Страница 19 из 29
И видя его истинную веру, и великое добродетельное к государю усердие, и о всех православных христианах великую заботу, видя в нем защитника православной христианской веры, искони ненавидящий добрые дела рода человеческого древний змей, дьявол, - никогда ведь он не совершает добра, но на зло поощряет - внушил некоторым государевым боярам злой совет и злокозненную мысль, начал возбуждать в них вражду к тому мудрому и храброму воину Христову, и цареву доброхоту, и в бедах помощнику, и правоверных утешителю, к государеву боярину и правителю, князю Михаилу Васильевичу, вложил в них злобную зависть, видя, что он мудрый, и многознающий, и разумный, и сильный, храбрый и мужественный, и всяческой красотой богом украшенный, и сияющий в чести и славе, и всеми почитаемый и прославляемый. [98]
Те же бояре лести всегубителя врага поддались и злой зависти преисполнились, не желая большой почет его видеть и о славе его слышать, начали устами своими лицемерно почет ему воздавать, в сердце же своем великое зло на него держать, выжидая удобного случая, чтобы его погубить и злой смерти предать. Многие же из зависти лютой ненависти исполнились и злой враждой разъярились, словно дикие звери скрежеща зубами на него, желая погубить неповинного этого воина Христова, и незлобивого благотворителя, ко всем милостивого и справедливого, и своего благодетеля. О, злоумышленное безумие! О, завистливая безрассудность! О, жестокое немилосердие и бесчеловечность! Как забыли вы божью помощь и злому врагу порадели, отказавшись от света и тьмою помрачившись, в светлом городе и в златоукрашенных палатах жить не захотели, глубокие рвы и темные пропасти предпочли, оставив власть и многие почести, и в горькое рабство впали, отказавшись от многих радостей, и в лютую скорбь, и горе, и печаль себя ввергли, на его храбрость и прославленное воеводство зло умыслили и сами себя погубили?
Он же, милосердный и незлобивый, богом посланный воевода, ни высокомерием не возносился, ни гордостью не возгордился, но больше себя уничижал и с большим уважением всех почитал, и ко всем доброжелателен, и приветлив, и сладкоречив бывал, и всех утешал добрым своим разумом, любовью и благочестием, и ни от кого себе вреда и злого умышления не чаял.
Они же, злоумышленники, долго удобного случая искали и, обманув лестью, со многими хитростями принесли и поставили перед ним яд смертельный. [99] Он же, великого их обмана и лукавства не ведая, испробовал питье, со злым намерением приготовленное, и вскоре овладела им злая и смертная лютая мука.
И сошлись к нему его близкие, горько плакали, видя тяжкие страдания его, недоумевая, что сделать, и только от всего сердца рыдая и скорбно плача.
Врачи многие приходили к нему, и видели его смертную муку, и не смогли ему никакой помощи оказать.
Он же в жестоких страданиях лежал, и перед богом исповедовался, и всем грехи прощал, и ни к кому злобы не имел. И причастившись пречистого тела и крови господа нашего Иисуса Христа и недолго проболев, предивную свою душу богу предал, к господу отошел. Была же кончина его 23 апреля, в день памяти святого великомученика и победоносца Христова Георгия. В тот день умер благородный и мудрый, посланный богом воевода, храбрый, благоразумный и милостивый государев боярин князь Михаил Васильевич Шуйский-Скопин.
Мать же его, благоверная княгиня Елена Петровна, видя злую смерть его от злых ненавистников, горько рыдала, в слезах глядя на единственного и любимого сына своего, словно некая голубица о своем птенце убиваясь, безутешно плакала о сыне своем и, от сердца вздыхая, горестные слова произносила, говоря: “О любезный сын мой, столп и опора старости моей! О свет очей моих! Кто тебя отлучил от очей моих, любезное чадо мое? Какой враг поразил тебя? Многие ведь войска победил ты, сын мой! Или какая змея ужалила, или какой злой человек зло замыслил и злою смертью уморил тебя? Ты ведь ко всем милостив был, о радость и утешение души моей! Какую обиду кому причинил ты? И ведь никого безвинно не оскорбил ты, только любовью своей ко всем милосерден был! За какое зло и кто на тебя восстал? Ты ведь жизнь богоугодно прожил, и государю правдою послужил, и мудростью своей многие полки собрал, и храбростью своей государевых противников многие войска разбил, из государевых городов своим мужеством прогнал, и своим приходом царствующий град обрадовал, и красотою своею всех удивил, и приветливостью своею всех утешил, и великим богатством обогатил, и многими припасами и хлебом насытил, и все государство Московское очистил, и пролитие христианской крови прекратил, государевых неприятелей всех устрашил, и все Московское государство весельем и радостью наполнил! О сладкое и благоразумное чадо мое! Еще сегодня видела тебя во всем величии и славе, мудрого и разумного, и красотою больше всех сияющего, всеми почитаемого и прославляемого! А сейчас вижу тебя, дорогое чадо мое, на смертном одре мертвым и бездыханным! Где премудрый разум твой и красота лица твоего, уже света своего лишенного? Кто тебя разлучил со мной, сладкий сын мой? Какая ли душа, не убоясь бога, создавшего тебя, или какой человек, не устыдясь величия твоего и не устрашась мудрой храбрости твоей, и как не пожалел пресветлой«…» как, презрев добродетель и все благодеяния твои, как, забыв радость и утешение твое, какой злой хитростью обольстил тебя, премудрый и разумный сын мой, и злою смертью уморил тебя, и от меня, от матери твоей, отлучил тебя? Какой враг позавидовал твоему благоразумию и доброй рассудительности, о милый свет мой? Не могу мертвым видеть тебя и живой оставаться! Уже ведь свет мой померк и солнце мое уже зашло!” И другие многие жалобные слова произнесла, слезами обливаясь и в горести сердечной к земле припадая, и словно мертвая лежала.
