Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 29



Существует ли Ад или Рай там, в загробном мире? Я не помню ни того, ни другого. Но я помню нечто, совершенно отличное от христианских представлений о том, что ждёт нас за чертой теней… Огромный, мертвенно-неподвижный «Океан», сравнимый только с мраком космоса, в котором нет, и никогда не было даже света далёких звёзд. Я нахожусь внутри него, как будто на многокилометровой глубине, такой же неподвижный и мёртвый. Вдруг включилось моё сознание, и эта непроглядное, холодное, сжавшее меня всего, бесконечное пространство пустоты, было первым, что я ощутил. Первая мысль (второе ощущение): «Я мыслю, — это уже хорошо, значит, я жив». Вторая мысль: «Где я?» Попытка сориентироваться ничего не дала, но привела к третьей мысли: «Кто я?» Мои глаза широко раскрыты, но я ничего не вижу в этой кромешной, застывшей пустоте. Я стал ощущать своё тело — оно напоминает туго свёрнутый кокон овальной формы, «голова» (та часть тела, на которой располагаются мои широко раскрытые глаза) составляет примерно одну треть длины этого кокона, точнее сказать трудно, поскольку пошевелиться просто невозможно. Конечностей я не ощущаю вовсе. Моё сознание включили, и какое-то время я так и находился наедине с этими тремя мыслями. Я ничего не вижу кроме этой холодной, неподвижной, пустой тьмы. Но каким-то неведомым чувством я стал ощущать, что я здесь не один, — где-то вокруг меня, в этой непроглядной черноте, находятся такие же мертвенно-неподвижные коконы, — десятки, тысячи, бесконечное множество… Вместе с ними я находился в «холодильнике», в котором хранились все души людские в ожидании часа возрождения в новой жизни. Постепенно пришло смутное ощущение необходимости сделать вдох, и невозможности вдохнуть. И с каждой такой попыткой раздвинуть, разорвать эту пустоту и вырваться, вначале медленно, но уже очень быстро стала приходить дикая паника, переросшая в ужас. И в этот момент весь я превратился в луч света, мгновенно пронзивший насквозь этот «Океан», и вырвавший меня наверх, к Свету, ударившему в глаза, и вдохом-криком воздух вошел в грудь появившегося у меня тела… На этом память обрывается. Но можно предположить, что в момент перед выходом моей души из «холодильника», на те ощущения стали накладываться рефлекторные ощущения новорождённого, который стал моим телом в этой жизни. Я не знаю, был ли тот «холодильник», где хранятся «замороженные» души Вселенским, или Галактическим, или только Планетарным. Но все желающие и имеющие склонность к математическому анализу, на примере цифрового ряда моих реинкарнаций могут сами увидеть, что с ростом населения Земли, временное расстояние между очередными воплощениями резко сокращается. Вывод, напрашивающийся сам собой, вполне очевиден: каждый обитаемый мир, как и наша планета, «рассчитан» на определённое количество душ. При этом количество душ, достигших определённого уровня развития, и уходящих в другие миры, видимо, должно компенсироваться приходом душ из миров других уровней, достигших максимума там, то есть общее их количество должно оставаться примерно неизменным. Те, кто хочет, может поискать исторические данные о численности населения Земли в те периоды, когда я жил, и по уменьшению продолжительности времени между реинкарнациями (и росту населения соответственно) примерно высчитать, какое количество душ, одновременно проживающих на Земле в физическом теле, она может вынести. Но и без расчётов видно, что предел — есть, и он — близок, и когда он наступит, наша планета будет вынуждена сбросить с себя часть человечества…

Критическое время для человечества приближается неотвратимо. Как избежать этого рубежа, страшащего своей неизвестностью? Выход есть только один, и всем он давно известен: «измени себя, и весь мир изменится вокруг нас». Любовь — это и есть тот единственный путь, искренне идя по которому мы сможем спасти не только себя, но и весь мир вокруг нас. Если в наших сердцах сохранится Любовь — мы выживем, если её будет меньше, чем Ненависти — мы погибнем.

Не надо заглядывать в будущее. Нельзя сожалеть о прошлом. Всё произойдёт так, как должно быть. Все мысли, чувства, чаяния наши должны быть лишь о том, как в этом мире помочь себе сохранить любовь к людям и увидеть Божественную волю во всём, что было, что есть, что будет. Счастье будет всегда с тобой, пока сердце может Любить.

