Отголоски войны

— Такъ, значитъ, вы не отплыли на «Бѣлой Розѣ»? — тихо проговорила она.

— Отплыли. Но пришлось вернуться за углемъ.

Они почему-то говорили вполголоса, взволнованными голосами. На палубѣ было темно, — казалось, что все спитъ, кромѣ нихъ, и только свѣтъ изъ прозрачнаго потолка каютъ-компаніи указывалъ на то, что внизу еще не спятъ. Наступило короткое молчаніе. Мэри чувствовала, какъ сильно бьется ея сердце, и думала о томъ, что чувствуетъ онъ при этой встрѣчѣ среди таинственной южной ночи.

— Такъ, значитъ, вы убѣжали, — проговорила она, наконецъ. — Я знала, что такъ и будетъ. Но сегодня утромъ…

Она только теперь отпустила его горячую руку.

— Я не убѣжалъ, — проговорилъ онъ. — Я плѣнникъ, отпущенный на честное слово. Я даже не думалъ, что увижу васъ. Я пріѣхалъ къ Тони. Но я такъ счастливъ! Я вижу, что мнѣ легче сказать все вамъ, чѣмъ ему, хотя я думалъ, что не рѣшусь говорить съ вами… Мнѣ все равно. Главное, что я васъ увидѣлъ. Мнѣ уже не стыдно…

— Что это значитъ? Почему вамъ должно быть стыдно? — спросила она.

Онъ разсказалъ ей о разговорѣ съ ея дядей на Темзѣ и объ условіяхъ, на которыхъ онъ спасъ свою жизнь.

— Правда, вѣдь это было преступно съ моей стороны, — сказалъ онъ. — Нельзя было входить въ соглашеніе съ преступникомъ, хотя бы для спасенія жизни.

Но она успокоила его и объяснила, что не ему благодарить ее за снисхожденіе, а что, напротивъ того, она питаетъ безконечную благодарность къ нему, такъ какъ все, что онъ испыталъ, было сдѣлано ради нея. Затѣмъ, она стала разспрашивать о своемъ дядѣ.

— Такъ, значитъ, онъ сознался? — спросила она.

— Да, сознался. Но клялся, что убивать брата не хотѣлъ.

— Но вѣдь Варко-то онъ все-таки намѣренно убилъ? А какого вы мнѣнія о моемъ дядѣ?

— У него голосъ такой, какъ у васъ, — и этого довольно, — просто сказалъ Филиппъ.

— Почему вы сегодня утромъ не сказали намъ ни слова? Вы не представляете себѣ, въ какомъ мы были отчаяніи.

— Одного слова было бы недостаточно, — отвѣтилъ Филиппъ. — Вы не могли бы, все равно, попасть на яхту. Онъ отдалъ строгія приказанія на этотъ счетъ, а говорить съ вами, стоя на палубѣ, я не могъ. Кромѣ того, мнѣ стало стыдно: стыдно за то, что я живъ при такихъ условіяхъ и что я почти въ дружескихъ отношеніяхъ съ убійцей. Какъ ни странно, но это такъ. За двѣ недѣли, проведенныхъ вмѣстѣ,- причемъ Поликсфенъ вполнѣ держалъ меня въ своей власти, — мы какъ-то странно сошлись. Я иногда даже забывалъ, что онъ — убійца. Положеніе мое было самое необычайное. Конечно, не будь между нами довѣрчивыхъ отношеній, онъ бы не пустилъ меня сюда, и могло бы случиться еще многое гораздо худшее. Я хотѣлъ быть полезнымъ вамъ, я потому принялъ всѣ его условія для того, чтобы явиться сюда.

— Но какъ вы можете быть полезны намъ, — спросила она, — давъ слово ничего не предпринимать противъ него?

— Конечно, онъ бы ни за что не пустилъ меня, если бы могъ предположить предательство съ моей стороны. И все-таки… все-таки я, кажется, что-то могу сдѣлать, хотя теряюсь, какъ это объяснять вамъ.

— Объясните — вы знаете, что я въ состояніи многое понять.

— Послушайте, — началъ Филиппъ нервнымъ, взволнованнымъ голосомъ. — Вашъ отецъ мертвъ, и ничто уже не можетъ его воскресить. И деньги его потеряны, но вамъ онѣ не нужны. Прошлое остается прошлымъ. Неужели же вы — сторонница смертной казни? Я знаю, что говорю странныя вещи, но я все-таки пришелъ съ цѣлью посовѣтовать вамъ оставить въ покоѣ Вальтера Поликсфена. Ну, вотъ, главное и сказано. — Филиппъ тяжело вздохнулъ. — Бороться съ такимъ человѣкомъ, какъ Вальтеръ Поликсфенъ, страшно опасно. Онъ ни передъ чѣмъ не остановится. Теперь онъ боится, — боится, не телеграфировала ли полиція отсюда въ Лондонъ. Онъ безумно испугался, встрѣтившись съ вами и Тони въ ресторанѣ. Страхъ и побудилъ его послать меня сюда съ цѣлью убѣдить васъ вернуться въ Лондонъ, навсегда предоставивъ его на волю судебъ.

— Значитъ, ваша цѣль — заботиться объ его интересахъ, а не о нашихъ, господинъ посланникъ? — холодно спросила Мэри.

