Страница 12 из 25
Мы прихватывали верёвки или ремни для стягивания прутьев в вязанки и шли пешком через Малахову гору. Думаю, отец эти выходы в ближний лесок воспринимал как небольшие праздники в череде бесконечных крестьянских забот, по крайней мере, в такие дни бывал в самом добром расположении духа. Надевал чистую рубаху, зелёную шляпу, обувался в лёгкие сапоги-ичиги и шагал, не спеша, на ходу рассказывая мне разные были-небыли «из старинки».
Иногда увязывалась за нами и сестра Валя. Она была постарше меня, однако ноша берёзовых веток ей не полагалась — не женское это дело. Валя если и срывала десяток-другой веток в помощь нам, то лишь полушутя и как бы мимоходом. Её больше занимало в лесу другое — земляника, от которой там было красным-красно.
А всерьёз «ломали веники» мы с отцом. Погружались в глубину леса и начинали искать и обламывать подходящие ветки. Работа эта не так проста, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что сламывать или срезать острым ножом надо не любые доступные ветви берёзок, но лишь самые густые, облиственные и гибкие, да к тому ж определённой толщины.
К примеру, вершинки от берёзового подроста на банный веник вообще не годятся, они и толстоватые в основаниях, и ломкие, и листьями не богаты.
Ну, разве что иная вершинка в метле сгодится, да и то там не желательна. Места в пучке займёт много, а мести ей особенно нечем — сучьев на ней маловато.
Впрочем, мётельные ветки, как более толстые, тяжёлые и растущие на высоких деревьях, брал на себя отец, а мне доставалась заготовка вичек с низкорослых берёзовых кустов исключительно на банные веники. И я неплохо справлялся с этим делом. Настолько овладел им, что и теперь, когда в Петровки навяжу себе веников на даче, то соседи приходят, чтобы просто полюбоваться на их красоту и аккуратность, подивиться их плотностью и гибкостью, ловкостью в руке и весом — в самый раз. Вот что значит отцовская школа крестьянская.
В этой школе всё важно, вплоть до состояния духа, до настроения, в котором совершается дело. Наломав веток и увязав натуго в посильные ноши вершинками в стороны, мы с отцом выносили их на опушку или закраину леса, оставляли на видном месте, чтобы легче потом найти, а сами шли собирать землянику. Конечно, мы и раньше, ломая берёзовые ветки, нет-нет да срывали пунцовые ягодки под кустами, но, занятые важной работой, походя отправляли их в рот, а теперь у нас была отдельная задача — набрать земляники «с собой». Отец под ягоду обычно брал свой солдатский котелок, приторочив его сбоку к ремню или опояске. Лесная земляника у нас ягода не промысловая, она мелкая, легко мнущаяся, да и растёт «по ягодке», потому её много не наберёшь. Но всё же по стакану, по два мы с отцом нарывали, и когда надёжно скрывалось дно в солдатском котелке — несли лесной гостинец домой. Возвращались с вязанками зелёных веток и ягодой — к обеду, и мать или Валя, если не ходила с нами, готовили общее лакомое блюдо — свежую землянику в холодном молоке. В густом, неснятом. До сих пор помню не только его непередаваемый вкус, но и тонкий солнечно-лесной запах, и нежный, молочно-розоватый, яблоневый цвет.
Ну, а потом начиналось вязание банных веников и то самое шиньганье прутьев для мётел. «Однако зачем вообще удалять листву, если она сама высохнет и обобьётся?» — спросите вы. Так-то оно вроде так, да только «лохматая» метла долго будет сорить сухими листьями и мести сама за собою. А главное — листья помешали бы мастеру-метельщику сделать добротную метлу, выверенную по толщине, длине, густоте прутьев и по общему их объёму в пучке, стягиваемом по комелькам бечевой. Словом, изготовить ловкий и удобный в работе подручный инструмент.
Хотя, если быть точным, эти качества зависят не только от метлы как таковой, но и от второй составной части этого нехитрого орудия — от ручки, или черенка. Эта палка, заострённая «под карандаш», должна быть прочной, ровной, удобной для руки и «по росту». Насадили на неё метлу — и «предмет для подметания в виде связки прутьев на длинной ручке» (по ожеговскому толковому словарю) готов к работе.
