Страница 94 из 99
“Кто свой, кто нет — да-да, именно это сейчас и происходит, разделение на своих и чужих. Люди снова узнают „своих” по кодам — цитатам, обрывкам фраз. По отношению к тем или иным фактам литературной и общественной жизни. Ну, как в застое — если вы помните”.
“Москвы как исторического города больше нет, говорить об этом нечего. Сейчас Москва — это огромный памятник дикой алчности и невероятному скудоумию, примитивности мышления городских властей. И людей, которые все это допустили. Это памятник тому, как жить не надо”.
Татьяна Щербина. Что стало с поэтом Цветаевой? Не юбилейное. Ко дню рождения Марины Ивановны. — “Частный корреспондент”, 2009, 10 октября <http://www.chaskor.ru>.
“Цветаева пишет о „поэтической позе”, в которой упрекали Бальмонта: „То, что так часто принимают за позу, есть лишь природа поэта, странная обычному человеку… Позировать поэту не для чего: он настолько заметен, что первое его насущное желание — пройти незамеченным”. <...> Что же касается позы, то на сегодняшний взгляд не только Бальмонт, а все поэты Серебряного века — позеры. То, что они ощущали как миссию (да хоть ахматовское „я была тогда с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был”), сегодня звучит неудобоваримой выспренностью”.
“Если Цветаева — это голос, рвущийся наружу, криком, шепотом, восторгом, осуждением — когда как, то современный поэт — скульптор. Тот, кто умеет от языковой глыбы отсечь все лишнее, может восхитить своей скульптурой, чаще всего ледяной, поскольку в горячем информационном потоке все быстро тает, но фотографии ледяных скульптур уже заняли свое место в альбоме. „Лишь однажды Блоку удалось убежать от себя, — пишет Цветаева, — на жестокую улицу Революции”. Современный поэт никуда не бежит, он — Данила-мастер, его задача — построить языковой модуль. Модуль, а не „слова”, должен быть своим. Или — какое еще сегодня есть понятие — поэт-проект, и тут вопрос удачного или неудачного замысла и презентации, позиционирования. Цветаева, попади она в наше время, потеряла бы дар речи”.
Михаил Эпштейн. “Философы будут создавать миры”. Беседовала Ольга Балла. — “Частный корреспондент”, 2009, 15 октября <http://www.chaskor.ru>.
“Это были потенциальные слова, которым он [Владимир Даль] контрабандой давал место в своем словаре. Контрабандой, потому что эпоха была позитивистской, реалистической, и Даль считал задачей своего словаря отразить некнижный язык, сделать сдвиг с письменного слова на устное. Но он сделал и еще один сдвиг: с того, что говорится, на то, что говоримо, на возможности языка. Правда, он это прятал. Он никогда не выносил своих новых слов в качестве заглавных, а давал их в виде возможностей словообразования внутри существующих гнезд”.
Михаил Эпштейн. Цунами со знаком плюс. Счастливые и несчастливые семьи. Толстовская насмешка? — “НГ Ex libris”, 2009, № 36, 24 сентября.
“А ведь уже больше века прошло — пора бы заметить, что зачин к „Анне Карениной” имеет оборотный смысл, что счастье, каким оно выступает в романе, гораздо более единственно, удивительно, невероятно, ни на что не похоже, чем все эти вполне типовые и даже тривиальные несчастья с предсказуемым исходом. <...> Для меня очевидно, что это пример „чужого слова” в авторской речи Толстого или, во всяком случае, такого слова, которое чужеет, отстраняется Толстым по ходу романа. Это типичная сентенция в духе великосветской моральной философии. Такое могли бы изречь Ларошфуко или Лабрюйер. На худой конец, это может быть мысль самого Стивы Облонского, который одновременно и жалеет о случившемся, и пытается утешить себя. Но испытания сюжетом и жизнью эта мысль не выдерживает”.
Я, по-моему, плохой ученик… Беседу вел Роман Сенчин. — “Литературная Россия”, 2009, № 36, 11 сентября.
