Оборотень

Курмин умылся, похлебал пустого чаю, и принялся собираться в магазин, попутно пытаясь вспомнить, что же ему снилось этой ночью. Сны в последнее время становились какими-то мутными, незапоминающимися. Какие-то бессвязные образы, события, эмоции. Соединяло их только одно — неизменное присутствие пронзительной тревоги, осознания чего-то неизбежного, злого…

Этот сон тоже не стал исключением. Плюнув на бесплодность попыток восстановить хоть эпизод сновидения, Курмин оделся и вышел из квартиры. Во дворе сосед с ошалелыми глазами раскапывал свою "Хонду", заваленную снегом по самую крышу. Михаил на глазок прикинул затраты сил, которые могут уйти для вывода его "Жигуля" на оперативный простор, ужаснулся и потопал на своих двоих. Первопроходцы уже протоптали дорожку, узенькую, с двух сторон зажатую сугробами, к автобусной остановке, так что до цели Курмин добрался практически без потерь, не став похожим на покорителя северных просторов.

Маршрутная "Газель" вынырнула из снежной завесы, и мятущаяся толпа на остановке ломанулась в спасительный салон. Хорошо ещё, что дом Курмина находился недалеко от автобусного кольца, и практически все места в маршрутке были свободны. Водитель — привычный уже типус из представителей некогда братских народов, с невообразимым южным акцентом известил всех пробившихся в салон, всё, что он думает о погоде, и маршрутка поехала, каждую секунду рискуя застрять в снежных заторах, как "Челюскин" в своё время во льдах и торосах.

…слышали, говорят, оборотня поймали, — долетел до Михаила обрывок разговора с переднего сиденья, — точнее, не поймали — а покрошили его из "Калашей", такой дуршлаг получился, что никаких ужастиков не надо… В пять стволов дырявили, кровищи было — ужас!

Публичный распространитель устной версии "сказок нашего времени", имеющих под собой прочный фундамент из смеси печатных изданий цвета осенних листьев, не гнушающихся никакими сомнительными "сенсациями", и банальнейших сплетен и слухов, отлакированных до состояния "святой правды" собственными домыслами и фантазиями — мужичок, лет сорока восьми, с лицом вечного "пострела, который везде поспел", увлечённо "вцепился в ухо" соседу, и безостановочно чесал языком. Через минуту рассказчик как-то позабыл, что имеет место быть приватная беседа в "одни ворота", на ненароком брошенную фразу "быть такого не может!", разгорячился, и беседа приобрела статус публичного выступления.

Маршрутка внимала.

Спустя ещё пару минут, все пассажиры "точно знали" что — А: оборотней было не менее трёх. Б: операцию по ликвидации гнезда гадских ликантропов проводило легендарное подразделение "Альфа". В: злобные и могучие вервольфы чуть не ушатали доблестных спецназовцев до состояния нервной дрожи в коленках и абсолютной профнепригодности, и лишь личное вмешательство рассказчика, проявившего небывалое мужество и смекалку, позволило избежать трагической развязки. Г: прочие многочисленные мелочи, вроде битвы сразу с двумя оборотнями на ограниченном пространстве, с последующей блистательной победой с помощью серебряной вилки. Д: клятвы мамой и остальными родственниками до десятого колена, подтверждающие исключительную правдивость повествования… Новая "городская легенда" получала пропуск в умы человечества.

Пока доехали до супермаркета, народу набилось примерно в два раза больше, чем "Газель" могла вместить по факту. Водитель невозмутимо останавливал на каждой остановке, где маячил хоть один страждущий, пока ему не было сделано предупреждение на лексиконе "правильных пацанов", парой пассажиров, недовольных таким сближением с народными массами. Возражать на, в, общем-то, правильное замечание он не осмелился, ибо чаяния народа исходили от ребятишек довольно габаритных и суровых по внешнему виду, и остаток пути проделал без нареканий.

