Страница 29 из 46
Этон отшатнулся. Его рука нырнула за отворот мундира и появилась обратно с лучевым пистолетом, найденным в кабинете Хайта.
— Я настроен решительно, адмирал. И не отступлю, по крайней мере до тех пор, пока поговорю с полковником Анамандером. Может быть, он со мной согласится.
— А может быть, и нет. Это не имеет никакого значения, но он не согласится, — ответил Хайт, презрительно глядя на пистолет.
Этон неуверенно наставил пистолет на Хайта:
— Держите руки так, чтобы я их видел, сэр.
— Мне пистолет не нужен. У меня есть другое оружие, приставленное точно к вашему сердцу: ваш собственный блуждающий нерв.
Этон изумленно раскрыл глаза.
— Очевидно, вы знаете не все, — объяснил Хайт. — Вы подавили импульс, побуждающий произнести ключевое слово, но совсем не обязательно, чтобы это слово произнесли именно вы. Необходимо лишь, чтобы его услышала ваша нервная система. А я, как лицо, принимающее курьера, знаю это слово.
Указательный палец Этона напрягся на спусковой кнопке лучевого пистолета, но Этон понял, что не сможет выстрелить в своего командира. Он отшатнулся еще на один шаг.
— Вом. — Слово упало с губ Хайта словно капля яда.
Реакция нервной системы Этона была молниеносной.
Клетки мозга срабатывали в ответ на сигнал одна за другой, рассылая приказ по сети приостановленной смерти. У Этона мелькнула мысль подавить этот импульс, погасить его, пока он не достиг блуждающего нерва, иногда называемого «нервом самоубийства» за его способность вызвать остановку сердца по приказу из мозга.
Сердце Этона конвульсивно дернулось и пропустило несколько ударов. Он зашатался, пистолет выскользнул из ослабевших пальцев. Сквозь туман Этой увидел глаза Хайта, следящие за ним наполовину с удовольствием, наполовину с отвращением.—
Внезапно все исчезло. На долю секунды, длившуюся вечно, он снова оказался в страте, снова пережил все его невероятности. Но на этот раз это погружение было менее неуправляемым, почти что выполненным по собственной воле.
Когда он почти в тот же миг вернулся в холл каюты Хайта, она снова предстала перед ним плоской, двумерной. Но на этот раз умственного затмения не было. Этой чувствовал себя молодым, сильным и всемогущим, словно единственный способный летать среди обреченных ползать.
Вом. Это слово стало безопасным. Страшный яд, который оно в себе несло, был вычеркнут из сознания.
— Что… сейчас что-то случилось или мне показалось? — прошептал Хайт. На мгновение ему почудилось, что вокруг Этона бушует аура почти невидимого пламени.
— Случилось. Ваше слово тоже на меня не действует. Я от него избавился.
Этой замолчал. Он еще не понял, что с ним произошло, или понял не до конца. Он только знал, что это было удивительно, невероятно — и в то же время логично.
— Адмирал, вы интересовались, почему законы требуют немедленной смерти курьера. Кажется, я могу ответить на ваш вопрос.
— Да? И почему же?
— Потому что курьер становится чем-то вроде бога.
— Бога, — презрительно усмехнулся Хайт. — Ну что ж, психологическое кондиционирование вы преодолели. Посмотрим, как вы справитесь с лучевым огнем.
Адмирал выхватил из поясной кобуры лучевой пистолет, намного мощнее той игрушки, которую бросил Этой. Нарочито медленно щелкнув предохранителем, Хайт направил дуло в грудь Этона.
У Этона был краткий миг для прощального слова.
— Адмирал, — выдохнул он, — я тоже верный слуга Империи.
Затем он будто вправду увидел устремившийся сквозь пространство плотный микроволновой луч, сопровождаемый тускло-красными волнами трассера.
И адмирал Хайт хрипло вскрикнул. Прямо на его глазах капитан Этон исчез из каюты. Он снова переместился в страт.
