Страница 21 из 31
— Он приедет сегодня вечером. Он спрашивает, не беспокоитесь ли вы.
При этих словах родная сестра моего покойного отца фыркнула по высшей отметке десятибалльной шкалы.
— Неужели? Так у меня для него новость. Я действительно беспокоюсь. Почему он так долго задержался в Лондоне?
— Он встречался со своим адвокатом: он собирается подать в суд на «Сездей Ривью», за клевету.
Я до сих пор пытаюсь прикинуть, на сколько дюймов подпрыгнул Киппер на своем стуле, когда он услышал эти слова. Иногда мне кажется, что на десять дюймов, иногда, что на шесть, но во всяком случае это вполне можно было назвать прыжком в высоту.
— На «Сездей Ривью» — переспросила тетушка Далия. — Мой юный Херринг, это ведь кажется ваша газета? Чем они так завели Апджона?
— Папа написал книгу про начальную школу, это все из-за нее. Вы слышали, что он написал книгу про начальную школу?
— Представления не имела. Мне никто ничего не рассказывает.
— Ну вот, он написал книгу про начальную школу. Он там пишет про начальную школу.
— Про начальную школу — неужели?
— Да, про начальную школу.
— Слава богу, это мы уже выяснили. Повторение — мать учения. Ну и…?
— А «Сездей Ривью» написала что-то клеветническое про эту книгу, а папин адвокат сказал, что папа может выиграть от процесса не меньше пятидесяти тысяч фунтов стерлингов. Ведь это же была клевета. Все это время папа разбирался с адвокатом. Но сегодня вечером он приедет назад. И будет участвовать в раздаче призов, его речь уже готова, я ее перепечатала. Ах, а вот и мой дорогой Поппет, — сказала Филлис, услышав приближающийся лай. — Он хочет покушать, мой дорогой песик. Сейчас, сейчас, Мамочка идет! — заворковала она и упорхнула от нас к нашим меньшим братьям.
После ее ухода воцарилась краткое молчание.
— Ничего не хочу слышать, — наконец сказал тетушка Далия с вызовом. — Ум это еще не все. Она хорошая, добрая девушка. И я люблю ее как родную дочь.
И пусть кто-то из вас считает ее дурочкой. Эй, — сказал она, увидев, что Киппер откинулся на стул, безуспешно пытаясь придать своему лицу волевое выражение. — Что вы так разволновались, мой юный Херринг?
Я видел, что Киппер не в разговорчивой форме, поэтому ответил за него сам.
— Возникает весьма сложная ситуация, дорогая тетушка. Ты же слышала, что рассказала Ф. Милз перед тем, как отправиться кормить свою собаку. А она все рассказала.
— Как тебя понять?
— А то, что она выложила все факты. Апджон написал эту тонкую книжицу, которая, если ты помнишь, посвящена начальной школе, и в ней он утверждает, по словам Киппера, что время, проведенное в таких заведениях, является самым счастливым в нашей жизни. Гл. редактор отдал эту книгу на рецензию Кипперу, и он, вспоминая это мрачное время в Мелверн Хаус, что в Бремли, когда мы только и делали, что собирали маргаритки в кавычках, — Киппер написал меткую рецензию: рука его была тверда. Ведь так, Киппер?
Киппер нашел в себе силы заговорить из такой глубины души, точно как буйвол вытаскивает с чавканьем ногу, засосанную в болоте.
«Но, черт побери,» — заговорил он наконец человеческим голосом, — «критика была совершенно справедливой. Конечно же, я говорил без обиняков…»
«Было бы небезынтересно узнать, в каких именно выражениях ты говорил без обиняков, ибо среди них может оказаться пара таких, которые будут тебе стоить пяти тысяч фунтов стерлингов. Берти, садись в машину, съезди на станцию и посмотри, нет ли у них в киоске одного экземпляра… Впрочем нет, погоди. Вольно. Я сейчас приду». — сказала она и вышла из комнаты, оставив меня в полном неведении, какие будут дальнейшие распоряжения. Пути тетушек неисповедимы.
Я повернулся к Кипперу.
«Плохо дело,» — сказал я.
По его сморщенному выражению я понял, что хуже некуда.
