управление, а хозяева не объявятся и не выставят на неё виды за год и один день, она будет считаться официально брошенной, и к какому владельцу тогда перейдёт, станет предметом всевозможных уложений морского права, за которыми Док следил с трудом.

Тем временем Береговая охрана высаживалась на борт, спускала часть парусов, ставила оттяжки и штормовые якоря, чтобы шхуну развернуло носом против ветра, вывешивали навигационные и буксирные огни. По перехваченным радиосообщениям, сюда уже шёл океанский буксир.

— Хорошо, что мы вышли, — сказал Сончо.

— Мы ж ничего не делали.

— Ну да, но предположим, мы б не вышли. Тогда у нас была бы только версия правительства, и с этой старой посудиной можно было б распрощаться поцелуем в транец.

На базе Береговой охраны на острове Терминал Сончо пришлось зайти в контору оформить кое-какие бумажки и договориться о ночном перестое моторки у них, после чего их с Доком подбросила целая машина моряков, направлявшихся в Голливуд в увольнение, и высадила в Марине. В «Таверне Линуса» Благость как раз сменялась.

— Я ж так и не допил тот «Зомби», — осознал Сончо.

— Может, у тебя настроение праздновать, — сказал Док, — а мне надо в контору заглянуть, давно не был.

— Я знаю… мне надо успокоиться, лишь бы не сглазить, за год и день многое может произойти. Из щелей понавыползают, множественные страховщики, заявки на частную аварию, бывшие жёны, кто знает, что ещё. Но, скажем, действовала бы легальная морская политика, по которой владение переходило бы к страховщику…

Чёрт, назови это Торчковой Интуицией.

— А ты случайно не на себя страховой полис выписал, Сонч?

Что это, свет там загорелся? Кому-то пришлось бежать звонить Папе, сообщать о чуде — некий юрист вдруг действительно залился румянцем?

— Если будет тяжба, я в ней участвую, — признал Сончо. — Хотя, скорее всего, её сопрёт на аукционе кто-нибудь из твоих друзей, подонков-миллионеров.

В некоем сентиментальном порыве Док подошёл обнять его, и, как обычно, Сончо уклонился.

86

Лошадиных сил.