Круглосуточно работающий гипермаркет гостеприимно распахнул створки автоматических дверей, и Курмин попал в обитель продуктового изобилия. Выдернул корзину из аккуратно сложенной стопки, стоящей возле входа, он прошёл в зал. Немногочисленные утренние покупатели вяло ползали по залу, без особого азарта набивая свои корзины разномастным товаром. Невысокий, полноватый охранник маялся возле турникета, лениво поглядывая на заходящих в зал особей обоего пола. Ему было скучно. Михаил не спеша двинул вдоль полок и камер с замороженной продукцией, время от времени откладывая в свою корзину покупки — пельмени, хлеб, десяток яиц, сосиски, сгущенные сливки, куриные окорочка. Привычный набор холостяка со стажем.

…Высокий мужчина в старенькой, почти затрапезной дублёнке вывернул навстречу Курмину от отдела алкогольной продукции, едва не столкнувшись с ним нос к носу. Обаятельно улыбнувшись, он сказал "Пардон, месье" и ловко обогнув Михаила, торопливо зашагал в сторону касс. Несмотря на вежливость и приятные манеры встречного, взгляд у него рыскнул, словно сквозь маску на мгновение вдруг прорвалась истинная сущность. Что-то неприятно кольнуло у Курмина в подсознании, всего лишь на миг, но он списал это на вчерашний конфликт, осадок от которого ещё бултыхался на дне души.

Михаил не глядя, бросил в корзину коробку с замороженной пиццей, на случай острого приступа лени, и повернул за угол — туда, откуда появился высокий. Алкогольный стеллаж был необъятен, но ещё необъятнее был товарищ, который неспешно двигался вдоль стеллажа, с видом истинного ценителя душевного алкоголя. Дорогая одежда таких размеров, которые без малейшего усилия можно было напялить и на гиппопотама далеко не самых убогих габаритов, тройной подбородок, два золотых перстня на сарделечных пальцах и прочие атрибуты не обиженного бедностью члена общества.

Любимый Курминым коньяк в ёмкостях по четверти литра стоял как раз в том месте, подходы к которому блокировал необъёмный.

Михаил подошёл поближе, но дотянуться до бутылки, не сдвинув с места эту тушу, было нереально. Подождал полминуты, надеясь, что золотоперстнёвый продолжит свой вояж, и можно будет беспрепятственно заполучить заветную бутылочку. Человек-гора прикипел к одному месту, вдумчиво изучая ассортимент, хмыкая и надувая щёки до размеров небольших воздушных шариков. Прошло ещё где-то с минуту, ситуация оставалась без изменений.

— Извините, — толстый нехотя скосил глаза вниз и вбок, где просительно улыбался Курмин, макушка которого была немногим выше солнечного сплетения толстяка, и которому надоело это глупое ожидание — вы не отойдёте немного? Мне до бутылки не дотянуться.

— Чего? — мысль изреченная, похоже, доходила до человека-горы через кожу, усугублённую невероятным слоем жира, — чего надо?

— Отойдите, пожалуйста, — Михаил сделал глаза кота из "Шрека", — бутылочку мне не достать, мешаете немного…

— А… Ну… Сейчас, да… — толстый сделал такое лицо, как будто у него попросили беспроцентную ссуду в размере, превышающем пятилетний бюджет России, на неопределённый срок с неопределёнными обязательствами. И остался стоять на месте, подобно творению Церетели. Курмин ждал.

Через полминуты необъёмный вздохнул, словно это он, а не Путин вкалывал как раб на галерах, и немного сдвинул свой организм, давая Курмину подход к нужной полке.

Бутылочка незамедлительно перекочевала с полки в корзину, и Михаил двинулся дальше, вспоминая, что ещё требуется прикупить, дабы в ближайшее время избежать лишних походов за всякой мелочёвкой.

Чай, сахар-песок, сушки с маком, полтора килограмма картошки, подсолнечное масло. Спасибо за покупку!

— Стой, паскуда! — источающий запредельное возмущение вопль знатно шарахнул по слуху, когда Курмин уже подходил к кассе, — стой, гондон! Падла!

Михаил оглянулся синхронно с остальными покупателями, выкладывающими свои приобретения на ленту транспортёра. Человек-гора летел по проходу, гулко бухая зимними ботинками на толстой подошве по гладкому полу. На морде красовалась гримаса Лёвы Бронштейна, которому веско растолковали про невозможность мировой революции. Налечу, растопчу, не помилую!