Страница 8 из 79
Я обхожу молчанием нескольких писателей этой эпохи, как, например, Богдановича (1743—1803), автора поэмы «Душенька»; Хемницера(1745—1784), талантливого баснописца, бывшего предшественником Крылова; Капниста (1757—1829), писавшего довольно поверхностные сатиры хорошими стихами; князя Щербатова (1733—1790), который начал собирать летописи и произведения народного творчества и предпринял составление истории России, в которой впервые отнесся с научной критикою к летописям и другим источникам. Но мы не можем обойти молчанием масонское движение, начавшееся в конце XVIII века.
Распущенность нравов, характеризовавшая русское высшее общество в XVIII веке, отсутствие высших стремлений, низкопоклонство дворянства и ужасы крепостного права — неизбежным образом вызвали реакцию среди лучших людей России, и эта реакция воплотилась отчасти в широко распространившемся масонском движении, а отчасти в христианском мистицизме, корни которого лежали в мистических учениях, пользовавшихся тогда большой популярностью в Германии. Масоны и их «Общество друзей» предприняли серьезную попытку поднятия нравственного уровня массы, причем они нашли в Новикове (1744—1818) истинного апостола этого обновления. Он начал свою литературную карьеру очень рано, в одном из тех сатирических журналов, которые были обязаны своим появлением инициативе самой Екатерины в начале ее царствования; но даже в то время Новиков, в одном дружелюбном литературном споре с «бабушкой» (Екатериной II), показал, что он не сможет удовлетвориться одной лишь поверхностной сатирой во вкусе императрицы и что, вопреки ее желаниям, он будет добираться до корня тогдашнего зла, указывая на рабство и его глубоко деморализирующее влияние на широкие крути общества. Новиков был не только хорошо образованным человеком: он соединял глубокие нравственные убеждения идеалиста с талантами организатора и делового человека; и, хотя его журнал (чистый доход с которого Новиков употреблял на филантропические и общеобразовательные цели) был вскоре запрещен «бабушкой», это не помешало ему основать в Москве, с большим успехом, крупную типографию и книжный магазин, с целью издания и распространения книг нравственно-философского характера. Его книжное предприятие (соединенное с госпиталем для рабочих и аптекой, из которой выдавались бесплатно лекарства беднякам Москвы) вскоре вошло в деловые сношения с книгопродавцами по всей России и разрослось до громадных размеров. В то же время его влияние на образованное общество росло с каждым днем и приносило самые благоприятные результаты. В 1787 году, во время голода, он организовал помощь голодающим крестьянам, причем один из его учеников пожертвовал для этой цели громадную сумму денег. Конечно, и церковь и правительство относились с большим подозрением к распространению христианства в той форме, в какой его понимали масоны; и несмотря на то, что московский митрополит аттестовал Новикова в качестве «лучшего христианина, какого ему приходилось встречать», Новикова тем не менее обвинили в политическом заговоре.
Он был арестован и, по личному желанию Екатерины, к удивлению всех знавших его, был в 1792 году приговорен к смерти. Его, однако, не казнили, но осудили к 15-летнему заключению в страшной Шлиссельбургской крепости, причем он был посажен в ту самую секретную камеру, где томился когда-то Иоанн Антонович. Друг Новикова, масон д-р Багрянский, изъявил желание разделить с ним его заключение. Новиков оставался в крепости вплоть до смерти Екатерины. Только Павел I освободил его, в 1796 году, в первый же день своего царствования; но Новиков вышел из крепости разбитым человеком и впал в глубокий мистицизм, наклонность к которому уже в то время проявлялась в некоторых масонских ложах.
Христианские мистики не были счастливее масонов. Один из них, Лабзин (1766—1825), пользовавшийся большим влиянием в обществе, благодаря литературным трудам, в которых он боролся с безнравственностью, окончил дни свои в ссылке. Впрочем, несмотря на правительственные преследования, и мистические христиане и масоны (некоторые ложи которых следовали учению розенкрейцеров) оказали глубокое влияние на умственную жизнь России. С восшествием на престол Александра I масоны получили возможность более свободной проповеди своих идей; выраставшее в обществе убеждение в необходимости уничтожения крепостного права, а также судебной и административной реформы, несомненно, в значительной степени было результатом проповеди масонов. Кроме того, довольно большое количество замечательных людей получили образование в московском институте «друзей», основанном Новиковым; между ними можно указать на историка Карамзина, на братьев Александра Ивановича и Николая Ивановича Тургеневых (дальних родственников великого романиста) и нескольких политических деятелей.
