Страница 6 из 31
Таким образом, я шел в направлении к дому в состоянии задумчивости, настолько глубокой, что я бы мог врезаться в дерево, напороться на куст или споткнуться о пень. Но на их месте оказался Обри Апджон. Не успев затормозить, я инстинктивно ухватился за его шею, а он за мою талию, и таким образом мы проделали несколько па. Туман моей задумчивости тут же рассеялся и, обдав Апджона твердым взглядом уже не мальчика, но мужа, я сразу усмотрел в нем разительную перемену. Во время нашего прежнего знакомства это был крепкий поджарый джентльмен с горящим взглядом и пеной гнева в уголках губ, с раздувающимися от ярости ноздрями. Сейчас же он сильно усох, настолько, что мне ничего не стоило бы отбросить его с дороги как сухую ветку.
Усы Апджона, тоже новое в его внешности, трепетали как два жалких листа. Это в эпоху Мэлверн Хаус мы холодели от ужаса, глядя на его свежевыбритую верхнюю губу, которая к тому же время от времени зловеще подергивалась. Теперь же я просто веселился при виде столь разительной перемены в его внешности, я пожалуй, даже раздухарился, поскольку поприветствовал его так: «Ю-ху! Привет, Апджон!». «Ху ю?», — как эхо, двусмысленно прозвучал его ответ.
— Да я Вустер!
— Вустер? — произнес он в задумчивости, явно предпочитая увидеть другого человека и услышать другую фамилию. Что ж, я его понимаю. Ведь он тоже, наверно, все эти годы тешил себя мыслью, что скорей ему на голову свалится кирпич чем что-то вроде меня.
— Давненько не виделись, — сказал я.
— Да, протянул он, явно надеясь, что наша беседа не затянется.
Направляясь к лужайке, где нас ждал накрытый стол, мы явно не проявляли признаков душевной теплоты. Кажется я сказал «Прекрасная погода, неправда ли» и кажется он мне что-то промычал в ответ. Когда же мы подвалили к столу, там была только одна Бобби. Уилберт и Филлис наверняка находились на моей двоюродной поляне, а миссис Крим, как сообщила Бобби, не вылезает из своей комнаты целыми днями и выдумает ужасы для своей новой книги. Так что мы уселись втроем и только принялись за чаепитие, как из дома вышел дворецкий с блюдом фруктов в одной руке и тентом от солнца в другой. Простите, я сказал «дворецкий»? Я был не совсем прав. Этот человек был одет как дворецкий и вел себя как дворецкий, но не был таковым в самом определенном смысле этого слова. Читай: это был сэр Родерик Глоссоп…
ГЛАВА 4
В Дроунз клубе и других местах, которые я посещаю, вам скажут, что Бертрам Вустер — человек железной выдержки, или обладающий sang froid, и, говорят, недюжинной sang froid.
В глазах многих я прямо-таки закаленная сталь, и я говорю вам, что я она самая. Но и в моей броне может пойти трещина, особенно если подсунуть мне знаменитого психиатра, разодетого под дворецкого. Ошибка исключена, это был действительно Родерик Глоссоп: сейчас он лыжным шагом возвращался в дом. На свете просто не могло быть такой второй такой лысины и мохнатых бровей, поэтому нужно признать: прощай моя sang froid.
Впечатление, произведенное на меня, было таковым, что я вскочил со стула. Каждый из нас может представить, что будет, если человек вдруг вскочит со стула, с полной чашкой чаю в руках. То, чем эта чашка была полная, между тем сфонтанировало в воздух и очутилось на штанах Одри Апджона, магистра наук, произведя значительный увлажняющий эффект таковых. И я вряд ли преувеличу, если скажу, что если до этого на нем и были штаны, то теперь на нем по большей части был чай. Кажется, несчастный тоже это почувствовал, и я еще даже удивился, что он ограничился лишь «Уй-яя!» Я думаю, что просто, как солидный джентльмен, он привык сдерживать свои эмоции, дабы не произвести плохое впечатление: но сейчас, по-моему, он пожалел о том, что именно он — солидный джентльмен. Впрочем, иногда и молчание красноречиво. В его взгляде читалось множество молчаливых, но восклицательных междометий. О, что это был за взгляд! Так смотрит пират, желая всем вокруг по такой же деревянной ноге, как и у него.
