Страница 22 из 48
Дополнительную охотничью службу (Maître de service supplémentaire (chasse)) возглавлял Никола[133] де Лопиталь (Nicolas de L'Hospital) (ум. 1644 г.), маркиз, затем, при Анне Австрийской, с 1643 г., — герцог де Витри (Vitry), не зарегистрированный Парижским парламентом, кавалер ордена Святого Духа, капитан королевских гвардейцев, губернатор Прованса. Он был уже наследственным держателем своей придворной должности, т. к. его отец Луи де Лопиталь, маркиз де Витри, камер-юнкер герцога Анжуйского, брата Генриха III, являлся также капитаном королевских гвардейцев. Несмотря на немилость короля и последующее заключение Никола де Лопиталя в Бастилию ввиду его военных неудач, маркиз-герцог тем не менее смог сохранить придворный пост капитана гвардейцев за своей семьей, добившись передачи его своему младшему брату Франсуа, продолжая числиться начальником дополнительной охотничьей службы.
Таковы были главные персонажи гражданского дома короля, центральной части двора Людовика XIII в последние годы его царствования. Достоинство каждого придворного определялось титулом, соотнесенным с должностным положением. Получение придворной должности, сопровождаемое негласной уплатой ее предполагаемой стоимости бывшему владельцу и вышестоящему должностному лицу, обеспечивало ее новому держателю близость к королю, почет и социальное превосходство, за которыми стояло богатство и власть. Утверждая штат своего дома, Бурбоны обращали особое внимание на древность рода каждого дворянина, приказывая всем придворным представлять доказательства благородного происхождения минимум с 1550 г. Логика королевской политики, как в Средние века, так и в Новое время, исходила из того, что монархия зиждется на мощном фундаменте из[134] аристократических родов, чьи корни уходят в глубины времен. Однако в равной степени с происхождением в деле получения высших придворных должностей играли роль военные заслуги перед короной, ведь дворянство продолжало рассматриваться только как военное сословие, преемник рыцарства, а также — степень преданности и лояльности к монарху. В последнем случае принимались во внимание не только личные достоинства дворянина, титулы и должности на королевской службе его предков, но также характер его взаимоотношений с королем и кардиналом Ришелье. Первый министр пытался делать все возможное, чтобы добиться наполнения дома короля только лояльными себе аристократами.
В доме Людовика XIII (точнее говоря, в гражданском доме короля, ибо мы не рассматриваем здесь персональный состав военного дома короля, социальные характеристики которого в общем аналогичны характеристикам гражданского дома) господствовали представители старинных французских и иностранных фамилий, которых, однако, можно назвать новой аристократией, поскольку их титулы, как правило, превосходили титулы их предков. Характерно, что последние практически все обеспечили своим детям карьеры при дворе, выдвинувшись на военной службе благодаря верности Генриху III или Генриху IV во времена гражданских войн и затем в мирное время получив награды и должности. Появление новых титулованных фамилий из среднего и мелкого дворянства было связано не только с потребностью короны отличать верных ей представителей второго сословия, но и со значительным оскудением и численным уменьшением знати после сорокалетних рели-[135]гиозных смут. Генрих IV и Людовик XIII нуждались в достойном и почетном окружении. О том, что двор Людовика XIII наполняла именно новая знать, свидетельствуют брачные союзы названных персонажей: за редким и вышеоговоренным исключением, их женами были представительницы незначительных дворянских семей. Замечательно, что среди перечисленных руководителей дома короля не оказалось (за исключением Шевреза) потомков сторонников Лиги, оспаривавших власть и корону у Генриха III. «Кадровая» преемственность придворных, служивших последним Валуа и первым Бурбонам, кажется очевидной.
Обладатели главных придворных постов гражданского дома короля, как отмечалось, разбивались как бы на две группы. В первую входили носители высших коронных чинов — один герцог, один маркиз и один граф — принц королевской крови (кардинал Лионский в данном случае упускается нами из виду), во вторую — все остальные, т. е. три герцога, шесть маркизов, три графа и один барон. Очевидно, что при Генрихе IV и Людовике XIII не было четкого соответствия должности определенному титулу, что имело место уже при Людовике XIV. Так благодаря фавору короля маркиз де Сен-Мар стал обер-шталмейстером, хотя до него этот коронный пост принадлежал семье герцогов де Бельгардов; граф де Маран и герцог де Бриссак занимали равные почетные должности в ведомстве королевского стола. Более или менее устойчивой подгруппой оказались первые камер-юнкеры: из четырех человек трое были потомственными маркизами, один — графом, но сыном герцога. Подобная ситуация в доме короля была связана с[136] обоснованным опасением монархов приближать высшую знать к влиятельным придворным постам — лишь четыре герцога-пэра занимали реальные функциональные должности при Людовике XIII, причем трое из них удостоились своих титулов в его царствование. Корона была уверена в их лояльности. Только герцоги могли претендовать в обмен на политическое бессилие и лояльность на исключительные почести и награды. Все четверо названных герцогов являлись также губернаторами больших областей и обладателями значительных состояний. Из маркизов только один Сувре-Куртанво какое-то время занимал пост губернатора крупной провинции, и это стало возможным лишь благодаря благоволению короля.