— Зачѣмъ вы это говорите! — воскликнулъ онъ съ отчаяніемъ въ голосѣ. — Я вѣдь хочу отвратить возможность ужаснаго… возможность новыхъ убійствъ. Помните, что все равно я далъ слово Поликсфену и купилъ жизнь этой дорогой цѣной.

— Поговорите съ сэромъ Антони, — съ усиліемъ выговорила Мэри. — Яхта принадлежитъ ему; я только его гостья.

— Но вѣдь вы тоже поѣхали съ нимъ. Вы захотѣли разыскивать меня? — взволнованно настаивалъ Филиппъ.

— Мысль о яхтѣ принадлежитъ м-ссъ Эппльбай, — сказала она робкимъ голосомъ, но тотчасъ же прибавила болѣе горячо:- Конечно, я хотѣла пріѣхать. Пойдите, поговорите съ сэромъ Антони; онъ одинъ въ салонѣ.

Она провела его до дверей салона, потомъ прошла медленно на палубу и нагнулась надъ перилами, со слезами на глазахъ. Она была глубоко взволнована, сама не разбираясь вполнѣ, были ли ея слезы вызваны радостью или скорбью.

За ней выступила изъ тѣни фигура. Это былъ Коко, назначенный часовымъ на первую половину ночи. Никто другой изъ экипажа не показывался. Коко на минуту посмотрѣлъ на Мэри, видимо что-то сталъ соображать и затѣмъ безшумно и осторожно спустился вслѣдъ за Филиппомъ.

XXIX

Тони встрѣтилъ Филиппа съ наивной, простой радостью. Человѣкъ съ болѣе сложной натурой почувствовалъ бы въ эту минуту разнородныя чувства.

Но Тони сразу забылъ и ревность къ своему болѣе счастливому сопернику въ чувствахъ Мэри, и глупую роль, которую онъ, Тони, разыгралъ въ этотъ день, и всѣ свои другіе промахи. Онъ видѣлъ только, что Филиппъ, въ поискахъ за конторымъ онъ проѣхалъ полсвѣта, теперь передъ нимъ, и внутренно возгордился своей удачей.

— Здравствуй, мой другъ! — весело воскликнулъ онъ, — Вотъ, видишь, я получилъ твое посланіе на блюдѣ — и тутъ какъ тутъ. Ну, разсказывай, разсказывай.

Филиппъ прежде всего попросилъ пить. Тони позвонилъ Оксвича, и когда старый слуга вошелъ, то онъ долженъ былъ употребить всю свою привычку къ самообладанію, чтобы геройски не выговорить ни слова, прежде чѣмъ Филиппъ не обратятся къ нему.

— Здравствуйте, Оксвичъ, — сказалъ Филиппъ. — Я радъ, что привелось снова увидѣть васъ.

— Благодарю васъ, сэръ. Я еще болѣе радъ, чѣмъ вы, сэръ.

Сказавъ это, онъ занялся приготовленіемъ виски и соды у сосѣдняго столика. Оба друга попросили сдѣлать имъ смѣсь покрѣпче.

— Я долженъ тебѣ сразу сказать, — началъ Филиппъ, взявъ стаканъ изъ рукъ Оксвича, — что я не остаюсь здѣсь. Я долженъ вернуться, потому что нахожусь только въ отпуску. Пожалуйста, Оксвичъ, еще стаканъ. Вотъ такъ, благодарю васъ.

Онъ въ краткихъ чертахъ передалъ то, что уже говорилъ Мэри, и привелъ этимъ Тони въ величайшій ужасъ.

— Что же дѣлать! — сказалъ Филиппъ:- вѣдь не могу же я нарушить слово?

— Послушайте, Оксвичъ, — воскликнулъ баронетъ внѣ себя. — М-ръ Мастерсъ хочетъ вернуться къ этому негодяю и требуетъ, чтобы мы отказались отъ экспедиціи.

— Я слышу, сэръ, — сказалъ Оксвичъ, — и могу только искренно пожалѣть, что онъ этого требуетъ.

— Но послушайте, Оксвичъ, — сталъ объяснять Филиппъ, обращаясь къ слугѣ, разумности котораго онъ болѣе довѣрялъ, чѣмъ логикѣ его хозяина. — Вы знаете, что такое Поликсфенъ, и какъ опасно вступать съ нимъ въ борьбу. Сэръ Антони не отдаетъ себѣ въ этомъ отчета.

— Не будете ли вы любезны, сэръ, сообщить, какова цѣлъ Поликсфена?

— Добыть спрятанный кладъ. Онъ увѣренъ въ удачѣ.

— Куда же онъ направляется, сэръ?

— Въ Гранъ… ахъ, я забылъ обѣщаніе не говорить…

— Вы какъ-разъ во-время остановились, сэръ.

— Помните, что у васъ дамы на яхтѣ.

— Оставить ихъ, что-ли, на берегу? — отвѣтилъ Тони.

— Осмѣлюсь доложить, сэръ, — замѣтилъ Оксвичъ, — что дамы едва-ли согласятся, чтобы ихъ оставили. Къ тому же, я не вижу опасности. «Странникъ» дѣлаетъ добрыхъ двѣнадцать узловъ въ часъ, а «Бѣлая Роза» — только восемь, такъ что находящимся на «Странникѣ» не грозитъ никакая опасность. Если вѣрны тѣ свѣдѣнія, которыя я собралъ, изучая результаты послѣднихъ морскихъ маневровъ, то мы всегда можемъ быть на такомъ разстояніи отъ «Бѣлой Розы», на какомъ пожелаемъ.