Лепестки на воде

— У вас чудесный голос, Шимейн, — заметил Гейдж, принимаясь за другую ступню. — Виктория тоже пела Эндрю. Он слушал ее, а потом спокойно засыпал, но после смерти Виктории ему никто не пел. Из меня певец никудышный.

— У вас столько других талантов, что мне остается только преклониться перед вами, — неловко пробормотала Шимейн, убаюканная его размеренными прикосновениями и пламенем камина, виднеющимся за широкими плечами Гейджа. — Мы все не без недостатков.

— Да, я — человек из плоти и крови, — усмехнулся Гейдж, растирая обеими ладонями ее миниатюрную ступню. Его пальцы творили волшебство. В голове у Гейджа мелькнула мысль, что его служанка достойна восхищения — с головы до стройных ножек.

— Все мы люди, — вздохнула Шимейн. — Каждому из нас далеко до совершенства, поэтому не стоит требовать совершенства от тех, кто нас окружает. Разобравшись в собственных пороках, мы станем терпимее к чужим недостаткам и не будем обижаться по малейшему поводу. Если бы мужчины умели прощать столь же усердно, как вести войну, люди жили бы в мире. Но существует зло, к которому нельзя проявлять снисходительность.

Руки Гейджа передвинулись чуть выше по щиколотке.

— Вы столкнулись с таким злом на борту «Гордости Лондона»?

Шимейн поняла, что пришло время рассказать Гейджу о своих врагах.

— На корабле у меня было несколько недругов, первый из которых — Гертруда Фитч, жена капитана. Вторым врагом был Джейкоб Поттс, но самой хитрой оказалась Морриса Хэтчер. Она умело настраивала этих двоих против меня, обещая благосклонность Поттсу, который, в свою очередь, ложью убеждал миссис Фитч наказывать узниц. Все, кто не пресмыкался перед Моррисой или Поттсом, подвергались наказаниям — миссис Фитч угрозами и упреками заставляла своего мужа отдавать необходимые приказы. Но несмотря на то что миссис Фитч мнила себя умной и проницательной, из всех троих она оказалась самой легковерной. Поттс по крайней мере знал, что получит от Моррисы. Это был порочный круг, в котором Морриса всегда оставалась в выигрыше. Она твердо вознамерилась уничтожить своих противников, главным образом меня. Я сразу поняла, что эти трое пылают ненавистью ко мне и желают моей смерти.

Гейдж заметил, как разволновалась Шимейн, каким испуганным вдруг стало ее лицо.

— Вы думаете, они не откажутся от своего намерения?

— Хотя миссис Фитч ненавидела меня, вряд ли она причинит мне вред здесь, в колонии. Одно дело — царить на корабле, принадлежащем ее отцу, и совсем другое — отвечать за свои поступки перед английскими властями колонии. А двоих ее союзников ничто не остановит, — с уверенностью заявила Шимейн. — Они поклялись убить меня. Морриса наверняка поручит грязную работу Поттсу и будет злорадствовать, если сумеет уничтожить меня.

— Я видел этого Поттса на корабле? — спросил Гейдж, продолжая растирать ногу Шимейн.

— Джеймс Харпер отправил его в трюм за несколько минут до того, как вы поднялись на борт. Поттс — грузный мужчина, на голову ниже вас, с рыжевато-соломенными волосами, багровыми щеками и носом-картошкой.

Легкое движение губ выдало удивление Гейджа.

— Судя по этому описанию, Поттс преследует вас в кошмарных снах. Очевидно, вы хорошо запомнили этого человека.

— Я узнала бы его даже издалека.

— Будем надеяться, что у вас хватит времени предупредить меня, если Поттс заявится сюда.

— Но ведь вы научите меня стрелять из мушкета, правда? — беспокойно напомнила Шимейн, зная, что в отсутствие Гейджа придется защищаться самой, если Поттс отыщет ее.

Гейдж с нескрываемым скепсисом приподнял бровь.

— Неужели вы и вправду считаете, что вам понадобится стрелять в человека?

— Если Поттс найдет меня — да, — ответила Шимейн. — Он убьет меня, если я не сумею дать отпор.

— Обычно, когда к берегу подплывает лодка, я или кто-нибудь из подмастерьев идем навстречу ей, но должен признаться, иногда за работой нам некогда выглянуть в окно. Если вы заметите Поттса, позвоните в колокол на крыльце или кричите что есть мочи. Уверен, кто-нибудь из нас услышит крик или звон и поспешит на помощь.