Судьба Радищева (1749—1802), политического писателя той же эпохи, носит еще более трагический характер. Он получил образование в Пажеском корпусе и был одним из тех молодых людей, которых русское правительство послало в 1766 году в Германию для окончания образования. Он слушал лекции Геллерта и Платтнера в Лейпциге, а также изучал французских философов. По возвращении из-за границы, в 1790 году, он издал «Путешествие из Петербурга в Москву», идея которого, кажется, была внушена ему «Сентиментальным путешествием» Стерна. В этой книге он очень искусно сочетал свои впечатления от путешествия с различными нравственно-философскими рассуждениями о русской действительности и дал хорошие правдивые изображения тогдашней русской жизни.
С особенной силой он указывал на ужасы крепостного права, а также на скверную организацию администрации, продажность судов и т. д., подтверждая эти осуждения общего характера конкретными фактами, почерпнутыми из действительной жизни. Екатерина, которая уже до начала революции во Франции, и в особенности со времени событий 1789 года, начала относиться враждебно к либеральным идеям своей юности, пришла в ужас от книги Радищева. По ее повелению она была конфискована и подвергнута уничтожению. Императрица сама писала обвинение против этой книги и описывала автора, как революционера «хуже Пугачева». Еще бы! он осмеливался «говорить с одобрением о Франклине» и был заражен французскими идеями! Вследствие этого Екатерина сама написала резкий разбор книги, послуживший руководством при возбуждении преследования против автора. Радищев был арестован, заключен в крепость и позднее выслан в одну из отдаленнейших местностей Восточной Сибири, в Илимск. Он был освобожден из ссылки лишь при Александре I, в 1801 году. Год спустя, убедившись, что даже восшествие на престол Александра I не ведет к крупным реформам, он покончил с собою. Что же касается его книги, то она до последнего времени оставалась запрещенной в России. Новое ее издание, сделанное в 1872 году, было конфисковано и сожжено, и лишь в 1888 году было разрешено одному издателю выпустить эту книгу в количестве всего лишь ста экземпляров, доступных лишь небольшому числу ученых и высокопоставленных чиновников.[4]
Таковы были, стало быть, элементы, из которых могла развиваться русская литература в XIX веке. Медленная работа предыдущих пяти веков уже подготовила то великолепное, гибкое орудие — литературный язык, который вскоре послужил Пушкину для создания его мелодических стихов и Тургеневу для его не менее мелодической прозы.
Уже из автобиографии раскольничьего мученика Аввакума можно было убедиться в значении разговорного русского языка как орудия литературы. Тредьяковский, своими нескладными стихами, и в особенности Ломоносов и Державин, своими одами, окончательно изгнали из литературы силлабический стих, проникший к нам вследствие французских и польских влияний, и установили ритмическую форму, давно подсказываемую народными песнями. Ломоносов создал популярный научный язык; он ввел известное количество новых слов и доказал, что латинская и старославянская конструкции противны духу русского языка и совершенно не нужны. В эпоху Екатерины II в литературе получили права гражданства формы обыденного разговорного языка, не исключая даже языка крестьянского населения. Наконец, Новиков создал русский философский язык — все еще тяжелый, благодаря мистической подкладке, но в общем превосходно приспособленный, как оказалось несколькими десятилетиями позже, для абстрактных метафизических рассуждений. Таким образом, основные элементы для создания великой и оригинальной литературы были уже налицо. Требовался лишь гениальный творец, который воспользовался бы этими элементами для более высоких целей. Таким гением был Пушкин. Но прежде чем мы перейдем к нему, необходимо остановиться на историке и беллетристе Карамзине, а также на поэте Жуковском, которые являются соединительным звеном между двумя эпохами.
4
За границей книга была издана дважды: Герценом (в 1858 г.) и в Лейпциге (в 1876 г.).