Трансформация интимности

Разделяемая история, которую два индивида разрабатывают совместно, в некоторой точке неизбежно становится сокрытой от других, составляющих обобщенный «внешний мир». Эксклюзивность не является гарантией доверия, но она тем не менее выступает важным стимулом к нему. Интимность означает раскрытие эмоций и действий, которую индивид вряд ли будет поддерживать под пристальным взглядом более широкой публики. В самом деле, открытость того, что скрывается от других людей, есть один из важных психологических маркеров, вероятных для того, чтобы вызвать дальнейшее доверие в другом, и к чему, в свою очередь, стремятся. Нетрудно видеть, как самораскрытие, которое предполагает интимность, может продуцировать созависимость, если она не идет рука об руку с сохранением автономии. Если психологическое «отдавание себя» другому не является взаимным и разумно сбалансированным, один из индивидов, вероятно, должен определять потребности другого, ожидая, что он или она будут следовать им.

Конечно, партнер по связи мог бы убедить, что он или она имеет круг друзей, равно как и других людей, на кого можно положиться в трудные минуты. И все же, поскольку доверие не может распространяться неограниченно, в таких решениях существуют свои приоритеты. Точно так же, как и любовники, друзья обычно требуют каких-то маркеров интимности, информации, которая предназначена специально для них. Кто-то, кто доверяет больше о своих чувствах другу, нежели своему любовнику, вероятно, имеет что скрывать о своих отношениях с этим любовником. Для многих гетеросексуальных пар эта проблема в определенном смысле «разрешается» самим фактом, что женщины так часто находят, что с их мужчинами трудно «поговорить». Они способны установить со своими подругами такие маркеры интимности, которые их мужья или мужчины-любовники могут отвергнуть.

Задавая определенные условия, чистые отношения могут обеспечивать облегчающее социальное окружение для рефлексивного проекта самости. Границы, личностное пространство и все остальное, такое, скажем, как терапевтические руководства, требуются индивидам для того, чтобы скорее преуспеть в отношениях, нежели скатиться в созависимость. Тем не менее очевидно, что здесь существуют также обширные области возможного напряжения и конфликта. Разделяемая история, которую развивает связь, может служить тому, чтобы заслонить собою беды во внешнем мире; один из индивидов или оба они могут стать зависимыми не столько один от другого, сколько от самой связи и ее рутин фиксированным образом, в качестве средства изолирования себя от полных обязательств по выполнению других социальных задач. Достижение равновесия между автономией и зависимостью является проблематичным.

Мобильная природа самоидентичности не обязательно легко совмещается с требованиями чистых отношений. Доверие должно каким-то образом приспособиться к различным траекториям развития, которым могли бы следовать партнеры. Всегда должна быть определенная лицензия на доверие. Доверять кому-то означает отказаться от возможности держать их на поводке или заставлять их действовать в рамках определенных форм. Тем не менее автономия, которая даруется другому, не обязательно будет использована таким образом, чтобы исполнить те потребности, которые имеет в отношениях партнер. Люди «растут отдельно друг от друга» — это достаточно общее наблюдение. И все же должны быть учтены более тонкие влияния. Например, сдвиг в изложении самости, как он мог бы быть осуществлен, обычно воздействует на распределение власти в отношениях и может подтолкнуть их в направлении созависимости.

Любой из полов — это темный континент для другого, и дискуссия, предложенная в предыдущей главе, достаточно легко показывает, почему это имеет такую тенденцию. Отчетливый смысл облегчения в спасении от сексуальных посягательств мужчин пронизывает аттитюды многих из респонденток Хайт, даже тех из них, которые продолжают заниматься гетеросексуальными сношениями. Выводы Хайт отражают точку зрения Шарлотты Вольф и других о том, что бисексуальные женщины обладают гораздо большей привязанностью к женщинам, чем к мужчинам, даже когда они состоят в гетеросексуальных браках[190].

Пластичная сексуальность, если она вполне развита, подразумевала бы нейтральное отношение к пенису. Немногие из женщин в исследованиях Хайт или Вольф способны или склонны к тому, чтобы свободно перемещаться между мужчинами и женщинами, однако они в значительной степени запутывают свои сексуальные переживания. И все же лесбийские женщины ломают стереотипные представления о том, что женщины моногамны по своей природе. Большинство из респонденток Хайт, если они находятся в разумно продолжительной связи, оценивают моногамию как желательный идеал. Но это связано в большей степени с осознанием центральной роли доверия, нежели с антипатией к сексуальному экспериментированию как таковому. Многие женщины говорят о трудностях, которые испытывают или сами они, или их партнеры от того, что остаются моногамными, по крайней мере, после того, как начальный период интенсивного физического влечения к партнеру подошел к концу.

