Страница 10 из 42
«Взаимная христианизация варваров при равнодушии имперских христиан — явление совершенно универсальное». Но «что касается самой имперской церкви, то ее роль в христианизации варваров носила пассивный характер. Это не было случайностью и не воспринималось самой церковью как недостаток. Ведь с ее точки зрения обращал Бог, а люди с их личной инициативой играли в лучшем случае вспомогательную роль». Не случайно о крещении Киева св. князем Владимиром не сообщает ни один византийский источник.
Наверное, именно тем, что миссия была по преимуществу «низовой», и объясняется одно малозаметное для самих христиан обстоятельство нашей истории. Список культурных состязаний, выигранных «верой рыбаков», не так уж велик. Она смогла одержать только одну сенсационную победу — победу над миром эллинистической культуры. Кроме того, среди побежденных и при этом культурно развитых ко времени прихода к ним христианства были Сирия, еще ранее открытая как для арамейского, так и для греческого влияний, Грузия (где письменность, в отличие от Армении, имела дохристианскую историю) и коптский Египет, уже забывший свои древние иероглифы. При встречах с другими письменно-литературными народами, христианство не смогло пустить корней. Оно побеждало варваров, то есть тех, над кем у христиан был культурно-цивилизационный перевес. Но Персия, Индия, Китай не стали трофеями христианских миссионеров.
Аналогично в России: Православие принимали бесписьменные народы (урало-сибирские «самоеды» и финно-угорские племена Севера), но татарский мир, который отнюдь не был «дикарским», оказал очень серьезное сопротивление, перед которым и административный ресурс оказался бессилен. В основном крестились те, кто желал «обрусеть», то есть те, кто сам ставил европейско-русскую цивилизацию и образ жизни выше собственного. И правительство ставило перед миссионерами задачу именно «обрусения всех инородцев и совершенного слияния их по вере и языку с русскими». Но те люди и народы, что не тяготились своей культурой и полагали ее по меньшей мере равной европейской, просили серьезных аргументов и часто именно их и не получали.
В самой Европе еврейский мир в целом также смог сохранить свою идентичность. Впрочем, восточнохристианский мир тут особой настойчивости и не проявлял. Миссия к евреям, прямо заповеданная Христом («Идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» — Мф. 10,6), всерьез не осуществлялась. Много ли Отцов Церкви учили еврейский язык? Знал еврейский св. Епифаний Кипрский (это его родной язык), Аполлинарий Лаодикийский, блаж. Иероним Стридонский. Но опять же одно дело знание языка, другое — его использование в миссионерских целях. Так что даже и трех миссионеров для библейского народа патристическая эпоха не дала...
Зато было авторитетно сказано, что эта миссия невыполнима: «Ты прибавляешь, что предстоит словопрение с иудеями; оставь этих христоборцев. Ибо если они не внимали наставлениям Самого Христа, то напрасно было бы нам руководить их или вступать с ними в беседу».
И потому приходится сделать вывод, что несколько лакун все же есть в общем строе церковных преданий. В их ряду не числятся предания педагогическое и миссионерское.
Можно, конечно, утешить себя тем, что отрицательный результат — тоже результат. Но он становится осмысленным лишь при условии, что над ним думают. Если есть желание заметить ошибку, признать ее именно как ошибку и неудачу и задуматься над ее причинами. У нас же пока церковные умы и уста слишком увлечены передачей сплетен о «жидомасонах», и поэтому никакие наши катастрофы не становятся предметом покаянного анализа. В лучшем случае — «мало молились и постились...».
Если мы мало знаем о причинах удач наших миссий, то мы можем обратиться к анализу их неудач. Поражения учат лучше, чем победы. Если и изучать византийскую миссионерскую традицию, то скорее для того, чтобы ей не следовать сегодня. Вот что не нужно оживлять из византийского наследства:
— малоскрываемое презрение к обращаемым «варварам» и совсем нескрываемое гнушение их своеобразными обычаями;
— жесткое подчинение интересов миссии политическим и военным интересам Империи, доходящее до понуждения новокрещеных народов становиться в положение подданных римского императора. (В 1393 году Константинопольский Патриарх Антоний IV в письме великому князю Московскому Василию Дмитриевичу весьма обиделся на слова князя о том, что «мы-де имеем Церковь, а царя не имеем и знать не хотим», и напомнил византийскую точку зрения: «Ты хочешь дела совершенно невозможного... Невозможно христианам иметь Церковь, а царя не иметь... Святой император не похож на других правителей и владык других земель... он есть освященный базилевс и автократор римлян, то есть всех христиан»). Кстати, успех проповеди ирландских монахов в Центральной и Северной Европе связан именно с тем, что за их спинами не маячило никакое царство. Согласие с римским миссионером означало подчинение народа папе. Согласие с греческим миссионером — то же самое по отношению к императору. А ирландский монах был равен самому себе. Его речь шла только о Христе и душе. Согласие с его верой никак не ограничивало власть местного князя (стоит также отметить, что ирландское монашество, в отличие от остального европейского, предписывало постоянное ученичество и работу с книгами).
— отождествление православной веры и греко-римского образа жизни (вплоть до запрета пить кумыс — так Константинопольский Патриарх ответил на вопрос русского епископа из Золотой Орды — и осуждения вкушения верблюжатины);
— чрезмерный акцент на вопросах брачной дисциплины;
— постоянное использование силы и подстрекание к ее использованию в интересах миссии.
Перечисление византийских миссионерских ошибок не означает, что миссии в те века не было. В конце концов, на византийско-святоотеческий период церковной истории приходится обращение сотен народов. Но есть странный разлад между реально ощутимыми плодами миссии и отсутствием литературного ее отражения.
В западной литературе выделяются три образа средневековой миссии:
1) Schwertmission — миссия, опирающаяся на вооруженную силу;
2) Tatmission — миссия путем деяний (под этим подразумевается разрушение капищ и идолов, то есть обнаружение их ложности через действие миссионера); этот метод «миссии» христианам СССР пришлось пережить на себе.
3) Wortmission — миссия через убеждение и проповедь.
Как имперские победы понуждали варваров склонить колени перед Крестом — это в литературе описано подробно.
Как сваливались языческие идолы, тоже описано многократно.
Но вот третий и собственно евангельский вид миссионерского труда отчего-то зафиксирован слабее всего.
И единственным источником по святоотеческому миссионерству остается заочно-литературная полемика не апостолов и не равноапостольных мужей, а апологетов (по большей части не причтенных клику святых). Но в античной литературной полемике дискуссия — не более чем прием, позволяющий развертывать аргументы лишь одной, авторской стороны. Узнать о том, действительно ли она была убедительна для оппонентов, из нее нельзя.
Я совсем не против миссии через чудо. Я был бы рад возрождению «миссии через присутствие» — миссии через облик христианина. Но для этого монашество должно быть совершенно бескомпромиссным, как древнее сирийское или ирландское. И монахи должны если не левитировать, то светиться. Монах-миссионер должен быть с неотмирно-«глазуновскими» глазами. Чтобы не одежда привлекала внимание, а именно взгляд.
Но, кроме этого, нужно еще и служение словом, а не глазами.
ИСТОКИ МИССИОНЕРСКОГО КРИЗИСА
Россия
Византийские авторы никогда не признавались в кризисном положении миссии. В отличие от них российские духовные писатели и миссионеры эту горькую правду видели и о ней говорили.
Св. Феофан Затворник: «Заснули все и живем спустя рукава... Вся беда в попах молчащих! Надо гайдуков нанять и всех их пооттаскать за аксиосы».