«Вы, как я посмотрю, не переменились со времен Мэлверн Хаус», — произнес он наконец язвительно, пытаясь промокнуть свои штаны носовым платком. — «Растяпа Вустер, так мы его звали», — добавил он, обращаясь к Бобби, явно намереваясь заручиться ее поддержкой. — «Даже элементарно удержать чашку в руках, чтобы не пролить ее на окружающих, он не может. И уж если в комнате есть хотя бы один стул, Вустер его обязательно опрокинут: это аксиома. Да, горбатого могила исправит.»
— Ради бога, простите, — сказал я.
— Да поздновато извиняться. Вы испортили мои новые штаны. Вряд ли теперь чай отстирается с белой фланели. Впрочем, придется попробовать.
Не знаю, но тут я похлопал его по плечу и сказал: «Вы мужественный человек.» Наверное, я вряд ли его этим успокоил. Он снова посмотрел на меня эдак и отшествовал прочь, благоухая цветочным чаем.
— Знаешь что, Берти, — задумчиво сказала Бобби, глядя ему вслед, — если Апджон и собирался позвать тебя на прогулку, то теперь он передумал. Также не жди от него рождественских подарков в этом году, и ужвряд ли он захочет встряхнуть мальчику одеялко перед сном.
Я гордо всплеснул рукой, расплескав по скатерти кувшин с молоком. «Плевать мне на Апджона с его рождественскими подарками и прогулками. И еще: почему Глоссоп фигурирует здесь под дворецкого?»
— О. Я предполагала, что ты спросишь. Я сама собиралась рассказать тебе при случае.
— Воспользуйся им сейчас.
— Ну, в общем, это была его идея.
Я просверлил ее взглядом. Бертрам Вустер очень терпимо относится к людям, когда они говорят глупости, но не тогда, когда меня самого принимают за дурака.
— Его идея?
— Да.
— И ты думаешь, что я поверю, будто одним прекрасным утром сэр Родерик Глоссоп проснулся, посмотрел на себя в зеркало, нашел, что он немного бледен, и сказал: «Мне нужно встряхнуться. Не подработать ли мне немного дворецким?»
— Нет, конечно не так. Прямо не знаю, с чего начать.
«Начни не с конца. Ну же, молодая и очаровательная Би, точка Уэкам, смелее», — сказал я и демонстративно откусил кусок торта. Мое поведение подбросило масла в огонь, вермильон ее волос заполыхал еще ярче, Бобби нахмурилась и сказала, что нечего выпучивать глаза как дохлый палтус. "По крайней мере от этого всего можно сдохнуть, — ледяным тоном сказал я. — «Поскольку эта новость меня просто оглушила как рыбу. Где бы ты ни появлялась, ты всюду мутишь воду, и у меня есть все основания вывести тебя на чистую воду. Жду твоих объяснений».
— Хорошо, дай мне причесать свои мысли.
Сделав таким образом прическу своим мыслям, она продолжила, а я доедал свой торт.
— Я, пожалуй, начну с Апджона, потому что все из-за него. Видишь ли, он подмыливает Филлис выйти замуж за Уилберта Крима.
— Ты говоришь подмыливает?
— Именно. А Филлис такая, что сделает все, как скажет ей папочка.
— Такая безвольная?
— Абсолютно. Твоя тетушка просто в ужасе.
— Она что, не хочет этого?
— Конечно нет. Если бы ты слышал, что творит этот Вилли Крим, когда появляется в Нью-Йорке!
— Да уж, слышал-слышал о его похождениях. Он ведь плейбой.
— Твоя тетушка считает, что он хулиган.
— Что ж, плейбои все такие. Неудивительно, что тетушка не хочет, чтобы свадебные колокола звонили по ее крестнице. Но это никак не объясняет появление карнавальной фигуры Глоссопа.
— Нет, объясняет. Тетушка Далия попросила его понаблюдать за Уилбертом.
— Я был в полном недоумении.
— Ты имеешь в виду — следить за Вилли? Ходить за ним по пятам? Но это же непорядочно.
Бобби нетерпеливо фыркнула.
— Нет, тут чистая медицина. Ты же знаешь, как работают психиатры. Они тщательно исследуют объект лечения. Ведут с ним разговоры. Применяют к ним всякие тесты. И рано или поздно…
— Кажется я начинаю понимать. Рано или поздно Вилли проговорится, что он чайник, и вот тут они схватят его за нос.
— Знаешь, он этого заслужил. Твоя тетушка просто измучалась, а тут меня осенила идея пригласить Глоссопа. Ты же знаешь, у меня иногда бывают гениальные идеи.