Падая в бесконечность потенциального времени, Этон думал, почему и как его нервная система спасла его. Что это было — инстинкт выживания, среагировавший на угрозу смерти? Или его подсознание, все еще каким-то извращенным образом подчиняясь самоубийственной команде, стремясь к этой смерти и предвкушая ее, перестаралось и выбросило его в страт?
Как тело приобрело такую способность, можно было только гадать. Возможно, дело в уникальном предыдущем опыте. Каким образом было проделано то, что в обычных условиях требовало сложного снаряжения и огромной энергии, Этон не знал. Одно было ясно совершенно точно: он отличается от других. Он стал человеком четырех измерений, способным по собственной воле перемещаться сквозь время.
И он уже не был беспомощной пушинкой, подвластной всем завихрениям страта. На этот раз он не лишился чувства обычного времени, свойственного мозгу от рождения, у него было собственное ортогональное поле, хоть и слабое. По этой причине мозг сохранил рациональность мысли. Органы чувств научились справляться со сверхъестественным содержанием страта, не вызывая короткого замыкания в сознании.
Раньше страт поглощал его, топил в себе. Вот почему сознание искало спасения в бесконечном повторении собственной жизни: это был единственный знакомый элемент среды. Этон мог бы при желании опять уйти в то же убежище, но не сделал этого, поскольку рассудок его не был оглушен, сознание не мутилось и страт выглядел совсем по-другому.
Огонь. Точнее всего —можно было описать его этим словом. Этон плыл в океане вечного пламени, полыхавшего из мириадов полусозданий, существующих лишь потенциально. Языки этого пламени бились и трепетали, извивались, вздувались, опадали.
Этон понимал, что это не страт в истинной реальности, но лишь интерпретация страта приспособившимися органами чувств. Повсюду играл и вился огонь; это было пятимерное море, непредставимое никаким иным образом.
Поворачиваясь в некотором направлении, Этон видел нечто, похожее на широкую свинцовую стену. На ней, как на огромной фреске, разыгрывались до удивления разнообразные и яркие сцены. То была поверхность страта, реальность сущего, ортогонального времени, из которого пришел сюда Этон. Настоящий, плотный мир. И Этон, если бы хотел, мог бы глядеть на этот мир и видеть, что в нем происходит.
Однако вместо этого Этон устремился в прошлое — та есть в прошлое в понятиях ортогонального времени — о ужасающей скоростью, исполняя миссию, которая лишь постепенно становилась ему ясна.
Но его ждало препятствие на пути. Внезапно впереди себя Этон увидел тень, чужеродную в этой среде. Как и он сам, тень двигалась в пузыре ортогонального времени, на была больше Этона. Намного больше.
Посторонившись, Этон узнал очертания: ступенчатое офисное здание, летящее высоким торцом вперед, на борту изящными серебряными буквами написано «Бьюик». Это был межузловой хронолайнер.
Этон пропустил бы лайнер мимо себя, но, очевидно, у того отдела нервной системы, который управляя недавно приобретенными возможностями, были собственные автономные реакции. Когда Этона коснулось ортогональное поле лайнера, он внезапно фазировался из страта и оказался в новой и неожиданной ситуации.
Он стоял в кают-компании хронолайнера в мундире капитана Хронофлота.
Нервно отпивая из бокала глоток за глотком, Инприсс Соре тревожно оглядывалась по сторонам, дергая головой, как испуганная птичка.
Она почти все время проводила здесь, в кают-компании, где всегда было людно и горел яркий свет. Инприсс совсем не спала, боясь оставаться в каюте из страха перед непрошеными гостями, и жила только на нервной энергии. В то же время она знала, что ей придется оставить эту привычку, достигнув Ривьеры, где она будет жить одиноко и незаметно, чтобы ее не нашли.
Испуганную девушку капитан Монд Этон приметил с первого же взгляда.
Разглядывая просторную кают-компанию и лица пассажиров, капитан обнаружил, что наряду со способностью по. собственной воле перемещаться сквозь время он приобрел еще один дар. Ясновидение. Все его чувства приобрели необычайную остроту; он мог мгновенно прочитать мысли или чувства любого человека, на которого падал его взгляд. Людские души стали для него открытой книгой.