Страница 9 из 53
Она вернулась уже в чем-то непроницаемом, и я, назвавшись, сказал, что должен выяснить некоторые вопросы.
— Пожалуйста, входите, я ждала мужа.
Я позволил себе сдержанно улыбнуться, но она на это не обратила никакого внимания.
— Ваши вопросы…
— Это ненадолго. Ваш?
Она отрешенно взглянула на платок, отрицательно покачала головой.
Тогда я прямо спросил:
— Где вы стираете?
Звонок буквально сорвал ее со стула. Из прихожей донеслись возгласы и поцелуи. Определенно, она про меня забыла.
Наконец они появились в комнате. Одной рукой мужчина обнимал ее за плечи, другой, тут же при входе, сделал движение, собираясь швырнуть чемоданчик в кресло, и увидел меня.
Она покраснела, мягко освободилась от его руки:
— Простите, мы не виделись полгода, — и ему: — Товарищ из милиции, нас ведь обокрали…
Как будто и их можно обокрасть, ведь Ризаев воровал только вещи. Конечно, она забыла, о чем я ее спрашивал, и мне пришлось повторить вопрос. На этот раз я пустился в долгие и сбивчивые объяснения: я становлюсь косноязычным, когда испытываю неловкость. Какой-то фарисей придумал, что мужей так не ждут, — и в мыслях сразу «штучка». Почему презумпция невиновности в отношении к преступникам не стала для меня определяющей нормой в остальных, куда более безобидных жизненных ситуациях?
— В основном я стираю сама, а что покрупнее — в прачечной.
— У Огерчук?
— У Вали, в комбинатском общежитии.
Мои пробежки от дома к дому становились все стремительнее. Я настолько поверил в несокрушимость своей версии, что перед пятой дверью почти не сомневался в стереотипности ответа потерпевших Саблиных: «У Вали, в общежитии». Показывать платок я больше не собирался: свою роль необходимой «ниточки» он, пожалуй, сыграл.
— …Где мы стираем? В стиральной машине. Если б не Игорь, я бы, конечно, отдавала в прачечную, но он мне помогает. А вам некогда жене помогать, да?
— Ну, Леля… — укоризненно тянет Игорь. — Вы не обращайте внимания. Когда ребенок засыпает, у нее сразу поднимается настроение.
Круглолицая скуластая Леля перестала резвиться и серьезно сказала:
— Сейчас еще что, а первые дни после кражи дочка вообще не хотела ложиться: вынь да положь ей «усатика», вот когда было мучение.
— Этот тип зачем-то прихватил тигренка, — пояснил Игорь.
— Что за тигренок? — Я помнил, что в перечне такого: не было.
— Плюшевый, величиной с настоящую кошку. Мы хватились его вечером, когда укладывали ребенка спать.
Мало мне стиральной машины, так появился еще плюшевый зверь. Я поблагодарил Игоря и Лелю, пообещал вернуть «усатика».
И все-таки исключение лишь подтвердило общее правило. Рзакулиевы, последние, у кого побывал Ризаев, тоже стирали у Вали в общежитии.
Новая информация
Почему я не взял раскладушку, а польстился на этот паршивый диванчик?! Вместо пружин он набит противотанковыми ежами. За окном темно, но в декабре веришь только часам. Без четверти шесть. А я думал, вчерашний понедельник никогда не кончится. Едва вернулся в гор отдел, пришлось ехать к кинотеатру: передрались подростки. На ночь глядя прибежала женщина, оказывается, муж-шизофреник, недавно выписанный с «улучшением», снова впал в буйство. С больным провозились очень долго, потому что «скорая» его не брала из-за отсутствия санитаров, а держать его в горотделе мы не могли. Наконец пришли к компромиссу: транспорт и врач их, санитары наши. Снимать милиционеров с уличных постов нельзя, еле наскребли одного, вторым «санитаром» пришлось поехать мне. Уже совсем за полночь привезли дядю, дрыхнувшего в городском сквере. Сперва он не хотел вылезать из мотоциклетной «люльки», а потом не хотел туда влезать, чтобы ехать в вытрезвитель. Обзывал нас шайтанами и доказывал, что имеет право спать там, где ему больше нравится. Я таких прав не имел и заснул на этом диване, приспособленном разве только для сидения, да и то недолгого.
