Мнемоскан

— Меня зовут Карен, — сказала она, протягивая мне руку.

— Джейк, — ответил я, протягивая свою. Кожа на её руке была сморщенная и покрытая пигментными пятнами, суставы пальцев раздуты. Я очень осторожно пожал её.

— Откуда вы, Джейк?

— Отсюда. Из Торонто. А вы?

— Из Детройта.

Я кивнул. Вероятно, очень многие из собравшихся здесь были американцами. «Иммортекс» нашла гораздо более благоприятный юридический климат для своих операций в либеральной Канаде, чем во всё более консервативной Америке. Когда я был ребёнком, студенты приезжали в Онтарио из Мичигана и Нью-Йорка, потому что алкоголь здесь разрешён раньше, а стриптизёрши снимают с себя больше. Теперь люди из этих двух штатов пересекали границу ради легальной марихуаны, легальных проституток, легальных абортов, однополых браков, разрешённой эвтаназии под контролем врача и других вещей, которые не одобряет религиозное правое крыло.

— Забавно, — сказала Карен, оглядывая толпу собравшихся. — Когда мне было десять, я как-то сказала своей бабушке: «Да кто же захочет, чтобы ему было девяносто». А она посмотрела мне в глаза и сказала: «Любой, кому стукнуло восемьдесят девять». — Карен покачала головой. — Как она была права.

Я слабо улыбнулся.

— Леди и джентльмены, — послышался в этот момент громкий мужской голос. — Прошу занять свои места.

Очевидно, ни у кого не было проблем со слухом; импланты легко корректируют этот признак старости. В задней части бального зала стояли ряды складных стульев, обращённые к небольшой трибуне.

— Пойдёмте? — предложила Карен.

Что-то в ней очаровывало меня — возможно, её южный акцент (она явно выросла не в Детройте), а также, несомненно, тот факт, что мы находились в бальном зале. Я обнаружил, что предлагаю ей руку, и Карен принимает её. Мы медленно пересекли зал — я позволил ей задавать темп — и нашли пару незанятых стульев ближе к краю, под висящим на стене пейзажем А. Я. Джексона[1].

— Спасибо, — сказал тот же мужчина, что приглашал всех сесть. Он стоял за кафедрой тёмного дерева. Он не был освещён; лишь немного света рассеивалось от укреплённой на кафедре настольной лампы. Долговязый азиат лет тридцати пяти, с чёрными волосами, зачёсанными назад и открывающими лоб, высоте которого позавидовал бы и профессор Мориарти. Он говорил в непривычно большой старомодного вида микрофон. — Меня зовут Джон Сугияма, — сказал он, — я вице-президент «Иммортекс». Спасибо, что собрались здесь сегодня вечером. Надеюсь, пока вы были довольны нашим гостеприимством.

Он оглядел собравшихся. Карен, как я заметил, была в числе тех, кто что-то согласно пробормотал себе под нос — чего, по-видимому, и добивался Сугияма.

— Ну, хорошо, — продолжил он. — Во всём, что мы делаем, мы стремимся к абсолютному удовлетворению клиента. Ведь, как у нас здесь говорят, «Раз клиент «Иммортекс» — всегда клиент «Иммортекс». Он широко улыбнулся и снова дождался одобрительных смешков публики. — Что ж, я уверен, что вас масса вопросов, так что давайте начнём. Я знаю, что то, что мы продаём, стоит немалых денег…

Кто-то рядом со мной пробормотал: «Не то слово», но если Сугияма и расслышал, то не подал виду. Он продолжил:

— Но мы не попросим у вас ни цента до тех пор, пока вы не будете полностью убеждены, что то, что мы предлагаем, полностью вам подходит. — Ободряюще улыбнувшись, он скользнул взглядом по собравшимся, заглядывая им в глаза. Он посмотрел в глаза Карен, но проигнорировал меня: вероятно, посчитал, что я не могу быть потенциальным клиентом, так что не стоит тратить на меня свой шарм.

— Большинство из вас, — продолжил Сугияма, — проходили МРТ. Наш запатентованный и эксклюзивный процесс под названием «Мнемоскан» ничуть не страшнее МРТ, только его разрешающая способность несравненно выше. Он даёт нам полную, идеальную картину структуры вашего мозга, на которой отмечен каждый нейрон, каждый дендрит, каждая синаптическая щель, каждое соединение между ними. А также уровень нейротрансмиттеров для каждого синапса. Ничто из того, что делает вас вами, не ускользает от нашего внимания.

