Страница 23 из 99
Сижу у окна.
За стеклом осень.
И ещё страна,
которая подаёт и просит.
На расстоянии виднее, как мы шли
от рублей к башлям,
как нба ветер бросали несметные суммы.
И рвали на груди рубашку,
где надо бы было подумать.
Нашенской власти завсегда не хватало
прозорливцев,
умеющих мозговать, а не скакать галопом.
Им и нынче трудно пробиться
сквозь ряды льстецов и холопов.
…За окном облетающее золото империи.
Зима чувствуется.
Нас спасти может разве только чудо.
И я в него верю.
Нежданное
Время сдвинулось, ветры ли спятили,
чувства и боль оголя,
поблескивает речка в памяти.
И пахнут тополя.
Как радость, притаённая
на день чёрный,
забытая и выпорхнувшая невзначай,
смеётся задиристо девчонка.
И прыгает в воду крича:
“Выручай!”
Помню, в ту пору
призыв игривый сильно меня смутил.
А вскоре
наши навсегда разминулись пути.
И вот необычайно чётко,
точно прояснило после затяжных
дождей,
заливается смехом озорная девчонка.
И кружит голову дурман тополей.
Слушая русскую песню
Слушаю песню русскую,
где дорога, столбы верстовые.
И с грустью кукушки
перекликаются часовые…
В памяти ожили таёжные
полустанки,
команда конвоя: “Живей телись!”
И доверительный рассказ цыганки,
тешивший меня всю жизнь.
Был ли в этапах, обитал на свалке,
другую терпел беду,
я верил в предсказанье гадалки,
как в заветную свою звезду.
Ветра холодные дунули
иль извела нужда,
я разочаровался в посулах ведуньи.
А вернее, устал ждать.
…Чего — неизвестно —
мятущаяся искала душа.
А песня —
она и не смолкала в моих ушах.
Обострённость
С годами становлюсь сентиментальным —
трогают всякие пустяки:
авоська за окошком
в районе спальном,
выброшенные башмаки.
И другие безделки, ерундовины
вызывают далёкие
картинки, связи.
Как шкандыбал по колдобинам,
грёб по грязи.
Даже совершенная чепуха, мелочь
забытую кличут боль.
…Нынче то тут, то там никчёмная
посверкивает мелочь.
Видно, подорожает соль.
Облако в небе
Облако в небе —
больно глядеть.
Как белая лебедь
на светлой воде.
Тает — не тает,
плывёт — не плывёт.
Путь ли пугает?
Ветра ли ждёт?..
Так я днём погожим
дал тягу из дома.
И чувства похожи,
и страхи знакомы.
Стоял на распутье,
с собой не в ладу.
Отнюдь не попутный
мне ветер подул.
…Дымные спицы
солнца в реке.
Обманная птица
в моём далеке.
Мудрость любящего
Взывая к Всевышнему, просят
малые детки,
нищий, укрытый рогожей.
Но редка, очень редка
помощь Божья.
И это не оттого,
что Господь не любит.
Другое известно Богу:
ничто так не губит,
как свалившаяся с неба подмога.
У окна
На изрисованном морозом стекле — проталина.
Словно голубая полоска воды
во льдах паковых.
Сквозь неё смотрю, как пропитание
ищет себе бомж в мусорных баках.
Встряхивая, поверяет на слух
тёмную винную посуду,
придирчиво перебирает выставленный особняком
комодный ящик.
Вот так в памяти и я неохватную ворошу груду,
оставшуюся от жизни моей непутящей.
Оживляю встречи, дружков сгинувших,
клявшихся воротиться:
“Кровь из носа!”
Точно вглядываюсь в черепки глиняные
со следами росписи.
…Нещадный ветер затягивает просвет
меж громоздких льдин,
затуманивает бедолагу с его
вольным коштом.
И я у окна один
со своим прошлым.
В стороне от дорог
Русские деревеньки
в стороне от дорог.
Здесь не водятся большие деньги,
но и нет связанных с ними тревог.
Хотя есть свои треволненья —
скотина, огород.
И всё-таки дышится вдали
от шумных маршрутов вольнее.
И проще народ.
Даже язык для ищущих дармовщинку
заезжих веников,
выразивших недоумение, мол, мёд
такой дорогой почему,
у местных жителей доходчивый
и откровенный:
“По х.. и по кочану!”
В глухие селения не требуются визы —
попробуй найди охотников
до подобных дыр.
Я сбегаю сюда. И в дешёвенький телевизор
смотрю на охваченный сумасшествием мир.
Ночь… Запятая… Ночь
Маканин Владимир Семенович родился в 1937 году в Орске Оренбургской области. Окончил МГУ. Живет в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.
НОЧЬ , шаги волновали ее. Влюбленность только нервировала Зинаиду, никакой подсказки ей взамен не давая. И не обещая даже… Маленькая гостиница спит, мужчина на втором этаже шагает и шагает по коридору, а Зинаида сходит с ума.
Вот он опять направо… Вот назад… Живой замедленный маятник. Зинаида едва слышит его. А в бабьей ее голове застряло лишь неуклюжее “броситься ему на шею”. Эти дурацкие навязчивые слова… Первые попавшиеся. Без подробностей.
Как только Зинаида поднимется на второй и двинется по коридору ему навстречу, он, конечно, сразу же посторонится… Уступая комендантше (женщине!) дорогу… Интеллигентный! Чувствует остро... Стоя вполоборота, еще и дружески ей улыбнется. И что?.. И что сказать дальше?.. И где тогда его шея?
Глупость какая! Одернуть его не за что... Перед сном человек может прохаживаться сколько хочет. Ходи себе и думай. Тем более что на втором плотный, сжирающий звуки дорогой ковер, и...