— Вероятно, вы не поняли, какая опасность грозит вам или вашим подмастерьям, мистер Торнтон, — осторожно начала Шимейн. — Поттс — убийца, настоящий зверь в человеческом обличье. В одиночку вам не совладать с этим чудовищем.

— Я умею постоять за себя и за тех, кто мне дорог, — заверил Гейдж, но задумался об опасности, которую пока не мог точно оценить. — На всякий случай я научу вас обращаться с мушкетом.

Шимейн облегченно вздохнула, наконец-то добившись желанного ответа. Подавшись вперед, она наблюдала, как Гейдж полотенцем стирал с ее ног излишки мази. Затем, присев на корточки и позволив Шимейн опустить юбки, он принялся вытирать руки полотенцем. Очевидно, он не испытывал неудобства, сидя на полу.

Шимейн с удивлением заметила, что раны на ногах уже не причиняют ей мучительной боли.

— По-моему, мистер Торнтон, вы не только великолепный столяр, но и отличный врач. Боль уже утихла. Большое вам спасибо!

Гейдж слегка кивнул, принимая ее комплимент, но больше, чем смысл ее слов, его заворожила интонация и голос — Шимейн сумела произнести его фамилию так, что она прозвучала, словно перезвон крохотных серебряных колокольчиков на ветру. Вспомнив, что он уже предложил называть его по имени, Гейдж решил, что более официальное обращение из уст этой девушки сильнее волнует его. Очевидно, на ее произношение оказал значительное влияние ирландский говор Шеймаса О'Хирна.

— Через несколько дней раны затянутся, — пообещал Гейдж. — А через месяц исчезнет и краснота. К тому времени я куплю вам пару туфель.

— Незачем беспокоиться, мистер Торнтон, — мягко возразила Шимейн. — Я благодарна вам уже за то, что мне не придется ходить босиком. Эти туфли немного великоваты, но довольно удобны. Я уже знаю, каково обходиться без обуви, и благодарна за эту пару. По правде говоря, ходить обутой гораздо удобнее — по крайней мере не чувствуешь ступнями каждый камешек или щепку.

— Я предполагал, что туфли Виктории будут вам велики, — заметил Гейдж. — Несмотря на стройность, моя жена была почти на голову выше вас.

— Тогда Эндрю тоже будет рослым мальчиком. Да и может ли быть иначе, если сами вы так высоки? Уверена, едва Эндрю подрастет, он будет точной вашей копией.

— Виктория сказала то же самое, как только Эндрю родился, — вспомнил Гейдж. — Пожалуй, она не ошиблась. У Виктории были светлые, почти белые волосы, переливающиеся на свету. Я часто наблюдал, как ветер треплет их и всегда удивлялся, как они не путаются.

Шимейн бессознательным жестом отвела со лба выбившиеся пряди и задумалась. Ее волосам недоставало мягкости, локоны были так густы и непокорны, что их приходилось усмирять, заплетая в косы или сооружая прически, на которые не хватило бы терпения даже у самого искусного парикмахера. Горничной Шимейн доставляло удовольствие красиво укладывать волосы хозяйки, перевивая их золотистыми лентами. Впрочем, этой женщине приходилось воевать с локонами Шимейн с тех пор, как той исполнилось десять лет. Воспевая хвалу волосам Шимейн, Нола часто заявляла, что в свете не найти ни единой знатной леди, которая была бы причесана так же изысканно, как ее обожаемая хозяйка.

— А у меня слишком непокорные волосы, — пожаловалась Шимейн, жалея, что она лишена талантов, которыми обладала Нола. — Сегодня днем я чуть не отрезала их, чтобы не тратить времени на бесконечное распутывание.

Гейдж проследил, как упрямая прядь упала на лоб Шимейн, едва она убрала руку. Ему хотелось протянуть руку и коснуться этого тяжелого локона, ощутить его шелковистую упругость, но он вовремя спохватился, догадавшись, что в этом случае его служанка отпрянет, как испуганная лань. Он уже понял, как пуглива Шимейн, и догадывался, что она совершила над собой небывалое усилие, позволив ему натереть мазью ее ноги.

— Мне нравятся ваши волосы, Шимейн, и я бы расстроился, если бы вы отрезали их.

Внезапно сообразив, что она чуть не навлекла на себя гнев хозяина, Шимейн забеспокоилась и решила признаться в еще одном поступке, пока Гейдж не узнал о нем сам.