Говорит прозаик Михаил Земсков: “Недавно поймал себя на мысли, что мне стал совсем неинтересен классический театр. Для меня театр — прежде всего энергия, ее обмен и взаимодействие между всеми, кто находится в данный момент в данном месте — в театральном зале, — актерами, зрителями, даже осветителями, звукорежиссерами, администраторами или кем-то еще, кто там может оказаться. Классический театр в этом плане более самодостаточен, более погружен в себя, в текст. Хотя текст, конечно, тоже играет большую роль — он отправная точка, с которой начинается рождение и посыл энергии. Небольшие новодрамовские театры, экспериментальные постановки, новые течения в театре — play back, другие импровизационные направления — часто выигрывают в этом плане за счет того, что они более открыты зрителю, вступают с ним в больший контакт. Поэтому и обмен энергией мощнее. Но, с другой стороны, новодрамовские театры, режиссеры иногда слишком полагаются на эффект контакта со зрителем, на какие-то экспериментальные вещи, надеясь „выехать” только за счет этого, теряя первоначальный смысл, посыл постановки. В таких случаях та же самая энергия либо быстро уходит в никуда, либо вообще не зарождается, не имея под собой основы”.
“Доступность кино- и видеооборудования, включая монтажные возможности, невероятно упрощает процесс производства кино, позволяет практически любому человеку снять короткометражный или даже полнометражный фильм. Это, конечно, прежде всего на руку авторскому кино, где главное — идея, авторский взгляд, которому обычно не нужны большие бюджеты, спецэффекты и т. д., и это замечательно. Хотя у этого есть и обратная сторона — авторское кино все больше отделяется от „большого”, прокатного кино, маргинализуется”.
Составитель Андрей Василевский
“Власть”, “Вертикаль. XXI век”, “Вопросы литературы”, “GalaБиография”, “GZT.RU”, “Дружба народов”, “Зарубежные записки”, “Знамя”, “Итоги”, “Мория”, “Нева”, “Новая кожа”, “Новая Польша”, “Новая Юность”,
“Новые Известия”, “Рубеж”, “Русский репортер”, “Север”, “Фома”
Виктор Боков. Жизнь — радость моя… Вступительное слово Елены Пиетиляйнен. — “Север”, Петрозаводск, 2009, № 9-10 <http://sever-journal.ru>.
Стихотворной подборкой недавнего юбиляра (в сентябре Бокову исполнилось 95) открывается свежий номер карельского “Севера”. Пока я понемногу читал журнал, пришла печальная новость о смерти этого чудесного старика, который еще совсем недавно выходил в свой переделкинско-лукинский садик подышать подмосковным воздухом (его огороженный сеткой изящный домик — сразу за поворотом речки Сетунь). Все знали: здесь живет человек, написавший про оренбургский пуховый платок и моряка, едущего на побывку. Боков был чем-то похож на свои стихи, которые ежедневно текли через него, как эта самая речка. Я люблю его живописные строки на смерть Хлебникова, опубликованные в год столетия великого будетлянина четверть века тому назад: “…Не было ни грелок, ни сиделок, / Ни матросов, спутников морей. / Уходил, как парень с посиделок, / Как монах с мешком для сухарей. // Звезды перестраивались в числа, / Чтобы стать в почетный караул. / Месяц, астраханская купчиха, / В астраханской заводи тонул”. Сохранились слова Андрея Платонова: “С Виктором я могу говорить до полного обветшания”.
Добавлю, что главный редактор “Севера”, написавшая вступительное слово к стихам Бокова, постоянно делает интересные интервью для своего издания (в этом номере — беседы с Андреем Василевским о “Новом мире” и филологом Еленой Марковой о наследии Николая Клюева).
Дмитрий Быков. Две могилы. — “GZT.RU”, 2009, 14 октября <http://www.gzt.ru>
“Пусть демагоги утешаются разговорами о „будущем”, в котором всем воздастся; о необходимости подлаживаться под новое поколение читателей, которое так и не вырастает — увы, — потому что для воспитания этого нового поколения нужны некоторые важные условия… Какие же, например? А вот чтобы хоть одно слово что-нибудь весило, чтобы хоть один закон соблюдался. Чтобы не хоронили воров с почестями посреди Москвы для начала как минимум, а поэты чтобы не прирабатывали до старости и не получали гонорар книжками. <...>