«Что может быть, если сотрудник еженедельника вгоняет свое начальство в большие издержки за клевету?»
«Его выгоняют, но что хуже всего, ему будет трудно найти другую работу. Его заносят в черный список.»
Я его понял. Ох уж эти господа, которые владеют еженедельниками: они считают каждый пенни. Им нравится, когда деньги прибывают, но если вдруг, вместо этого, деньги меняют свое направление в результате оплошности какой-либо штатной человеческой единицы, они сводят ее к нулю. Насколько мне было известно, журнал Киппера (не Киппера конечно) находился во владении то ли какого-то правления, то ли синдиката, но все вместе они были то же самое, что каждый в отдельности. По словам Киппера, они не только увольняли небезызвестную единицу, но и сообщали о том себе подобным.
«Ах Херринг?» — скажет кто-то, когда Киппер придет к нему устраиваться на работу. — «Это не тот самый негодник, который лишил „Сездей Ривью? толстого слоя масла на хлебе“? Выкиньте его в окно, мы помашем ему вслед.» Другими словами, если Апджон выиграет процесс, шансы человеческой единицы «Киппер» превратиться в штатную единицу очень малы. Должны пройти годы, прежде его помилуют.
«Мне останется только продавать карандаши в подземном переходе». — сказал Киппер, и он только обхватил лицо руками на манер того, как это делают в случае отчаяния, но в это время дверь отворилась и в комнату вошла не тетушка Далия, а Бобби.
«Я взяла не ту книгу». — сказала она. — «Мне нужна была…»
Тут она обернулась на Киппера и вся напряглась ну точно как жена Лота, помните, тогда еще происходили все эти неприятности с небезызвестными городами: так вот, она превратилась в соляной столп, хотя что этим хотел сказать автор, я так и не мог понять. При чем тут соль. Весьма, весьма эксцентричен: я бы сказал иначе!
«О!» — воскликнула между тем Бобби, как будто оскорбленная увиденным, но в это время Киппер издал протяжный стон и поднял к ней свое испепеленное лицо. При виде этой человеческой руины все презрение мигом испарилось из Роберты Уикам, и на месте ее возникла любящая и нежная Бобби. Одним прыжком она подскочила к нему как львица, обретшая, наконец, своего детеныша.
«Регги! О, Регги Регги, дорогой мой, что случилось?» — воскликнула она, явно переменившись в лучшую сторону. Она размякла при виде чужого горя, такое часто бывает с женщинами. Об этом часто, кстати пишут поэты. Может, вы слышали, у одного поэта есть такие строчки:
Бобби накинулась на меня как разъяренная львица.
«Что ты сделал с этим бедным агнцем?» — воскликнула она и посмотрела на меня взглядом, которому по колючести не было равных во всем нашем графстве за весь последний летний месяц. И только я успел объяснить, что вовсе не я, а рок судьбы омрачил чело бедного агнца, как в комнату вернулась тетушка Далия.
«Я была права,» — сказал она. «Я была уверена, что после выхода книги Апджон обязательно свяжется с агентством по журнальным и газетным вырезкам. Я нашла это у него на столе. Это твоя рецензия на его книгу, мой юный Херринг, и даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять, почему ему это могло не понравиться. Я могу прочитать вам это вслух».
Я конечно представлял себе, в каком ключе будет написана рецензия Киппера, что она не будет хвалебной, и что до меня, я слушал ее с большим удовольствием. Заканчивалась статья следующим образом:
«Обри Апджон был бы иного мнения о начальной школе, если сам бы оказался на месте своих учеников в Мелверн Хаус, что в Бремли. Мы никогда не забудем свиной колбасы, которую нам подавали по воскресеньям: судя по вкусу, свинина принадлежала свиньям, прожившим безрадостную жизнь и умершим от сапа или туберкулеза».
До сих пор, Киппер сидел, постукивая пальцами по коленке и время от времени вставляя: «да, сказано остро, но правда». Но когда тетушка дошла до этого последнего абзаца, он снова сделал свой знаменитый прыжок в высоту, явно побив прежние свои рекорды на несколько дюймов. Я успел подумать, что если отпадет его теперешний способ зарабатыванья денег, у него впереди блестящее будущее акробата.