Страница 2 из 4
А что такого? Повернул ручку — и никаких голосов. Весело скача по ступенькам, он выбежал на воздух, в солнечный свет.
Веселье оказалось недолгим. Обретя свободу, разум вернулся к серьезным и грустным вещам. Приближаясь к страдалице, лорд Эмсворт шел все медленнее и тяжелее. Дойдя до свинарника, он оперся на перильца и стал смотреть на свинью.
Несмотря на диету, она напоминала воздушный шар с ушками и хвостом. Такое круглое тело должно, в сущности, лопнуть. Однако лорд Эмсворт смотрел на нее в тоске. Еще немного — и ни одна свинья не посмеет поднять глаза в ее присутствии. А так это лучшее из созданий ждет безвестность, в крайнем случае — смягченная последним местом. Как горько, как нелепо…
Мысли эти прервал чей-то голос. Обернувшись, лорд увидел молодого человека в бриджах для верховой езды.
— Вот, — сказал Хичем, — я смотрю, нельзя ли что-нибудь сделать. Такая беда…
— Спасибо, спасибо, мой дорогой, — растрогался лорд Эмсворт. — Да, дело плохо.
— Ничего не понимаю.
— И я тоже.
— Только что все было в порядке.
— Еще позавчера.
— Веселилась, что там — резвилась…
— Именно, именно!
— И вдруг, как говорится — гром среди ясного неба…
— Да, да. Полная загадка… Чего мы только не пробовали! Не ест…
— Не ест? Анджела больна?
— Нет, что вы. Я ее сейчас видел, все хорошо.
— Видели? Она ничего не говорила об этом ужасном деле?
— Нет. Она говорила про деньги.
— Ничего не понимаю!
— Гром среди ясного неба, — сказал лорд Эмсворт. — Я боюсь самого худшего. По Вольфу — Леману, здоровая свинья должна съесть в день хотя бы 57 800 калорий. Белков — четыре фунта пять унций, углеводов — двадцать пять…
— При чем тут Анджела?
— Ни при чем.
— Я хочу узнать, почему Анджела меня бросила!
— Лорду Эмсворту показалось, что он об этом слышал. А, да!
— Конечно, конечно, — сказал он. — Бросила, да? Помню, помню. Она решила выйти замуж. Тогда все понятно. А вот вы скажите, какого вы мнения о льняном жмыхе?
— Что вы имеете в виду?
— Льняной жмых. Такая еда для свиней.
— О, к черту свиней!
— Что?! — Лорд Эмсворт не очень доверял младшему поколению, но такого цинизма, такого беззакония он не предполагал. — Что вы сказали?
— К черту свиней. Вы все время о них говорите. Какое мне до них дело? Чтоб они треснули!
Глядя ему вслед, лорд Эмсворт испытывая и негодование и облегчение. Негодование — понятно, а легче ему стало от того, что такой злодей не войдет в его семью. Молодец Анджела. Какой, однако, разум! Многих девушек ослепили бы блеск, титул, деньги — а она, с не свойственной возрасту прозорливостью, поняла все.
Приятные чувства, согревшие было душу, мгновенно вымерли, когда он увидел, что к нему идет сестра. При всей красоте леди Констанс, лицо ее порой как-то странно кривилось, и бедный брат с детства знал, что это не к добру
— Кларенс, — сказала она, — с меня хватит. Езжай в Лондон двухчасовым поездом.
— Что? Куда?
— Повидайся с этим человеком и скажи, что, если они поженятся, Анджела не получит ни гроша. Я очень удивлюсь, если он тут же не сбежит.
Лорд Эмсворт задумчиво смотрел на круглый бок Императрицы. Его кроткое лицо тоже как-то искривилось.
— Почему ей за него не выйти? — спросил он.
— За Джеймса Белфорда?
— А что такого? Она его, кажется, любит.
— Ты идиот, Кларенс. Анджела выйдет за Хичема.
— Очень плохой человек! Свиней не понимает.
— Прекрати глупости. Ты едешь двухчасовым. Говоришь с Белфордом. Насчет ее денег. Ясно?
— Хорошо, хорошо, — сказал граф. — Хорошо, хорошо, хорошо.
Когда лорд Эмсворт сидел за столиком с Джеймсом Бартоломью Белфордом в самом лучшем обеденном зале своего клуба, ему было скорее плохо, чем хорошо. Казалось бы, хватит того, что ты оказался в Лондоне, когда такая погода, — но нет, еще губи двух людей, которые тебе очень нравятся.
Да подумав как следует, лорд Эмсворт решил, что Белфорд всегда нравился ему. Вкусы у него здоровые, любит сельскую жизнь, никогда не сказал бы дурного слова про Императрицу. Пэру Англии пришло в голову, что деньги в этом мире достаются не тем, кому бы следовало. Почему какой-то свиноненавистник купается в золоте, а этот прекрасный молодой человек едва прозябает?
Мысли эти не только огорчали бедного графа, они его озадачивали. Он не любил страданий, а тут понял, что после соответствующих сообщений его молодой друг будет страдать.
Сперва он решил сообщать не сразу. Поедят, поболтают, а уж потом, на прощанье, он заметит между прочим, что Анджелины деньги — под замком.
Обрадовавшись такому решению, он начал болтать.
— Наши сады, — сказал он, — сейчас особенно красивы. Мой садовник, Макалистер, человек нелегкий, вьющихся роз он не понимает, но простые, обычные… тут он мастер. Розарий…
— Как хорошо я его помню! — сказал Джеймс Белфорд, легко вздохнув и положив себе еще брюссельской капусты. — Именно там мы назначали свидания. Летом, по утрам.
Лорд Эмсворт поморгал — нет, так нельзя! — но Эмсворты не сдаются.
— Какие цветы были в июне! — снова начал он. — Оба мы не щадили ни зеленой тли, ни цветочных вшей, и пожалуйста! Истинный рай. Дамасские розы, эрширские…
— Анджела, — сказал Джеймс Белфорд, — прекрасно их оттеняет. Цветы — не цветы, когда нет ее золотистых волос. Вот это рай.
— Да, конечно, — согласился лорд Эмсворт. — Несомненно. Я очень рад, что вам нравится мой розарий. Почва хорошая, гумус. Но этого мало! Тут мы с Макалистером согласны — мало и мало. Нужно ее удобрять. Если каждую осень не перевезти из конюшни побольше навоза и…
— Анджела говорит, — заметил Джеймс Белфорд, — что вы запретили нам пожениться.
Лорд Эмсворт подавился с горя цыпленком. Такой прямоте, жалобно думал он, молодые люди учатся в Америке. Милосердные околичности — удел высоких цивилизаций, а там, в степях и джунглях, раз-раз — и все…
— М-м-м, — сказал он, — конечно, конечно. Что-то такое было. Видите ли, мой дорогой, Констанс, это моя сестра, не очень…
— Ясно. Считает, что я — ничтожество.
— Ну, ну, ну! Что вы, что вы! Она говорит «бездельник» больше ничего.