Страница 8 из 29
— Откуда вы энаете?
— Я видѣлъ его оба раза.
— Гдѣ же вы находились?
— Въ моемъ бюро, налѣво отъ передней. Дверь въ бюро стеклянная, и, сидя за моимъ письменнымъ столомъ, я вижу всякаго, кто входитъ и выходитъ.
— Какъ долго былъ онъ въ отсутствіи во второй разъ?
— Около получаса.
— Вы видѣли, когда онъ ушелъ?
— Да. Я вошелъ въ бюро послѣ обѣда, около семи часовъ, и оставался тамъ, выходя только иногда въ переднюю, до четырехъ часовъ утра въ среду.
— Новые жильцы къ вамъ въ этотъ день не пріѣзжали?
— Нѣтъ. Всѣ комнаты были заняты.
— А прежніе жильцы провели этотъ день, какъ обыкновенно?
— Вполнѣ.
— Кто выходилъ изъ дому послѣ того, какъ капитанъ Поликсфенъ вернулся въ восемь часовъ?
— Никто.
— Подумайте хорошенько, м-ръ Гильгэ. Вы сказали намъ, что никто не могъ выйти изъ дому такъ, чтобы вы его не видѣли, и что послѣ того, какъ капитанъ вернулся, никто не уходилъ. Значитъ, онъ былъ у себя въ комнатѣ съ восьми часовъ вечера — а между тѣмъ рано утромъ на слѣдующій день трупъ его былъ найденъ зарытымъ на Кингсуе. Какъ вы это объясняете?
— Я не могу никакъ этого объяснить.
— Или онъ былъ убитъ въ вашемъ домѣ…
— Это невозможно, сэръ. Невозможно!
— Нѣтъ ничего невозможнаго, — возразилъ судья. — Или онъ былъ убитъ у васъ въ домѣ и его тѣло вынесли, или онъ вышелъ изъ дома и былъ убитъ на улицѣ. Вы полагаете, что никто не могъ пробраться мимо двери вашего бюро незамѣченнымъ вами?
— Не думаю, чтобы это было возможно.
— Гдѣ расположена лѣстница?
— Она начинается какъ разъ у дверей бюро въ передней.
— А другой лѣстницы нѣтъ въ домѣ?
— Есть еще лѣстница чернаго хода, по которой ходитъ только прислуга.
— А, вотъ что! Есть еще черный ходъ. Сколько у васъ человѣкъ прислуги?
— Пять мальчиковъ и двѣ кухарки.
— Куда ведетъ вторая лѣстница?
— Въ кухню и на дворъ.
— А со двора есть выходъ?
Въ эту минуту одинъ изъ полицейскихъ зажегъ газъ.
— Да, — отвѣтилъ м-ръ Гильге, щурясь отъ неожиданнаго свѣта. — Оттуда есть выходъ въ переулокъ. На ночь дверь со двора запирается на засовъ.
— Въ которомъ часу?
— Послѣ обѣда — въ семь часовъ.
— Запирается изнутри?
— Да.
— Такъ что изнутри всякій могъ бы ее открыть?
— Да.
— Можно спуститься съ этой лѣстницы и выйти, не проходя черезъ кухню?
— Да.
— Въ которомъ часу тушатъ свѣтъ на черной лѣстницѣ?
— Около одиннадцати часовъ.
— Переулокъ ведетъ въ Стрэнджъ-Стритъ подъ прямымъ угломъ, и вашъ домъ угловой, — не такъ ли?
— Да.
— Гдѣ расположена была комната капитана?
— Окно его выходитъ въ переулокъ.
— Кто занималъ комнату рядомъ съ нимъ?
— Одна вдова, м-ссъ Оппотери.
— Она здѣсь?
— Нѣтъ. Она больна и лежитъ въ постели.
— А съ другой стороны?
— Съ другой стороны комнаты идетъ внѣшняя стѣна.
— Значитъ, дверь комнаты капитана ближе къ черному ходу, чѣмъ къ лѣстницѣ, ведущей внизъ въ переднюю.
М-ръ Гильгэ подумалъ.
— Да. Она ближе въ черному ходу.
— Вы теперь, значитъ, соглашаетесь, что, въ концѣ концовъ, капитанъ могъ уйти, или его трупъ могли унести изъ дома въ теченіе вечера безъ вашего вѣдома?
— Да-а, — протянулъ м-ръ Гильгэ. — Но мои пансіонеры никогда не ходятъ по черному ходу.
— Конечно, — насмѣшливо сказалъ судья. — Но такъ какъ онъ, вѣроятно, не выскочилъ изъ окна…
— То, значитъ, сошелъ по черному ходу послѣ того, какъ прислуга ушла спать.
— Но зачѣмъ бы онъ это сдѣлалъ?
— Не могу себѣ представить. Никакой причины для этого не было. Онъ былъ человѣкъ безупречнаго поведенія.
— Такъ что болѣе вѣроятно, что его вынесли?
— Я не могу допустить, что въ моемъ домѣ могло быть совершено злодѣяніе!
— Сколько у васъ жильцовъ?
— Около шестидесяти.
— Вы заручаетесь удостовѣреніемъ ихъ порядочности?
— Я полагаюсь на мое собственное сужденіе.
Судья презрительно сжалъ губы; затѣмъ онъ быстро повернулся въ присяжнымъ.
