Страница 89 из 113
Характерно, что Лактанций называет злодея Антихристом всего один раз, да и то в завершение рассказа. Обычные обозначения его: «могущественный царь», «нечестивый», «тиран». Такое словоупотребление не случайно. Лактанций обращался к широкой публике, к современным ему римским гражданам, для которых сам по себе термин «Антихрист» не был вероучительным и не мог вызвать соответствующих эмоций. По этой же причине Лактанций не называет и своих библейских источников, хотя определенно использует Откровение Иоанна Богослова. Зато он охотно цитирует нехристианские пророчества, где встречаются сходные сюжеты и мотивы. Во-первых, это необычайно популярные тогда Сивиллины книги, перед которыми и сам Лактанций испытывает немалый пиетет; во-вторых, различные оракулы, вроде «книг» Гермеса Трисмегиста и Гидаспа Мидянина. Это-то и придает рассказу Лактанция своеобразный колорит и одновременно отличает его от традиционных церковных произведений на ту же тему. Библейские мотивы у Лактанция вторичны и как бы вплетаются в «сивиллианскую» канву событий. «Царь этот, исполненный величайшей злобы, – замечает Лактанций по ходу дела, – будет притом ложным пророком, провозгласит себя Богом и повелит обожать себя как Сына Божия». Не совсем ясно, подразумевается ли здесь пророчество апостола Павла из Второго послания к Фессалоникийцам. Лактанций не делает никаких ссылок на Новый Завет. И даже там, где он пользуется новозаветными данными, он подвергает их обработке. Так, вместо двух обличителей Антихриста, Еноха и Илии, у Лактанция действует один безымянный пророк; вдобавок возникает целая серия сражений Христа с Антихристом. Отступление от церковной традиции, возможно, объясняется тем же стремлением Лактанция приспособить образ Антихриста к языческой картине мира.
В «Толковании на Откровение Иоанна Богослова», принадлежащем епископу Патавии Гаю Марию Викторину (ок. 300-363), излагаются те же взгляды, которым следовал Лактанций, только с большей конкретикой. По Викторину, Антихристом будет не кто иной, как император Нерон, когда-то изгнанный из Рима и скрывавшийся всё это время где-то на Востоке (вероятно, в Парфии). При кончине века он двинется на Рим, поддержанный иудеями и признанный ими Мессией. В это самое время в пределах империи воцарятся десять царей-узурпаторов, троих из которых Антихрист-Нерон уничтожит, а остальных подчинит своей власти. Рассказ этот напоминает, с одной стороны, соответствующие Сивиллины пророчества, а с другой – раннехристианские апокрифы вроде «Вознесения Исайи». Впрочем, Викторин подчеркивает, что Нерон объявится под иным именем и иной внешностью. Далее следуют варианты «имени зверя», предложенные ещё Иринеем и Ипполитом, к которым Викторин добавляет лишь готское имя «Гензерик». В целом же мы видим все основные моменты традиции, бытовавшей у западных христиан вплоть до V в. Это пёстрая смесь из популярных пророчеств и оракулов, довольно противоречивых, а нередко и взаимоисключающих.
В рамках этой традиции существовали любопытные, подчас совершенно неожиданные варианты, один из которых представляет другой латиноязычный христианский апологет – ныне почти забытый поэт Коммодиан (ум. 310), автор «Поучений» и «Апологетической поэмы». В обоих этих произведениях имеются более или менее подробные эсхатологические описания. Рассказ Коммодиана замечателен тем, что Антихрист у него является дважды: один раз как римский император, другой – как узурпатор в Иерусалиме. Но в обоих случаях это всё тот же Нерон, сначала выходящий из преисподней, затем прибывающий с Востока (из Персиды). Первый Нерон будет признан сенатом в качестве императора или даже бога. Его поддержат римляне и иудеи. Он возьмёт себе двух соправителей-Цезарей, вместе с которыми учинит жестокое гонение на христиан. Объявившийся Илия и другие пророки, которых возненавидят иудеи, будут по их просьбе устранены. Однако через три с половиной года первый Нерон будет убит вторым воскресшим Нероном, прибывшим с Востока. Победитель захватит Рим, сотрёт его с лица земли и отправится царствовать в Иерусалим. Рассказ завершается падением супостата, низвергнутого по велению Бога нагрянувшими с Востока десятью «пропавшими» Израильскими коленами.
Стоит сравнить эту, казалось бы, явную тавтологию с замечанием Лактанция в сочинении «О смертях гонителей», что Нерон вернётся при кончине века, чтобы быть предтечей и проводником Антихриста (II 8, 9). Следовательно, первый воскресающий Нерон у Коммодиана является предшественником настоящего Антихриста – второго Нерона, который внезапно объявляется на Востоке и вторгается в Римскую империю. Ключевыми для понимания картины, нарисованной Коммодианом, являются стихи 933-935:
Для нас Антихристом будет [первый] Нерон, а этот – для Иудеев. Эти двое непременно восстанут в последнее время; Город погубит [первый] Нерон, а этот – всю землю.