Жена же его, благочестивая княгиня Александра Васильевна, разрывая дорогие одежды свои, от сердечной горести кричала, словно горлица, о своем супруге, жалостно взывая, говоря: “О лучезарное мое солнце! До вечернего времени за облака темные и мрачные заходишь, и свет свой скрываешь, и меня в великой тьме оставляешь. О вселюбезный господин мой! Как, еще не состарившись, умираешь и меня в великой беде и в печали и скорби оставляешь? Ибо засияло солнце до полудня и вскоре скрыло свет свой. Ты же во всех окрестных государствах прославлен и у государя в большой чести и почете был - и вскоре злодейским заговором погублен был! О лучезарный свет мой! Кто пресек доблестный путь твой? Какой злоненавистник премудрого тебя, господина моего, обольстил и от меня, супруги твоей, отлучил? Еще вчера знатные женщины чтили меня, а теперь я, жена твоя, словно одна из нищих: как птица извелась, как серна осиротела и, от ясного твоего лица отлученная, плачу о редкой твоей красоте и о своем убогом вдовстве. О дражайший мой господин! Не могу ведь я живой быть, видя тебя умерщвленным и отнятым у меня! Веселье и радость мои в великую печаль и в лютую скорбь превратились, ибо пресветлый мой свет померк!” И другие горестные слова с великим рыданием и плачем произнесла и от сердечной горести на землю падала, словно мертвая.
И обе благочестивые княгини, мать его и жена его, над его благочестивым телом вместе безутешно плакали, словно некие птицы убиваясь. Многие их утешали и многими словами увещевали, но не могли успокоить. Они же от горькой своей печали как мертвые на землю падали и безутешно рыдали.
Узнал же благоверный царь государь и великий князь всея России Василий Иванович о смерти боярина и о его отшествии к богу, и охватила его сильная печаль, и он долго рыдал, из глубины сердца со слезами вскричав: “Кто золотой мой сосуд с драгоценными каменьями внезапно в глубины морские ввергнул, великое мое богатство потопил? Кто любимый мой сад в безумии запалил и красоту его огнем кто пожег? Кто смертью верного моего воеводы царство мое разрушить захотел, и храброе войско его сокрушить, и людей моих разогнать, и города мои опустошить, и всему государству вред причинить, и православных христиан в плен предать, и кровь христианскую напрасно пролить, и противников моих обрадовать?”. И другие многие премудрые слова в сердечной горести изрек. Ближние бояре начали всячески утешать его, он же, благочестивый государь, с большим трудом немного утешился и от слез едва удержался. И сам государь пошел со всей своей царской свитой в дом благородного боярина своего посмотреть на досточтимое тело его. И придя, увидел его мертвым на одре лежащего и не смог удержаться от слез. И сам государь рыдал, увидев любимого своего друга мертвым, и о смерти его тайно размышлял и глубоко скорбел.
[98]вложи в них злоненавистную зависть, видя его премудра, и многосмысленна… от всех почитаема и славима. - Полководческий талант, обеспечивший успех в борьбе с интервентами, громкая слава двадцатитрехлетнего М. В. Скопина-Шуйского вызвали острую зависть у ближайшего окружения царя и прежде всего у дядей княяя, братьев Василия Шуйского (см.: Иконников В. С. Князь М. В. Скопин-Шуйский. - Древняя и новая Россия, 1875, т. II, с. 20-32). Большая популярностъ князя в народе, который видел в молодом князе единственного достойного кандидата на царский престол, вызывала опасение и у самого царя (ПСРЛ, т. XIV, первая половина, с. 92-93; РИБ, т. I, стб. 512).
[99]и поставиша пред него яд смертный. - Версия об отравлении М. В. Скопина-Шуйского его недоброжелателями содержится в различных источниках (см.: Псковские летописи. М.; Л. 1941, т. I, с. 119, 126, 139; ПСРЛ, т. XIV, первая половина, с. 96-97; Писание о преставлении и о погребении князя Михаила Васильевича, реко-маго Скопина. - Отчеты ОЛДП, с. 17-30 и др.).