Страница 22 из 22
— Хм, нахапать побольше, так?! Или вы что-то другое написали?
— Не может быть такого смысла, понятно?!
— Да вы успокойтесь!..
— Знаете, у Чехова: «Молодой человек собрал миллион марок, лег на них и застрелился»?!
— Что вы кричите? Посмотрите вокруг, сейчас время такое!
— Я не кричу! И время сейчас не такое! Время у каждого свое! Как живешь, такое у тебя и время!.. Это не смысл, чтобы нахапать! Это бессмыслица! Смысл в том, чтоб понять, зачем ты нужен, для чего живешь! А вовсе не — «нахапать побольше»!!!
— Сейчас время другое, и люди другие стали! Хотите, любую машину остановим, спросим, в чем смысл жизни! Как вы думаете, что они ответят?! Можем пять машин остановить, десять!!!
— Это не люди другие! Это жизнь, значит, неправильно устроена! Если кто вступает в нее с идеалами, постепенно вынужден отступиться от них. Вера в любовь, в добро, в бескорыстие — это и есть вера в идеалы. Если вера исчезла, человек пуст… Время сейчас — не «такое»! Время у каждого свое! Как ты живешь, такое у тебя и время!..
— Да, знаете… Хотелось бы прочесть, что вы там написали, а то ведь умрешь, а так и не узнаешь, зачем нужно было жить… Пробивайтесь. Удачи вам. Счастливого пути.
ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ ПИСАТЕЛЯ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ. Что значит — все будут счастливы? Нельзя сразу построить дом. Сначала нужно заложить фундамент, а фундаментом являются люди, каждый человек. И покуда не будет уважения и внимания к этому отдельному человеку, вообще ничего не будет, никакого дома…
А пока — надо взять себя в руки, ведь я еще не жила по-настоящему! Я ничего не успела! Как хотелось бы найти Слово, понятное на всех языках, обратиться с ним к людям, населяющим шар земной, быть услышанной и понятой!.. Сколько причин, чтобы жить: и любовь существует на свете, и все люди — братья! И, чтоб найти свой Розеттский камень, не обязательно ехать в Египет, нужно только как следует подумать, сообразить, какой из камней — твой, а потом душу в него вложить, и камень обязательно заговорит! «Ветром опрокинутое дерево имеет больше ветвей, чем корней!» Значит, корней у меня меньше? Нет, корней у меня больше, и потому я останусь жить, и напишу о Маргарите и о Фаусте, иначе мне снова не будет покоя по ночам, и я неизвестному собеседнику буду рассказывать об этом, сидя на подоконнике «в платке лунного света…».
Теперь о тебе, Петр. Нет у меня твоей фотографии. Адрес я тоже не взяла, но облик твой сохранится в памяти моей, и все, что ты рассказывал, я буду помнить всегда: и о чайной церемонии, устроенной для тебя в Москве, и о Кубе, и о многом другом. И теперь полуподвальные окна одного из домов на Цветном бульваре напоминают мне об окнах «Флоридиты», кафе в Гаване, где подавали двойной дайкири, что так любил Хемингуэй… И — ночное кафе, куда ходят только парами. Темнота. Совсем нет света, и лишь фосфоресцируют манжеты и воротнички стюардов, ловко снующих между столиками и видящих, будто кошки, в темноте…
И — ты! ты! ты!!! Потерявший, будто школьник, шарф! С больным горлом, такой нежный и красивый! Такой прекрасный! Милый мой! Капитан с неведомого корабля!.. Югославия моя, Югославия! Сколько раз, поздней ночью, когда люди и страны, разделяющие нас, спали, я старалась докричаться до тебя, Петр, чтобы ты услышал, чтобы ты понял, как мне одиноко без тебя. Но — в школе-то я была сильна в теории, в абстрактных рассуждениях, а на практике-то, Петр!.. Я кричала в окно, а окна у меня расположены на северо-западной стороне, вот и слышали меня медведи да пингвины, но ты, Петр, не мог услышать моего голоса…
(Если б ты был инженер!!!
А еще лучше — оператор!!!!!!)
— Знаешь ли ты теперь, в какой стороне Югославия?
— Да!!! Я знаю!!! На юго-западе!!!
— Тебе дается одна минута! Покуда Шарф Не Коснется Земли!
— ПЕТР!!! — И звезды посыпались с неба. Одна звезда мягко опустилась на ладонь.
— Ну, бросай же быстрей!
И я швырнула ее в сторону Югославии, и звезда обернулась… шарфом…
Чей это был шарф?
Поэта и безумца? Или — ковровая дорожка Эйнштейна?
Или — тот, что мы бросали с преподавателем Юрой с Эйфелевой башни?
Не знаю. Только Петр теперь не простынет никогда.
Минута кончилась. «Московское время старосты, Елены Владимировны, истекло…»
«…нам пора… Кони роют землю, содрогается маленький сад», — так говорит Азазелло. В «Фаусте» Мефистофель: «Выведи ее… волшебные кони… будут готовы», — однако в «Фаусте» кони всадников так и не дождались — Маргарита отказалась бежать…
Петр, Петр!.. Волшебные кони нас не дождались, и я хочу повторить тебе слова Маргариты: «Прости меня и как можно скорее забудь… Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня».
Я теряю сознание. Мне совсем плохо. Поняли ли вы, что я хотела сказать? Я постаралась дать все ключи…
(— Почему герой — иноземец?
— Потому что все люди — братья! Всех волнуют одни и те же проблемы! Не имеет значения, когда ты родился: двести лет назад, двадцать или родишься через тысячу лет. Неважно, какой у тебя цвет кожи и разрез глаз! Всегда человек хотел и хочет понять: кто я? что я? зачем?! Ведь взять даже Китай: при раскопках там найдено множество гадальных костей с иероглифами. Когда иероглифы прочтут, я уверена, выяснится, что хоть один древний китаец спросил об этом!
— Вещь называется «Балладой о Розеттском камне», но о самом камне в ней несколько страниц?!
— Это аллегория. Суть в том, что каждый — один раньше, другой позже — должен найти свой камень (например, я хочу найти, обрести вас, дорогие мои слушатели. Без вас — жизнь моя не имеет смысла… Удастся ли, нет ли — кто знает)… В этом смысл жизни. Для этого она дается человеку.
— Хорошо, но в повести много всего такого… Мало ли что люди подумают?!
— Вот это-то и прекрасно! Люди для того и созданы, чтобы думать! Пусть они подумают!!!
(Для этого нужны книги. Для этого нужны писатели.)
…Звонок в дверь. Ночь кончилась. С неба упали первые капли и омыли сонное лицо земли… (Лицо… лицей… Лицей — это то, где получают лицо! собственное лицо!!!) И по тому, насколько дым, идущий из трубы, прижимался к крыше, можно было судить о силе дождя…
(— Но ведь был февраль? 15 число?!
— Мы же с вами вместе решили, что был — февраль, а будет — май! Еще и сирень расцвела, и люди погружали лица свои в лиловые, белые и розовые облака…)
А в это время — может быть! — в городе, от которого «хоть три года скачи», на площади у Дома культуры, на Коммунистическом проспекте, включили громкоговорители, и — музыка, как перед праздником… «Я люблю тебя, жизнь…»
Я, побывавший там, где вы не бывали,
я, повидавший то, чего вы не видали,
я, уже там стоявший одной ногою,
я говорю вам — жизнь все равно прекрасна.