И все-таки хороший был понедельник. Я невольно улыбнулся: передо мной одно за другим всплывали лица потерпевших.
Итак, я знаю, что прачечная общежития и выбор квартир Ризаевым для совершения краж каким-то образом взаимосвязаны: в пяти эпизодах из шести обворовывались люди, входившие в контакт с Огерчук. Правда, связь эта может оказаться чисто внешней, обманчивой: ведь у Вали наверняка стирают еще несколько десятков семей, и все они живут вблизи от общежития. Значит, достоверными можно считать только два факта: Ризаев опасался нашей заинтересованности общежитием, и прачка общежития Огерчук располагала необходимой информацией для роли наводчика.
Валя — наводчица… От такого допущения меня передергивает. Вот и наступил обычный для сыщика этап: старая информация исчерпана, и поэтому умозрительные рассуждения ведут в тупик. Нужна новая информация.
Остаток ночи, видно, прошел спокойно, дежурный поприветствовал меня «добрым утром».
— Ничего не доброе, — говорю я, — вся фигура болит.
А утро было действительно хорошим. Я это почувствовал сразу, как только оказался на улице. Прошел дождь, но такой короткий, как процесс умывания моего Муш-Мушты. И вообще я люблю этот утренний час, в который не совершается преступлений.
На автобусной остановке «Общежитие» людей еще мало: до комбината езды минут десять, а на часах начало восьмого. Придется подождать, зато не опоздаю, как вчера.
С парнем, которого я жду, меня познакомила давняя история из времен моей студенческой стажировки в прокуратуре. Тогда, еще несовершеннолетним, Эльмир оказался участником тяжкого преступления. Заправилой выступал опытный преступник типа Ризаева, только пострашнее. Он ловко сыграл на обстановке в семье Эльмира, которая для пятнадцатилетнего мальчишки и впрямь была невыносимой, называл своим братом и в конце концов втянул в преступную группу. Я помогал следователю и даже получил после окончания расследования официальную благодарность прокурора Ольги Николаевны Токаревой — замечательного юриста, обладавшего важным умением сочетать две внешне противоречивые прокурорские функции обвинения и защиты. А благодарность я получил за исчерпывающий сбор материалов, характеризующих семью Эльмира и его самого. Эти материалы позволили Ольге Николаевне убедительно ходатайствовать перед судом о наказании, не связанном с лишением свободы, и одновременно добиться частного определения о лишении родительских прав матери и отца и передаче мальчика на воспитание тетке.
Я случайно встретил Эльмира месяца полтора назад, и первое, что бросилось в глаза, — походка. Она не имела ничего общего с той, которая была тогда, во время нашего знакомства. Мне было, конечно, приятно, что, забыв о прошлом, он не забыл меня. Даже настоял, чтобы я записал номер его комнаты и телефон общежития: вдруг понадобится его помощь? Теперь она действительно понадобилась.
Ага, Эльмир вышел из общежития, и я перешел улицу ему наперерез.
— Я вас вчера не дождался и на всякий случай оставил записку, — объяснил он.
— Спасибо, — сказал я. — Не мог же ты меня ждать весь день.
— Если б знал наверняка, что придете, ждал бы.
Мне это было приятно, и все-таки перейти сразу к интересовавшим меня вопросам не так-то просто, а темнить не хотелось, парень мог обидеться.
— Провожу тебя немного, поговорим по дороге.
Мы пошли рядом, и он сам неожиданно помог мне:
— Домушника-то поймали… Из приезжих?
— Из приезжих, — подтвердил я. — Взгляни, пожалуйста, появлялся он в общежитии?
Эльмир внимательно рассмотрел фотокарточку Ризаева, твердо сказал:
— Нет, его у нас не видел.
На другой ответ я в общем-то и не настраивался, но надежда теплилась: а вдруг…
— Такой еще вопрос: прачку вашу знаешь?
— Валю? Кто ж в общежитии ее не знает? Только не подумайте плохого. Поначалу ребята к ней, конечно, лезли… Между собой про нее болтали, мол, в возрасте, а лицом приятная, фигуристая… Да она всех по-отшивала, не криком-шумом, по-умному. Женщина она правильная, стирает словно мать выстирала и ни копейки лишней не возьмет. Кое-кто ее за это ушибленной считает, вроде как можно за восемьдесят рублей ишачить? А у нее просто выкройка такая, правильная. Хорошая она, Валя.