Ситуацию с двумя эсхатологическими тиранами проясняет аквитанский пресвитер Сульпиций Север (ок. 363-420), писавший последним из четверки рассматриваемых нами латиноязычных авторов. Бывший ученик святого Мартина Турского (316-397), Сульпиций оставил запись бесед со своим учителем («Диалоги»), где встречается и пророчество о конце света. Следуя Сульпицию, Мартин Турский видел в Антихристе и воскресшем Нероне не одно и то же лицо, а две самостоятельные эсхатологические фигуры, хотя и идентичные друг другу по антихристианскому духу. Они оба явятся перед концом света: Нерон воцарится в Западной империи, а Антихрист – в Восточной со столицей в Иерусалиме. Оба устроят гонения на христиан, хотя характер этих гонений будет разный. Нерон, как ему и полагается, будет принуждать поклоняться языческим идолам. Что же касается иерусалимского супостата, то он введёт иудейский закон, велит отрекаться от Христа и поклоняться себе как Богу. Нетрудно заметить при этом, что римский тиран соответствует апокалипсическому «зверю», а иудейский – Павловому «человеку греха, сыну погибели». Согласно Мартину Турскому, такое разделение власти продлится недолго. Узурпаторы столкнутся друг с другом, причём Нерон падёт во второй раз, а Антихрист овладеет верховной властью над миром и будет тиранить все народы, пока не погибнет при втором пришествии Христа.
Итак, мы видим, что на каком-то этапе в западнохристианской традиции образ Антихриста обособился от образа Нерона, выделился в отдельную ипостась. Произошло это не случайно.
Отождествление Павлова «сына погибели» с апокалипсическим «зверем», иудейского лже-Мессии с римским императором было искусственным и страдало противоречиями. Нужно было объяснить, каким образом ярый защитник язычества Нерон превратится в иудейского Мессию, восседающего в Иерусалимском храме. Где вообще будет логово врага: в Риме или в Иерусалиме? В итоге две эсхатологические фигуры пришлось развести и даже поселить в разных частях света. И вот, когда они разъединились, оказалось, что образ Антихриста шире и глубже образа воскресающего Нерона и имеет более длительную перспективу. Потому-то и рассказывалось, что иудейский узурпатор уничтожит своего римского собрата. То был важный сигнал. Отныне образу воскресающего Нерона предстояло неуклонно увядать (вместе с Римской империей), чтобы, наконец, отойти в прошлое, передав свои важнейшие атрибуты более жизнеспособному персонажу. Уже Иероним Стридонский (ок. 347-420) поместил Нерона в череду предшественников Антихриста, а о возможном возвращении беглого императора не упомянул и вовсе: «многими злодеяниями и беззакониями, которыми нечестивейший Нерон угнетает мир Цезарей, приготавливается пришествие Антихриста, и в нём (Нероне) отчасти исполняется то, что впоследствии сделает Антихрист» (Письмо к Алгазии, 11).
Толкование Иеронима Стридонского на Книгу пророка Даниила имеет особое значение. Создатель Вульгаты взялся за изъяснение пророчеств Даниила главным образом для того, чтобы опровергнуть нападки известного философа-неоплатоника Порфирия (ок. 232-304), который в своём обширном труде «Против христиан» (в 15-ти книгах), помимо прочего, подверг острой критике и этот важнейший источник христианской эсхатологии. Хотя само сочинение Порфирия не сохранилось (списки его вместе с другими трудами Порфирия были уничтожены по указу христианских императоров Валентиниана III и Феодосия II в 448 г.), в своё время оно имело широкое распространение и породило даже свою школу. Церковь не могла не отреагировать на брошенный ей вызов. С опровержением «безбожного неоплатоника» выступили видные христианские апологеты, и только благодаря их ссылкам и цитатам мы теперь можем судить о характере произведения Порфирия. Так, подвергнув детальному разбору Книгу Даниила, философ пришел к выводу, что это лжеименное сочинение, появившееся во времена борьбы иудеев против Антиоха Эпифана, и что все пророчества, относимые Церковью к «последним временам» и пришествию Антихриста, нужно относить к Антиоху и к его эпохе. Тем самым наблюдения Порфирия во многом предвосхитили выводы новейшей библейской критики. Вместе с тем мы видим, что Порфирий не знал Книги Даниила в еврейско-арамейском подлиннике и судил о ней на основании не совсем точного перевода Феодотиона, что и дало возможность Иерониму поставить под сомнение его выводы.