— Хотите предложить какіе-нибудь вопросы?
Старшина присяжныхъ, готовъ былъ бы заплатить гинею за то, чтобы выдумать какой-нибудь хитрый вопросъ, которымъ бы онъ смутилъ свидѣтеля. Но ему ничего не приходило въ голову, и м-ръ Гильгэ вернулся на свое мѣсто въ залѣ, внутренно удивляясь, почему съ благодѣтелемъ человѣчества обращаются какъ съ человѣкомъ, заподозрѣднымъ въ преступленіи.
Судья сталъ снова смотрѣть на олеографію на стѣнѣ, и въ это время полицейскій ввелъ на свидѣтельское мѣсто стараго негра, одѣтаго въ широкій суконный пиджакъ, съ краснымъ галстукомъ на шеѣ. Онъ былъ видимо очень взволнованъ и на главахъ у него выступали слезы.
— Ваше имя? — началъ судья.
— Мое имя, судья? Мое имя Марсъ Коко, сэръ.
— Ну, а настоящее имя?
— Мое имя Марсъ Коко, сэръ. Меня звали Марсъ Коко еще когда я былъ поваромъ въ «Ледяномъ Домѣ».
— Въ «Ледяномъ Домѣ»?
— Да, сэръ. Въ Бродъ-Стритѣ. Въ Бриджтоунѣ, судья.
— Въ Бриджтоунѣ — въ Девоншайрѣ?
— Нѣтъ, сэръ, въ Барбадосѣ. «Ледяной Домъ» — большой ресторанъ, сэръ. Я былъ главнымъ поваромъ, сэръ. И всѣ негры называли меня Марсъ Коко за мой почтенный видъ, судья. Капитанъ Поликсфенъ взялъ меня оттуда.
— Вы знали капитана Поликсфена?
— Да, сэръ. Я былъ его другомъ, сэръ. Мы были большими пріятелями.
— И онъ взялъ васъ изъ «Ледяного Дома»?
— Да, сэръ. Онъ взялъ Марса Коко поваромъ на «Кобру».
— Какой линіи?
— Не знаю, сэръ.
— Это было давно?
— Давно ли, судья? Очень давно. Двадцать лѣтъ съ тѣхъ поръ прошло.
— И вы все время служили у капитана Поликсфена?
— Да, сэръ. Я служилъ на его дрянной «Кобрѣ» шестнадцать лѣтъ, судья, потому что я любилъ капитана.
— А потомъ оставили службу на «Кобрѣ»?
— Она оставила насъ. Она потонула въ Карлейльскомъ заливѣ.
— Кому она принадлежала?
— Господи Боже мой, сэръ! Не спрашивайте меня, кому она принадлежала, — я не знаю, сэръ.
— Что вы дѣлали послѣ того?
— Я остался въ Бриджтоунѣ и продавалъ сыръ и разныя лакомства на пароходахъ, сэръ.
— А капитанъ?
— Капитанъ вернулся на пароходѣ королевскаго флота.
— Это было пять лѣтъ тому назадъ? Когда же вы снова встрѣтились съ нимъ?
Негръ заговорилъ нѣсколько упавшимъ голосомъ:
— Мнѣ пришлось уѣхать изъ Барбадоса, судья. Непріятности вышли съ чернокожими. Я поступилъ поваромъ на пароходъ, который возвращался въ Соутгамптонъ. И тамъ, на пристани, я увидѣлъ капитана…
— Когда это было?
— Въ сентябрѣ. Я побѣжалъ за нимъ. Онъ очень обрадовался мнѣ и повезъ меня въ Лондонъ. Онъ сказалъ, что скоро опять поѣдетъ въ Барбадосъ и возьметъ меня съ собой, потому что ему нужна моя помощь.
— Для чего?
— Это тайна, судья. Развѣ я долженъ сказать?
— Конечно.
— Для того, чтобы разыскать кладъ, сэръ. Онъ хотѣлъ поѣхать за кладомъ, сэръ. За кладомъ, опущеннымъ на дно. Онъ сказалъ это мнѣ — и никому другому не говорилъ, судья.
Судья улыбнулся.
— Значитъ, капитанъ собирался въ Барбадосъ искать кладъ? А онъ разсказывалъ вамъ, что онъ дѣлалъ въ эти четыре года?
— Онъ былъ капитаномъ на другомъ суднѣ.
— На какомъ?
— Не знаю. Онъ плавалъ въ русскихъ водахъ, сэръ.
— Когда же вы должны были отправиться въ Барбадосъ?
— Очень скоро, соръ. Капитанъ только долженъ былъ сговориться съ судовладѣльцами. У нихъ о чемъ-то вышелъ споръ. О чемъ они спорили — не знаю. Я этихъ дѣлъ не понимаю. А потомъ онъ заболѣлъ, сэръ.
— Когда вы его видѣли въ послѣдній разъ?
— Во вторникъ, судья. Во вторникъ днемъ. Въ два часа, сэръ.
— Ему было тогда лучше?
— Да, сэръ. Гораздо лучше. Онъ былъ совсѣмъ веселый.
— Что онъ сказалъ вамъ, когда вы его видѣли въ послѣдній разъ?
— Онъ сказалъ: «Мы скоро поѣдемъ». Онъ сказалъ, что закажетъ каюты на слѣдующей недѣлѣ, сэръ.
— Вы не энаете, у капитана были друзья?