Послесловие

Единственное условие обретения Свободы — учиться Думать и Чувствовать самому. Самому, не доверяя стереотипам, давно и прочно сложившимся в обществе и затвердевшим со временем в его сознании так монолитно, как бетон. Как это, оказывается, сложно… Стереотипы… Они довлеют над нами так сильно, что сама попытка критически взглянуть на них со стороны воспринимается уже как кощунство. Извините меня за это отступление от общей темы, но я не могу не привести один очень яркий пример этому. Японский «меч» (катана)! Вокруг него сложилось столько мифов и мистических легенд, что все, кто в холодном оружии не разбираются (а это, практически, — все!), уже почти традиционно считают его венцом развития клинкового мастерства! Верхом оружейного искусства! Совершенством! Давайте же наконец-то разберёмся!!!



Кто-то из мудрых людей сказал: «Имея дело с Востоком, Запад всегда оставался в дураках». Это действительно так. Японцы — великие хитрецы. Всю свою историю они были бедные, голодные, голые и босые. Вместо шлемов — полоски металла на лбу, вместо лат — полоски лакированной жести на шнурках, вместо мечей — ломики с отклёпанным с одной стороны лезвием, вместо луков — кривые асимметричные бамбуковые палки. И всё это — фактически на голое тело. Обмотать себя материей с ног до головы могла себе позволить только очень богатая и знатная элита их общества, да гейши — элитные проститутки.

Японцы в массе своей во все времена, что сложилось исторически, были маленького роста и хилого телосложения. На борцов «сумо», специально откармливаемых до огромных размеров, столетиями голодающие японцы с благоговением ходили смотреть так же, как некогда советский народ на Выставку Достижений Народного Хозяйства на коров-рекордсменов — «Ведь можем же ж откормить животину и до таких вот размеров!!!» Вся японская нация фактически столетиями недоедала, живя впроголодь всю жизнь, и силы среднего воина было недостаточно, чтобы уверенно удерживать клинок даже обычного веса одной рукой, а тем более воевать им. Все японские «мечи», хоть самый длинный (тати), хоть даже совсем маленький (вакидзаси) — фактически длинный нож, — были двуручные. Техника боя японским «мечом» — это град мелких ударов «сверху вниз вертикально» или «сверху вниз наискось» — подобно женщине, выбивающей во дворе колотушкой ковровую дорожку, центровка клинка такая же, как и у той колотушки — к концу (чтоб тяжелее ударило), форма заточки лезвия клинка как у бритвы — все эти составляющие были выработаны именно из-за неспособности нанести удар достаточной силы для выведения противника из строя, но хоть попытаться нанести максимальное количество поверхностных резов для обеспечения у него как можно большей кровопотери.

Находясь в изоляции от мира сотни лет, они застыли, законсервировались и в своём развитии, и в развитии своего образа жизни, и в развитии своего оружия и техники его применения. И не удивительно, что во время стычек между впервые попавшими в Японию испанскими и португальскими купцами с одной стороны, и японскими самураями — с другой, последние вырезались толедскими шпагами и дагами, как цыплята, несмотря на весь их боевой опыт постоянной войны с себе подобными.

Любой кузнец, на практике занимавшийся изучением этого клинка, объяснит вам, что японский «меч» — это самое плохое клинковое оружие из когда-либо существовавшего в истории. Фактически это — длинный кухонный нож, с одинаковым сечением и формой по всей его длине, без какого-либо дифференцирования по рабочей нагрузке для разных его участков, по заточке лезвия напоминающий опасную бритву, которым эффективно можно резать только хлеб и кожу на открытых участках тела. Ни по форме клинка, ни по его сечению, ни по его изгибу, ни по его ширине, ни по углу заточки его лезвия, он физически не может рубить ничего более существенного, без риска просто лопнуть от приложенной нагрузки, как хрустальный бокал, поскольку бритвенное лезвие закалялось до такой степени хрупкости, что на границе его закалённого края становились видны даже различимые невооружённым глазом белые кристаллы мартенсита (ниэ), образующие изогнутые линии (сунагаси), а на линии закалённого края лезвия, — на туманной белой линии (хамон), между закалённым краем (якиба) и поверхностью лезвия, ещё более мелкие кристаллы (ниои). Рубить им может действительно только мастер, да и то только правильно вкладывая в удар всю силу обеих рук, как топором на лесоповале, мелко трясясь при этом от непомерного напряжения всех мышц после каждого такого удара. И если всё же разобраться, даже обыкновенное мачете для рубки сахарного тростника да лиан в джунглях — гораздо более лучшее, удобное и эффективное оружие по всем параметрам.