Самые важные губернаторства в XVI-XVII вв. были почти исключительной прерогативой герцогов. Герцоги — губернаторы, не входящие в штат двора, составляли придворную аристократию, привязанную к нему и обязанную участвовать во всех дворцовых церемониях, но обладающую гораздо меньшими правами при доступе к персоне монарха, чем герцоги с придворными обязанностями, главным образом ввиду своих потенциальных политических претензий на власть. Все царствование Людовика XIII прошло в борьбе с высшей аристократией как при дворе, так и в провинции. Корона пыталась приручить ко двору верхушку второго сословия, что было бы гарантией внутриполитической стабильности, но не рисковала наделять ее придворными постами с реальными полномочиями, т. е. возможностями влиять на королевские решения и соучаствовать в управлении государством. Поэтому многие знатнейшие фамилии Франции, когда-либо активно участвовавшие в политической[137]жизни, были со времен Генриха III и Гугенотских войн отстранены от дворцовых должностей: Гиз-Лотарингские, Вандомские, Валуа-Ангулемские, Лонгвиль-Орлеанские и др. Свою политическую активность они реализовывали в придворных интригах, заговорах и реже — в вооруженных мятежах.
Основной профессией дворянства считалась война, и в период военных действий мужская часть двора какое-то время проводила на фронте, хотя с 1635 г. Людовик XIII освободил придворных от обязательной мобилизации. Дворцовая служба тем не менее у большинства аристократов сочеталась с военной. Хотя практически все рассматриваемое окружение короля побывало на войне с Испанией и с Империей, но многие находили повод дезертировать и вновь оказаться при дворе. Военная служба, впрочем, оставалась престижной, и придворные часто обзаводились военными должностями, благодаря чему добивались высоких придворных (гражданских) постов.
Большинство обладателей этих постов являлись уже потомственными придворными и рассматривали свои почетные обязанности в доме короля как семейную собственность. На примере названных персонажей прослеживается очевидная наследственность должностей минимум в двух-трех поколениях. Причем ради укрепления личной привязанности и лояльности, а также с целью упрочения материального положения своих придворных, монархи позволяли представителям высшей знати занимать по два, а то и более придворных поста, не считая остальных должностей вне двора.
Невозможность непосредственного исполнения сразу нескольких обязанностей в доме короля, провин-[138]ции и армии порождала синекуры, то есть почетные должности с формальными функциями. Запрещение короля на самовольный отъезд знати в провинцию и все возрастающая привлекательность двора способствовали этому процессу, который при Людовике XIII получил дальнейшее развитие. Как правило, при дворе находились целые родственные дома, так или иначе кормившиеся за счет наиболее высокопоставленного родственника и с его помощью добивавшиеся постов и бенефициев. Это касалось практически каждого члена непосредственного окружения короля. Здесь особенно процветал семейный протекционизм. Хотя корона официально запрещала совмещение постов, но на деле зачастую поощряла укрепление придворных позиций тех дворян, которых нужно было отметить за безупречную службу. Последние Валуа и первые Бурбоны упорно и целенаправленно превращали двор в дворянский центр, который должен был функционировать в таком качестве из поколения в поколение, служа незыблемой опорой монархии и порождая новые благородные генерации. Отсюда и неизменное стремление короны идти навстречу дворянским родам, желающим передавать принадлежащую им должность как главную часть фамильного наследства. Вообще, наследование однажды полученного от монарха придворного места, предмета вожделений всех дворян Франции XVII в., считалось естественным и неотъемлемым правом аристократических семей, для которых важность и престиж официального положения при особе короля затмевали все остальные блага. Наследственность должностей, сложившаяся окончательно при Людовике XIII и являвшаяся элементом правовой психологии дворянского[139]сословия, послужила одной из причин образования достаточно замкнутого придворного общества.