Эпизодическая сексуальность мужчин выглядит более отчетливо связанной с неосознанными попытками исправить и подчинить всемогущую мать. Такого рода экстремальный авантюризм, кажется, в значительной степени отсутствует среди женщин. Тем не менее мы знаем, что желание подчинять не ограничивается мужской психологией, и не стоит удивляться, когда мы обнаруживаем, что некоторые женщины используют промискуитет как средство смягчения приверженности, которую предполагает первичная связь.

«Она ужасная любительница флирта, — как замечает одна женщина о своей любовнице... — и всегда была такою». Я наблюдаю это три года. Два года мы жили вместе. Наконец... я ушла. Я все еще вижусь с ней и сплю с ней, но я сплю и с другими женщинами тоже. После всего этого времени, когда я наблюдала, как она уходит с другими, я решила тоже попробовать — теперь мне это нравится, и я не уверена, что я в основе своей моногамна больше, чем кто-либо другой.

Меньшая доля лесбиянок, чем гетеросексуальных замужних женщин имели или имеют приключения вне своих первичных связей, хотя цифры все же существенны (около трети среди респонденток Хайт). «Я каждый раз имела секс вне моих связей»; «Я не любила, я вожделела» — не наводит ли это на мысль, что мы слышим скорее гетеросексуальных мужчин, нежели лесбийских женщин?

Однако определенные различия все же имеются. Большинство гетеросексуальных женщин скрывают свои похождения от своих партнеров, а среди гомосексуалов немоногамный секс протекает, как правило, со знанием и молчаливым согласием партнера или очень быстро доводится до его сведения. Причина, кажется, состоит в более высоком уровне коммуникации в отношениях женщина-женщина — в противовес гетеросексуальным отношениям. Отход от моногамии чаще обсуждается открыто, и моногамия в меньшей степени является остатком традиционных норм брака, нежели стандарт, установленный путем консенсуса. Там, где другие связи с самого начала не выносятся открыто, они имеют тенденцию в тот или иной момент выйти на свет.

Немногие женщины упускают эпизодический секс с мужчинами, когда возникает такая возможность, но такое случается реже с другими женщинами. Одна продолжает иметь секс с мужчинами специально для этой цели. Другая говорит: «Я нахожу почти невозможным иметь такого рода „забавы“, которые я использовала с мужчинами в существенно обезличенных сношениях с женщинами. Не бывает, чтобы вы не смогли узнать женщину в таком процессе — здесь гораздо больше разговоров, больше привязанности — вы становитесь друзьями очень быстро». В соответствии с данными Хайт, 60 процентов лесбийских женщин остаются близкими и долгими друзьями со своими экс-любовницами и после разрыва связи[191].

Выдающейся характеристикой отчетов лесбийских женщин является интерес к интенсивной и искомой природе сексуального наслаждения. Хотят ли женщины секса? Эти женщины, конечно же, хотят, и они активны в поисках сексуального удовлетворения и в самой связи, и вне ее. Если измерение сексуального удовольствия оргазмической реакцией — сомнительный индекс, как утверждали многие, но, разумеется, не лишенный ценности, если сопоставить его с сексуальными депривациями, которые женщины испытывали в прошлом, — то лесбийский секс является более успешным, чем гетеросексуальная активность. Более того, существует большее равенство в отдавании и получении сексуальных переживаний: «Между нами существует связь, которую я никогда не смогла бы сравнить с теми переживаниями, что я испытывала с мужчинами»; «Мне нравятся способы, применяемые женщинами, тела, страсть, мягкость, сочетаемая с силой»; «Я никогда не чувствовала себя зажатой, занимаясь сексом с женщиной. С мужчинами я всегда чувствую себя подавляемой». По большей части эти акценты выглядят совместимыми с сексуальной отзывчивостью и активно служат для ее продуцирования. Эти женщины уличают во лжи идею о том, что эротизация женского тела достигается ценою генитальных ощущений. Фактически двое идут рука об руку — это нечто такое, что совместимо с влиянием пластической сексуальности.

190

Charlotte Wolfe. Bisexuality. — London: Viking, 1988.

191

Хайт в Women and Love фактически обсуждает этот феномен дважды — на стр. 610 и стр. 641, очевидно, не замечая повторов. Цифры, приведенные для женщин, которые остаются близкими подругами со своими экс-любовницами, слегка различаются в двух местах — 64 процента в одном месте и 62 процента в другом.