Над происхождением названия сего инструмента голову ломать не приходится. Глагол «мести», явно послуживший корневым для метлы, весьма известен, как, впрочем, и всё его немалое словесное гнездо — подмести, вымести, вмести, домести, замести, намести, обмести, промести, перемести, смести, размести, умести, метать, взмётывать… И это только глаголы, а есть ведь ещё не меньший ряд имён существительных — мётка (сена), взмёт (зяби), метёлка (вид соцветия у многих трав), метлика, метличка (сорняки с подобным соцветием), метлица (похожее на стрекозу насекомое), ну, и, конечно, наши родные, русские, сибирские — метель, метелица, метуха, заметь… Последняя, правда, у нас чаще называется позёмкой, и это, кажется, нагляднее «рисует» вихрь или вьюгу со снегом, стелющимся по земле. Хотя, как сказать… В некоторых областях её зовут то покосухой, то поползухой, то понизовкой и волокушей или даже тащихой, что тоже, согласитесь, весьма выразительно. Невольно подумаешь с гордостью: воистину богат наш русский язык, как и неистощимо богата фантазия народа-языкотворца.
А метелица, кстати говоря, в западных и южных уголках былой России означала ещё и вихревую народную пляску «попарно в круг и на три лада», как сказано у того же Владимира Даля.
Поскольку и «маточное» слово «мести», и производное от него «метла» широко распространены в нашей речи (а сам предмет — в обиходе), то они, конечно же, частенько мелькают в народных пословицах, присловьях и поговорках. Допустим, слыша выражение «нечего мести сор из избы», мы понимаем его более широкий, переносный смысл: не следует, мол, выносить из дома, из семьи на всеобщее обозрение всякие некрасивые слова, дела и поступки. А кто-то при этом добавит и другие присловья: «мети всяк перед своими воротами», «сор мети, да в уголок хорони»… А о супругах, находящихся в ссоре или вообще живущих несогласно, в народе скажут: «Эти в две метлы метут». Или — «в два веника».
Самая же распространённая пословица, связанная с метлою, пожалуй: «новая метла чище метёт». Или — «хлёстко метёт». Обычно так говорят, имея в виду нового начальника любого ранга. Вот теперь у нас в стране сменился президент, и многие ждут более решительных действий от новой метлы. Есть у этой пословицы и вариант, похожий на продолжение: «снова метла резко мела, а обилась — притупилась». Видно, о том, кто горячо взялся, да скоро поостыл. Вполне возможно, здесь уже и не о начальстве речь, а, положим, о жене-хозяйке, которая в молодости была поворотливой, да потом обленилась. На такую мысль наводит другая пословица: «хорошая жена — метла, и худая — метла». Только, значит, первая в дом метёт, а другая — из дому, этакая расточительница. И уже о всяком, кто проштрафился, опростоволосился, подвёл или не оправдал надежд, говорят: «Гнать его поганой метлой!» Выбор расправы тем более суров, что в народе считается: опасайся бить, гнать кого-либо метлой — похудеет. Что для трудовых людей (в том числе и женщин) — беда, а уж про живность домашнюю и говорить нечего.
Хотя нередко предстаёт метла и в светлом образе: к примеру, в былые времена святорусские предки наши называли мётлами… кометы, которые «подметают небо перед Божьими стопами».
Ну, а из производных от метлы надо бы вспомнить — метёлочку, которая не просто представляет её уменьшительно-ласкательную форму, а имеет особое назначение — служит в доме для обметания пыли, для чистки одежды и прочего. И, конечно, уже названных выше метельщика с метловщиком и метельником, каковыми отчасти бывали и мы с отцом когда-то. Впрочем, у «метельника» в эпоху старины глубокой, при Киевской Руси, имелся и другой смысл. Так в нашей праконституции — в «Русской Правде» — назывался приказной служитель, помощник вирника. А вирник — это был сборщик виры, особой пени, или денежного штрафа, за смертоубийство, прости Господи, за лишение жизни свободного человека… Вон куда нас вывела обыкновенная метла — малая песчинка нашего волшебного языка, который, не зря говорят, и до Киева доведёт.