Лекции

Дело вот в чём. Джордано Бруно увлекался масонскими изотерическими традициями — в частности, традициями герметизма. И в это время в Европе распространяется интеллектуальная мода — считать Солнце духовным центром вселенной. Почитание Солнца как божества. Вот это и была ересь Джордано Бруно, за которую ему пришлось поплатиться: почитание Солнца как божества. Что касается Коперника, здесь гораздо проще. Его никто не преследовал. Он был каноником — католическим священником.

А с Галилеем гораздо интереснее. Вы знаете, что Ватикан недавно реабилитировал Галилея. Пересмотр его дела был. И пересмотр сопровождался работой в архивах Ватикана. Из этих архивов выяснились некоторые страшно интересные вещи. Оказывается, инквизиция спасла Галилея. Дело в том, что на Галилея поступил донос. Его обвиняли в проповеди атомизма.

(*Примечание: атомизм — учение, заимствованное Демокритом в результате поездки на Восток; Демокрит полагал, что всё сущее состоит из мельчайших неделимых частиц, в том числе душа и Бог; например, обмен чувствами, по Демокриту, означает обмен мельчайшими и особо подвижными атомами, которые глаз человека не может различать).

Галилей был атомистом.…Дело в том, что XVI век — это век реформации и контрреформации. И вот здесь мне придётся (я не знаю, поймёте ли вы меня) уйти в самую гущу богословских вопросов. Капельку терпения… Это век Тредентского собора. В это время реформаторы отрицают, что человек на литургии причащается телом и кровью Христа. То есть, протестантская позиция, в отличие от католической и православной, считает, что причастие — это просто символ, воспоминание о Тайной вечере. А древняя церковная позиция (православные и католики до сих пор так считают) по этому поводу говорила, что причастие — это, действительно, тело и кровь Христа. И тогда в полемике с протестантами Тредентский собор принимает евхаристический догмат. Этот догмат гласит, что во время литургии происходит пресуществление вина и хлеба в кровь и тело Христа. А дальше возникает вот какой вопрос: облаточка, кусочек причастия маленький, а Христос большой — как тело Христа, всё целиком, может оказаться мистически в этой облатке?

И вот отсюда, из этого вопроса, католическое богословие выводит очень чёткий постулат физический: пространство есть нечто абсолютно внешнее по отношению к физической реальности. И поэтому любое тело может быть ужато до размера минимальной, по сути, математической точки.

Вы помните знаменитый вопрос: сколько ангелов уместится на кончике иглы? Это гениальнейший вопрос — это вопрос, из которого родилась наука Нового времени. Не смейтесь. Это же ведь вопрос исчисления бесконечно малых величин. Кончик иглы — это символ математической точки, а ангел — это минимум телесности, в свою очередь. Дифференциальное исчисление начинается здесь. В принципе евхаристии тот же вопрос: может ли в минимуме пространства уместиться сложно структурированное тело? Физики присутствуют в зале? Не может? Может. Первоатом Лиметра: вся вселенная в точечном состоянии. Почему, откуда у Лиметра эта концепция? Да потому что Лиметр католический священник. Его католическая вера помогла создать ему эту математическую модель.…

Так вот. Античный атомизм предполагает, что есть некоторые минимумы стихий — атомы стихий (атомы земли, атомы воды, атомы воздуха, атомы огня). Это — примитивнейшие и пространственно–минимальные объёмы. А дальше: эти атомы входят в разные сочетания, и тогда возникают сложные разнообразные тела. Отсюда вывод: атома человека быть не может, потому что человек — это сочетание всех стихий. А здесь уже католическое богословие говорит: простите, для обоснования нашего понимания причастия, нам нужно доказать, что есть атом человеческого тела и поэтому даже в пылинке причастия содержится весь Христос. Кроме того, после Тредентского собора законодательство католических стран приводится в соответствие с решениями Собора, а именно: за хулу на евхаристию — смертная казнь.

