Страница 12 из 14
Лестница была неплохо освещена. Где бы он ни находился, в поле зрения висела хотя бы одна масляная лампа. Их железные емкости были нанизаны на трубку, вьющуюся вдоль стены, повторяя ее изгибы. «А масло в лампы подается сверху или снизу?» — полюбопытствовал Михаил, но его не удостоили ответом. Спуск был долгим, Михаил насчитал триста одиннадцать ступеней. Воздух внизу имел отчетливый кисло-горький запах. Начался коридор с влажным шершавым гранитным полом. По стенам его также горели лампы, соединенные трубками. Они тянулись гирляндами в обе стороны, насколько хватало глаз. Коридор шел под наклоном, Михаила повели в сторону уклона. Вскоре стали слышны удары кузнечных молотов, скрежет металла, потом отдельные голоса и, наконец, плеск воды. Кислый запах усиливался, старики начали покашливать.
Михаил предполагал, что тайный подземный грот будет большим. Но тот оказался просто громадным. По высоте он превосходил купол Дома Министров в столице, который всегда поражал приезжих своим величием. Темно-серый камень его стенок во многих местах имел поверхность ровного среза. Почти весь свод грота, кроме самой верхней части, покрывала сеть балок. По балкам перемещались корзинки с людьми. Площадь грота была такова, что здесь вполне могла разместиться небольшая деревушка с окрестностями. Собственно, тут действительно был поселок. По стенам грота лепились каменные домики, вполне человеческие, с крышами, стенами и окнами, как будто строители думали, что над ними открытое небо. Центр грота занимало черное озеро. От берега в центр лучами уходили причалы, у каждого из которых стояло по два быстрохода. Между берегом озера и домиками громоздились дымящие печи, штабеля железных листов, колец, балок. Кое-где были видны оранжевые прямоугольники раскаленного металла. Здесь и там сновали люди с тряпичными масками на лицах. Михаил мог видеть одновременно человек сто. Процессия повернула направо и по мощенной дорожке двинулась к двухэтажному каменному зданию, ближайшему ко входу. Сандалии всех идущих вскоре покрылись тонкой черной пылью.
По поверхности пещеры между двухэтажным зданием и следующим за ним домом росли грибы, похожие на вёшенки, с такими же изогнутыми ножками и плоскими шляпками, только исполинских размеров. Шляпка имела толщину с платяной шкаф, а размах — с двуспальную постель. Они облепляли всю стену до высоты метров тридцать. В сплошной их массе зияли три вертикальных черных линии. На этих линиях, на разной высоте висели корзины с людьми. Средняя корзина находилась на самом верху грибного слоя. По шляпкам грибов, перепрыгивая с одной на другую, сновали люди с веревками. Михаил замер, наблюдая. Трое прыгавших по шляпкам вернулись в среднюю корзину, и она поползла вверх, еще выше. Веревки, идущие от ее дна и привязанные к грибам, натянулись. Грибы закачались, оторвались, вниз полетел дождь кусочков. Грибные шляпки стали раскачиваться маятниками на тросах под корзиной. Корзина поползла вниз. «Ну, ну, рот разинул, пойдем», — подтолкнул его старик, прокашлявшись. Они подошли к двери, и страж подергал шнурок звонка. Прошло несколько минут. Двери, обитые плотным и упругим материалом, они открылись с чмокающим звуком. Внутри было небольшое помещение и еще одни двери.
Они вошли внутрь. Страж дернул рычаг, и двери позади начали закрываться. Они замкнулись, и воцарился мрак. Раздался чмокающий звук, и впереди обозначилась узкая полоска света. Потянуло холодом и свежим воздухом. Михаил вдохнул полной грудью; после кислой вони грота дыхание доставляло наслаждение. Перед ними открылась прихожая, ярко освещенная масляными лампами на стенах. Стариков встречал в поклоне плотный мужчина в треугольной шляпе, овчинном тулупе, кожаных штанах и сапогах. На одном боку у него висела сабля, на другом — прямой меч в обшитых изумрудами ножнах. Из чехлов, нашитых на тулуп, торчали костяные рукояти ножей. Из-за спины виднелась рукоять арбалета. Он выглядел как настоящий пират с гравюр трехсотлетней давности. На фоне стариков в рубище и после картин мирной жизни на поверхности, «настоящий пират» выглядел комично. Михаил даже засмеялся, смех получился кашляющий.