До сих пор он говорил чистую правду. Ещё в 1990-х один филантроп по имени Хью Лёбнер пообещал наградить медалью из чистого золота — не просто дешёвым позолоченным кругляшом, какие дают на Олимпиадах — и ста тысячами долларов наличными того, кто построит машину, которая пройдёт тест Тьюринга — старый анекдот, гласивший, что компьютер должно объявить истинно разумным, если его ответы на вопросы невозможно отличить от ответов человеческого существа. Лёбнер ожидал, что пройдёт всего несколько лет, прежде чем ему придётся раскошелиться — но всё обернулось по-другому. Премию присудили лишь три года назад.

Всё это показывали по телевидению: жюри из пяти инквизиторов — священник, философ, специалист в области мышления, женщина, владеющая малым бизнесом и комик разговорного жанра — были представлены двое, спрятанные за чёрными занавесями. Членам жюри было позволено задавать этим двоим совершенно любые вопросы: моральные головоломки, факты повседневной жизни, даже вопросы о любви и воспитании детей; вдобавок ко всему комик пытался их расколоть, задавая вопросы о том, почему те или иные шутки смешны или не смешны. Но не только это: две скрытые за занавесями сущности вступали в диалог друг с другом, задавая друг другу вопросы на глазах жюри. В конце члены жюри проголосовали и единогласно признали, что не могут определить, за какой занавесью находится машина, а за какой — живой человек.

После перерыва на рекламу занавеси были подняты. Под левой обнаружился лысеющий и бородатый чернокожий мужчина за пятьдесят — его звали Сэмпсон Уэйнрайт. А за правой был очень простой на вид угловатый робот. Группа разработчиков получила свои сто тысяч — мелочь по нынешним временам, но имеющая огромное символическое значение — и свою золотую медаль. Их изделие-победитель, как они потом рассказали, было точной мнемокопией Сэмпсона Уэйнрайта, которая в самом деле, и весь мир стал этому свидетелем, думала мысли, никаким способом неотличимые от мыслей оригинала. Три недели спустя та же самая группа разработчиков разместила на бирже акции своей небольшой компании «Иммортекс»; на следующий день все они стали миллиардерами.

Сугияма продолжал свою рекламную речь.

— Конечно, — сказал он, — мы не можем записать цифровую копию обратно в исходный биологический мозг — однако мы можем поместить её в искусственный мозг, и в этом, собственно, и состоит наш процесс. Наш искусственный мозг конденсируется из квантового тумана, формируя наногель, который в точности повторяет структуру биологического оригинала. Копия будет вами — вашим разумом, пересаженным в искусственный мозг, сделанный из долговечной синтетики. Он не будет изнашиваться. С ним не случится инсульта или аневризмы. В нём не разовьётся деменция или маразм. И… — он сделал паузу, чтобы убедиться, что безраздельно завладел всеобщим вниманием. — Он не умрёт. Потенциально новый вы будет способен жить вечно.

Несмотря на то, что все хорошо знали, что выставляется здесь на продажу, раздались изумлённые возгласы — слово «вечно» производит неизгладимое впечатление, будучи произнесённым вслух. Я лично был не слишком высокого мнения о бессмертии — я подозревал, что мне наскучит жить к тому времени, как я достигну, скажем, возраста Карен. Но я ходил по яичной скорлупе двадцать семь лет, постоянно боясь, что сосуды у меня в мозгу лопнут. Смерть была не так уж страшна, но перспектива превратиться в растение, как мой отец, повергала меня в ужас. К счастью, искусственные мозги «Иммортекс» работают на электричестве; им не нужны питательные вещества, так что и кровеносных сосудов в них нет. Я сомневался, что доктор Тхань имела в виду что-то подобное, но мне сгодилось бы и такое.

— Конечно, — продолжал Сугияма, — искусственному мозгу потребуется тело.

Я взглянул на Карен; интересно, ознакомилась ли она с этим аспектом до прихода сюда.

Похоже, учёные, первыми начавшие делать искусственные мозги, поначалу не устанавливали их в роботизированные тела — что для личности, которую представлял собой воссозданный разум, было подлинным кошмаром: оказаться глухим, слепым, неспособным общаться или двигаться, в сенсорной пустоте худшей, чем обычная тьма и тишина, лишенным даже проприоцептивного ощущения положения собственных конечностей, контакта кожи с воздухом или одеждой. Эти транскрибированные нейронные сети, как я читал в статьях, что мне удалось найти, быстро начинали перестраиваться в соответствии с паттернами, характерными для ужаса и безумия.

1

Канадский живописец (1882–1974), основатель Группы Семи.