Представьте себе теперь инквизиторов, когда они получают донос, что доктор Галилей проповедует атомизм. А архиепископ Флоренции (председатель суда) — лучший друг Галилея. Рим есть Рим: это древняя правовая культура. Это такие крючкотворы, которые много чего умеют. Инквизиторы делают что? Они подменяют обвинение. Они обвиняют Галилея совершенно по другому поводу: «Ты утверждаешь, что Земля вокруг Солнца вертится? Ты что не знаешь, что книжка Коперника уже 5 лет, как запрещена?! А ты её читаешь и проповедуешь?» Что происходит? Инквизиторы предъявляют Галилею обвинение, по которому не полагается уголовное наказание и за которое можно максимум пожурить. Инквизиторы объявляют Галилею «страшный» приговор: 2 месяца прожить в загородной резиденции архиепископа Флоренского, каждый день читая 6 покаянных псалмов…

Так вот. На самом деле, это парадокс развития европейской науки. Астрономы очень поздно приняли систему Коперника–Галилея–Кеплера. А, знаете, кто её воспринял на ура? Журналисты. Тогда ещё журналисты не в нашем смысле, а гуманистическая интеллигенция: люди, которые ничего не понимали в астрономии, с восторгом восприняли гелиоцентрическую модель мира. Почему? Это очень важная идея: если общество какую‑то идею воспринимает с восторгом, хотя не понимает её сути, значит, эта идея отвечает каким‑то важным идеологическим потребностям общества. Какие были эти потребности? XVI век в истории Европы — это страшный век: Европа залита кровью, реформационные воины, чума.

И вот тогда рождается естественное представление о том, что на Земле нет истины… Истину надо искать выше, в небесах. Что человек — это ничтожная тварь. Помните Лютера? «Разум — это потаскуха дьявола…». И поэтому человек не может быть вместилищем истины. Вот там — сияющее, светлое, непорочное Солнце без пятен, оно и есть истинный центр.

То есть, по–своему, религиозно окрашенная мизантропия и создала этот казус увлечения коперниканством в европейском гуманитарном сообществе XVI века.

В заключение осталось вновь вернуться к вопросу о соотношении веры и разума, детализировав его на уровне вопросов о доказательствах бытия Бога. Я не буду доказывать вам, есть Бог или нет. Я знаю эти доказательства, я считаю их очень убедительными. Но я не буду их использовать по одной простой причине.

Григорий Богослов однажды сказал: «Бог жаждет, чтобы Его жаждали…». Бог есть любовь и Он ждёт от нас любви…

Теперь скажите, пожалуйста, вы можете себе представить девушку, от которой жених требует только одного: «ты признай, что я существую! Я тебе сейчас докажу, что я существую, я тебе паспорт покажу».

Неужели этого достаточно для любви? Очевидно, нет… Так же и Богу. Его не интересует, знаем ли мы, что Он есть или нет. А вот дальше: если это знание о Нём, преобразилось ли оно в нашей воле, в жаре нашего сердца, в нашей вере? Кстати, вы знаете о том, что русское слово «вера» происходит от санскритского слова «вар»? «Вар» — горячность, жар.

Он в этом смысле веры от нас требует, а не просто предположения о том, что что‑то там есть…

© дьякон Андрей Кураев

© записано Chemarlik

Сотворение мира — начало

Предмет нашего сегодняшнего разговора будет в достаточной степени конкретен. Это первые три главы Книги Бытия — то, с чего начинается Библия.

Передо мной был выбор, использовать ли эту неделю для того, чтобы дать вам общий набросок православного богословия? Но я думаю, что это получилось бы слишком эскизно и слишком поверхностно. И поэтому давайте выберем сегодня одну тему, о которой поговорим более подробно, хотя бы для того чтобы увидеть какие‑то возможности, которые свято–отеческое толкование Библии в себе таит.