Дорога к морю

Молодой человек, пройдя между разбросанными заготовками, отправился на поиски еды. Кухни в доме не было; историки считали, что подобные помещения существовали до 2500 года, но уже задолго до этой даты большинство семей готовили себе пищу не чаще, чем шили одежду. Брент вошел и гостиную и приблизился к металлическому ящичку, встроенному в стену на уровне груди. В ее центре находилось нечто, знакомое каждому человеку последние пятьдесят веков,- диск набора с десятью цифрами. Брент набрал номер из четырех цифр и подождал. Ничего не произошло. Слегка раздраженный, он нажал скрытую кнопку, и передняя стенка прибора скользнула в сторону, открывая полость внутри, где, но всем правилам, должен был находиться завтрак. Но там было абсолютно пусто.

Брент мог вызвать центральную продуктовую службу и потребовать объяснений, но, скорее всего, не получил бы ответа. И без того было ясно, что произошло: департамент продовольствия был настолько озабочен будущим перерасходом продуктов, связанным с наплывом гостей, что Бренту еще крупно повезет, если удастся получить на завтрак хоть что-нибудь. Он нажал сброс, затем попытал счастья снова, набрав редко используемый номер. Раздалось слабое мурлыканье, глухой щелчок – и дверцы отворились, открывая взгляду чашку какого-то темного дымящегося напитка, несколько не слишком возбуждающих аппетит сэндвичей и большой кусок дыни. Сморщив нос и задаваясь вопросом, как скоро при таких темпах человечество вернется к варварским временам, Брент взялся за сомнительную еду и вскоре съел все дочиста.

Его родители спали, когда он быстро вышел из дома на широкую, поросшую травой площадку посреди деревни. Было еще очень рано, и в воздухе ощущался небольшой холодок, но начинающийся день был прозрачным, ясным, наполненным той утренней свежестью, которая уходит, когда высыхают последние капли росы. Несколько самолетов стояли на траве – прибывшие на них люди толкались вокруг и осматривали Чалдис критическим взором. Пока Брент наблюдал за гостями, одна из машин резко взмыла в небо, оставляя за собой белый след. Минуту спустя за ней последовали остальные – они могли перевозить только по два-три десятка пассажиров, и за день им придется сделать еще множество рейсов. Брент побродил в толпе прилетевших, стараясь выглядеть уверенно и дружелюбно – чтобы не отпугнуть возможных желающих пообщаться. Большинство гостей были примерно его возраста; люди постарше прибудут в более разумное время.

Прибывшие смотрели на Брента с нескрываемым любопытством. Их кожа, насколько он заметил, выглядела гораздо темнее, чем у него, а голоса звучали мягче. У некоторых даже встречался какой-то намек на акцент: несмотря на международный язык и постоянное общение, региональные различия все-таки существовали. По крайней мере, Бренту казалось, что они говорят с акцентом, но пару раз он замечал на лицах гостей улыбку, когда он что-либо говорил сам.

Так продолжалось все утро: гости прибывали и направлялись к огромной арене, вырубленной в лесу. Там стояли палатки, развевались яркие флаги, слышались крики и смех развлекающейся молодежи. Хотя Афины за десяток тысячелетий река Времени унесла далеко, модель спортивных соревнований мало изменилась с тех первых олимпийских дней. Мужчины по-прежнему бегали, прыгали, боролись и плавали но делали все это гораздо лучше, чем их предки. Брент был прекрасным бегуном на короткие дистанции и в беге на сто метров опередил всех. Его время чуть превысило восемь секунд – результат неплохой, потому что мировой рекорд составлял что-то около семи секунд. Брент изумился бы, узнав, что ни один бегун в мире не мог приблизиться к такой цифре.

Джон получал огромное удовольствие, кладя соперников много крупнее себя на дерн, и когда утренние результаты были подсчитаны, оказалось, что у команды Чалдиса в сумме больше очков, чем у любой из команд гостей, хотя первое место хозяева занимали не часто.

