Страница 4 из 81
Но бывает, что неверие есть порождение некоего откровенного самоуверенного хамства - и в таких случаях я вспоминаю слова Иосифа Бродского: «есть мистика, есть вера, есть Господь, есть разница меж них и есть единство. Одним вредит, других спасает плоть. Неверье – слепота, но чаще – свинство».
Так вот, я очень редко встречал людей, которые чётко отдавали бы себе отчёт в своём свинстве. Есть очень небольшое число людей, которые честно отдают себе отчёт, почему они не в храме. Лишь пару раз я слышал честные признания. Однажды у меня на философском факультете был один паренек. И когда мы с ним на философском уровне уже всё выяснили, он сказал, что креститься всё-таки не будет. «Ну, почему же не будешь?» Он честно ответил: «Я женщин слишком люблю». Парень он был чрезвычайной красоты и пользовался огромным успехом среди студенток. Но он осознал и признал, что именно мешает ему принять крещение. Когда он же он подрос, поступил в аспирантуру, женился, вот тогда он и вправду крестился.
Но это был честный человек. Который честно сказал себе, где у него свербит. Не знания ему мешали, а нечто совсем другое. И вот помочь человеку познать правду о себе - тоже задача миссионера. А вот дальше - я уже бессилен. Дальше - это уже тайна совести человека и тайна Божьего Промысла. Мое дело - бросить семя, дать человеку некоторое представление о Православии. А когда его душа откликнется - может, не сейчас, может, через 20 лет, может, когда он полезет в петлю, - то, может быть, вспомнит: подожди, ведь была же возможность жить иначе, открывалась дверка, туда, в мир Церкви, а я не вошел. А может быть, все-таки попробовать? Отложить эту петлю до завтра, а сейчас - в храм идти? Дело миссионера - бросить семя. А когда оно взойдет - дело Владыки Нашего.
Так вот, задача миссионера - показать: "Подумай сам: может быть, ты в Церковь не идешь просто потому, что боишься жить по совести? Может быть, ты не хочешь жить в чистоте? Может быть, ты заповедей наших боишься? Не догм - а заповедей?..
- Допустим, я - кришнаит. Вот увидел я плакатик, что выступает некий православный профессор Андрей Кураев, мне стало интересно, прикольно, как говорится, и я пришел к Вам на лекцию. Как Вы себя поведете, узнав, что я - сектант?
- Непредсказуемо. Если Вы будете нападать на наши святыни, кощунствовать – то нарветесь на не-толстовца. Принцип миссионера прост: с эллинами как эллин, с иудеями как иудей, с волками как волкодав.
Я готов к полемике. И я не ставлю своей целью очаровать, обратить всех присутствующих в свою веру, тем более прямо на лекции. Мое дело - понудить человека к труду мысли, сопоставления. Поэтому я могу даже задирать собеседника, чтобы вывести его из состояния равновесия, чтобы он, может быть, и оскорбленный ушел, но зато с четким осознанием, что его вера и православие – это разные вещи, что не надо себя тешить иллюзиями насчет нашего всеобщего братства и примирения. Пусть после этого он будет ненавидеть православие, но это лучше, чем если он будет считать: "Я кришнаит, но и православный между прочим тоже". Констатация факта, что ты находишься вне церкви, может обидеть, но эта обида может привести к тому, что человек начнет на эту тему думать и позже придет в церковь, но уже с покаянием и всерьез.
Я знаю не один десяток случаев, когда судьба человека развивалась именно по этой логике. Бывает, спустя годы человек подходит и говорит: мол, отец Андрей, простите, я тогда-то вступил с вами в диспут (или вот я прочитал такую-то вашу книжку и она меня очень обидела, как вы посмели такое сказать про моего гуру), а затем, когда я стал искать материал для того, чтобы вам ответить, я понял, что король-то и в самом деле голый.