Распрямившись и посмотрев на гостей, пират вцепился глазами в веревки на ногах Михаила. Михаил попробовал испытать удачу: «Измена! Они пленили меня и открыли проход для иноземцев». Проблема была в том, что Михаил говорил на простом пиратском языке. Изумление на лице пирата перешло в тупую ошарашенность. Старик быстро сказал что-то пирату презрительным тоном. Пирату потребовалось время, чтобы осмыслить сказанное. «А! — наконец воскликнул он, скривился в гнусной ухмылке и обратился к Михаилу на не очень хорошем пиратском: — Салют, посол Конфедерации. Не боись, не скоченеешь, щас надыбаем теплую шмотку». Пришел другой пират, одетый так же, как и первый, но значительно менее отягченный оружием. Он принес три пары меховых тапок и три шубы. Михаил даже не сразу вспомнил слово шуба, так он отвык от холодных зим детства. Пришедший пират тоже уставился на веревки, тоже изумился, стал слушать объяснение первого пирата, которого нетерпеливо перебил старик; пират, видимо, сказал что-то неправильно. Второго пирата Михаил узнал. Это был Уртосат, он работал когда-то помощником председательствующего пирата в Доме Собраний, а потом, как сообщалось в некрологе, сгорел в своем холостяцком доме. «В странных обстоятельствах мы встретились, Михаил», — сказал он с легким акцентом на языке Конфедерации. Пират, обвешенный оружием, захлопал глазами и потянул меч из ножен, но старик остановил его, сказав что-то успокаивающее.
Михаила провели в следующую комнату, со стенами завешенными коврами, с мягкими креслами и диванами, со шкурами незнакомых Михаилу зверей на полу. Насколько обстановка в Особняке Совета была строгой и пустой, настолько же это помещение утопало в излишестве и роскоши. Здесь было еще прохладнее; холодом тянуло из отверстий в потолке, закрытых узорчатыми металлическими решетками в форме переплетения осьминожьих щупальцев. Усадив Михаила в угол, Уртосат встал по стойке смирно посередине комнаты. Обвешенный оружием пират взгромоздился на подобие трона у противоположной стены, а старик с доктором уселись в мягкие кресла и начали разговор. Оба пирата отвечали коротко и быстро, старик же и доктор говорили неторопливо и, бывало, нетерпеливо перебивали пиратов. Вскоре принесли горячий кофе. Михаилу приказали пить, и он повиновался. Надо сказать, что напиток доставил ему удовольствие. Когда прислуга (в лице рослого пирата с голой женщиной, татуированной на лысом лбу) принесла новую порцию кофе, раздался звон колокольчика в прихожей. Уртосат вышел. Вскоре раздался чмокающий звук, и через несколько минут в зал вошли пятеро стариков. Пират следовал за ними, ведя под руку тело Михаила. Оно беспрестанно кашляло, и у него слезились глаза. Уртосат стал пояснять Михаилу, на этот раз на пиратском: «Воздух в гроте ядовит, и по непривычке…», — его перебил грубым окриком один из стариков, пират смолк и встал по стойке смирно. «Итак, — обратился доктор к Михаилу. — Будем ли мы ждать, пока вы вернетесь в свое кашляющее тело, чтобы вас пытать, или же вы ответите на все наши вопросы по доброй воле?» Михаил молчал, доктор начал увещевать, но осекся, вытаращившись на него. Михаил покачнулся, в глазах его стало темнеть, он услышал сонм непонятных испуганных возгласов, потом звуки исчезли.
Он ощутил горький вкус во рту. Тело пронзал чудовищный холод, каждая его клеточка болела, а голова почти не соображала. Его снедал гнев, и он упивался гневом. Он дернулся, чтобы встать и разгромить все вокруг, но широкие кожаные ремни крепко держали его.
Он разглядел перед собой лицо главы посольства. На лицо ложились слабые отсветы сзади, оттуда, куда Михаил не мог посмотреть. Лицо было совсем близко, он чувствовал теплое, причиняющее боль, дыхание своей кожей. Нельзя было понять, что мучительнее: мороз внутри или обжигающее тепло снаружи. Лицо что-то говорило ему, но Михаил не мог понять, и бесился еще больше. Он рычал, стонал и клацал зубами, мечтая только о том, чтобы вырваться и убить человека перед собой. Глава посольства поднял короткую дубинку и ударил Михаила по лицу, тот зарычал громче и получил новый удар. Удары прекратились, когда он замолк.