В полдень толпа, как амеба, стала перетекать к поляне под названием Пять Дубов, где с раннего утра работали молекулярные синтезаторы, заставляя едой не одну сотню столов. Немало трудов ушло на изготовление прототипов, которые воспроизводились с точностью до последнего атома, потому что, хотя механизм приготовления пищи полностью изменился, поварское искусство никуда не исчезло, даже наоборот – достигло неимоверных высот.

Основным событием второй половины дня стало длинное драматическое представление в стихах – попурри, умело составленное из произведений разных поэтов, чьи имена были забыты много веков назад. В целом представление показалось Бренту довольно скучным, хотя в нем прозвучали строки, запавшие в его память:

Брент прекрасно знал, что такое снегопады, и радовался, что они миновали. «Порок» было архаичным словом, вышедшим из употребления три или четыре тысячи лет назад, но звучало оно зловеще и возбуждающе.

Юноша не видел Ирадны почти до сумерек, когда начались танцы. Высоко над долиной зажглись искусственные огни, осветив лес переменчивыми узорами синего, красного и золотого. По двое, по трое, а затем десятками и сотнями танцующие выходили на огромный овал амфитеатра, и скоро он превратился в море смеющихся, кружащихся в танце людей. Вот где была та стихия, где Брент с легкостью мог победить Джона, и он позволил себе унестись на ее волнах, получая от этого чисто физическое удовольствие.

Музыка, звучавшая здесь, принадлежала всем эпохам и культурам. В какой-то момент воздух сотрясли барабаны, которые можно было услышать и в первобытных джунглях, когда мир был совсем юным; а мгновением позже зазвучали тонкие переливы четвертных тонов, исполненные благодаря высочайшим достижениям сложнейшей электронной техники. Звезды с любопытством смотрели с ночного неба на веселящихся под ними людей, но никто не обращал на звезды внимания и совсем не думал о времени.

Брент успел перетанцевать со многими, прежде чем увидел Ирадну. Она выглядела красавицей, жизнь в ней буквально выплескивалась через край, лицо светилось. Ирадна не очень-то спешила присоединиться к Бренту, проблема выбора перед ней не стояла – у девушки отбоя не было от кавалеров. Но вот они закружились в танце, и Брент почувствовал удовольствие от мысли, что Джон, должно быть, стоит сейчас и мрачно наблюдает за ними откуда-нибудь из толпы. Музыка на время замолкла, и Ирадна сказала, что хочет чуточку отдохнуть. Брент был тоже не прочь устроить себе маленький перерыв, и они уселись под большим деревом, наблюдая с расслабленной отстраненностью за неудержимым потоком жизни, что била вокруг ключом.

Сладкое очарование вечера нарушил Брент. Он знал, что когда-нибудь должен был у нее спросить, и сейчас был самый удобный случай.

– Ирадна,- сказал он,- почему ты избегаешь меня?

Она посмотрела на него невинными, широко открытыми глазами.

– Брент,- ответила девушка,- зачем ты говоришь такие злые слова? Ты ведь знаешь, что это неправда. И вообще, откуда в тебе столько ревности? Не считаешь же ты, что я все время должна ходить за тобой?

– Нет, конечно,- чуть слышно ответил Брент и подумал, что ведет себя очень глупо. Но раз уж разговор начат, надо было его довести до конца.- Видишь ли, когда-то тебе придется выбрать одного из нас. Если ты будешь это откладывать, то рискуешь остаться ни с чем, как две твои тетушки. Ирадна запрокинула голову и весело рассмеялась; видимо, ее позабавила мысль, что когда-нибудь она может сделаться старой и некрасивой.

– Ну, если ты такой нетерпеливый,- сказала она,- то уж Джон-то совсем другой. Ты видел, что он мне подарил?

– Нет,- упавшим голосом произнес Брент.

– Ты такой наблюдательный, что не заметил этого ожерелья?

На груди Ирадны, нанизанное на тонкую золотую цепочку, светилось целое созвездие драгоценных камней.

1

Отрывок из трагедии английского поэта А. Ч. Суинберна (1837- 1909) «Аталанта в Калидоне». Перевод А. Гузмана. (Прим. перев.)