Так что есть прямая нужда в такой полемичности. Когда на лекции, например, в университете, просят «расскажите о Христе», прекрасно понимаешь: сейчас ты будешь рассказывать о Христе, и эта вот женщина будет замечательно слушать, кивать головой, и будет по-своему медитировать под твой рассказ, но через два дня ей встретится какая-нибудь буддистская или оккультная книжка, и она с точно таким же удовольствием это пирожное тоже скушает. Ведь она тотально всеядна! Я понял, что нельзя просто рассказывать о христианстве, надо обязательно говорить: вот это в христианстве есть, а вот с этим христианство несовместимо. Нужно уметь проводить четкую различительную линию. И пусть люди даже возмущаться будут, но лучше возмущение, чем всеядность.
Но вновь скажу: я разрешаю себе наносить обиды «убеждениям» человека, но нельзя оскорблять самого человека…
Я считаю возможной такую миссионерскую тактику как проповедь через скандал. Церковь в современном мире СМИ похожа на уэллсовского человека-невидимку. Если помните, его поймали только потому, что увидели комки грязи, налипшие на ногах. Так и внутренняя жизнь церкви — спокойная, молитвенная — она не видна. Если батюшка молится по ночам за своих прихожан, его никто не замечает. А если он валяется пьяный в канаве, то это отличный скандал для газеты. Пресса замечает лишь скандал: священник какое-то необдуманное действие совершил, какое-нибудь неожиданное заявление последовало, в чем-то с государством церковь не согласилась. Вот на это обращают внимание.
И раз уж такая ситуация возникает, то иногда из нее можно извлечь пользу. Показать: мы с тобой, к сожалению, по разные стороны баррикад, тебе кажется, что ты с нами, но ты зря называешь себя именем «христианин», на деле ты адепт такой-то секты.
— Значит, Вы не фундаменталист?
— Фундаментализм мой — теоретический, а нетерпимость — идейная; могу заверить, что для моих оппонентов они не опасны. Я могу пить чай (и не только чай), с любым теоретическим оппонентом. Идейная нетерпимость и полемичность не должны переходить в нетерпимость человеческую. Мне он даже нужен, этот оппонент - чтобы мои аргументы отдать ему на суд... Когда не с кем поговорить, не с кем поспорить — это же тупик!
Увы, в нынешней церкви много реальной, буквальной, организованной нетерпимости. Но это разные вещи: одно дело – вызывать оппонента на дуэль, на словесный интеллектуальный поединок, и другое – требовать от госвластей лишить оппонентов права на проповедь и на ответ. Новые опричники, не устраняют врагов церкви, а лишь умножают их число. Особенно эффективно опричники превращают интеллигентов из отстраненно-благожелательных наблюдателей во вполне сознательных противников бурного церковного ренессанса.
- А «административный ресурс» Вы готовы использовать для протиовстояния сектам?
- Я готов призвать власти задуматься над последствиями все-разрешающий или коррумпированной их политики.
Например, осенью 2003 года Альфред Форд, правнук легендарного автостроителя Генри Форда, обнародовал свой план строительства огромного центра для последователей "Харе Кришна" и ведической религии в центре Москвы. Здание стоимостью 10 миллионов долларов, высотой в 52 метра, площадью в 10 000 квадратный метров и вместимостью в 8000 человек, будет воздвигнуто в районе стадиона ЦСКА, у Ходынского поля в районе элитных новостроек.
С одной стороны, это по своему естественная плата за статус Москвы как одной из мировых столиц. Раз мы хотим влиять на всех – то и эти «все» будут влиять на нас. Но в тоже время Москва не Лондон. Лондон — столица Британской Империи, жемчужиной в короне которой, собственно, и являлась Индия. Наплыв индусов в Англию, а арабов во Францию — расплата за века обратной экспансии. Россия же перед Индией ничем не согрешила и потому не должна становиться заложником какой-то ответной «миссии».
Индуистский храм в Москве может быть; никакие наши законы не могут запретить его возведение. Но при решении вопроса о его строительстве нужно все-таки подумать: мы продолжаем политику Горбачева-Ельцина, когда государственная власть декларировала, что у России нет никаких национальных интересов и нет никаких своих опорных точек в мире, или мы все же будем проводить политику защиты своих национальных интересов. К примеру, некая подобная трезвость должна, наконец, прорезаться в отношениях России и Украины: помощь Украине с газом или с зерном пора бы увязывать со статусом русского языка на Украине, статусом Русской Церкви.