Страница 10 из 178
В институте блаженная тишина. Быстро сделав кое-какие дела, побежал в Скарятинский переулок, в Московское отделение. Ничто не дает мне такого большого количества веселых минут, как наша писательская организация. Сначала отдал доделки в главу и вступление к повести Шелапутина Ире. Я еще, пожалуй, и не встречал работника, который подобным образом, как она, не отрываясь от компьютера ни на минуту, час за часом правил и что-то делал. Вот так, как я понимаю, и создается прибавочная стоимость. А начальство по-прежнему руководит. После Иры спустился вниз, в редакцию «Московского литератора» к Ивану Голубничему, который побаловал меня двумя вынутыми из Интернета материалами. Во-первых, это небольшое сочинение про Ваню Переверзина, появившееся в «МК» 16 января. Здесь все: и дипломы о высшем образовании, которых он не имеет, и удивительные обвинения его в воровстве, и многое другое, свидетельствующее о том: а) куда смотрят правоохранительные органы? б) писатели, поставившие лихого Ваню руководить писательской собственностью, – стадо баранов. Впервые в серии привычных обвинений в адрес нового Хлестакова прозвучало и недоумение: «А куда смотрел С. В. Михалков, поставивший лихого Ваню на МСПС?» В параллель к этой не новой истории есть еще и некоторое действие, о котором я узнал уже от Максима Замшева. Это процедура исключения на нелегитимном (куняевском) Правлении из Литфонда Ю. Полякова, Ф. Кузнецова, В. Еременко, Е. Сидорова, Н. Кондакову и Г. Зайцева. Исключение происходило дружно при одном «против». Этим «противником» неизменно – голосование проходило поименно – оказывался Максим. Надо отдать должное его мужеству. Естественно, я спросил Максима: «А почему не исключили меня?» Ответ был очень точный: «Потому что у вас нет дачи в Переделкино, которую на основании этого можно отнять».
Второй, тоже уникальный материал – это большая статья Бушина, напечатанная в «Правде». Это, в жанре обычного бушинского ласкового увещевания, разбор выступления С. М. Миронова, Председателя Совета Федерации, в финале, как пишет газета, «антисоветского беснования в телезатее «Имя Россия». Озаглавлена статья «Ваня Дылдин из Совета Федерации». К сожалению, ничего процитировать не могу, потому что здесь надо цитировать все девять страниц текста. Едко, безумно смешно, очень точно. Прочитал этот материал, и мне стало немножко стыдновато за собственную некомпетентность. Здесь есть поразительная подборка фактов по российской истории и по ряду ключевых ее фигур. Вспомнил я также, что и я перед выборами написал целую полосу в «Литгазете» о С. М. Миронове. Мой материал, конечно, связан не с его личностью, а скорее с общей политической ситуацией, но все же… Материал Бушина заложил в свой архив.
На следующее утро, когда я пишу эти строки, принесли повестку в суд – Ваня Переверзин вызывает меня по поводу летнего письма, напечатанного в «Литгазете». Для дневника пригодится все, пойду, если не утихомирился.
4 февраля, среда. Вечером был в театре у С. И. Яшина на «Ночи перед Рождеством», и пойду снова сегодня вечером. Это особенности моего театрального сознания, мысли возникают во время спектакля, часто я кое-что на программке же и записываю. В общем, спектакль мне понравился, как всегда, у Яшина своя протянутая стилистика и, как всегда, блестящие декорации Елены Качелаевой, его жены.
Но все это не самое главное – вчера ночью «скорая помощь» увезла моего соседа Ашота – инфаркт. Ночью же возле дома началась суета, звонки в домофон, я, честно говоря, подумал, что случилось что-то с родителями Ашота, более старых людей у нас в доме нет. Поэтому утром послал ему сообщение: дескать, не случилось ли что-нибудь, нужна ли помощь? В ответ молчание, что очень не похоже на моего соседа. Все разъяснилось, когда я пришел на работу. Е. А. Табачкова, оказывается, уже позвонила ему домой, и там рыдающие родители обо всем и сказали. Тут же в отделе кадров я отыскал все адреса и получил первые известия: в реанимации, с врачом можно поговорить только завтра после 12. И вот сегодня, созвонившись с С. П. и взяв его ассистировать, я отправился в некий Кардиологический центр в районе Маросейки, а еще ближе – вот странное совпадение – Армянского переулка. Роскошь, чистота, не очень понял даже, как он туда попал. После 20-й больницы, где я знал все ходы и выходы, контраст разительный. Немыслимый. Поговорил с врачом: инфаркт, в сердце затромбированный сосуд, сделал операцию и восстановили кровоток – видимо, это ставшая уже традиционной операция с неким шунтированием через бедренную артерию. Завтра переведут в палату. В приемном покое встретил Олега Сергеева, артиста, которому Ашот составлял документы на звание – вот уж благодарный и ответственный парень, ему позвонили родители.
Вернувшись из больницы, написал рецензию на книгу М.О. Чудаковой.
Кое-что любопытное было по радио. Во-первых, внутреннее распоряжение президента: крупные чиновники не должны в дни всеобщего кризиса мозолить глаза публике на мировых курортах, поэтому должны писать бумагу, куда едут, и не выключать телефонов. Здесь все вспомнили, что во время истории в Кондопоге не могли отыскать губернатора Карелии и генерального прокурора. Судя по сообщениям, наши крупные чиновники, губернаторы, министры, соратники президента по его администрации засветились на Рождественские праздники в Куршевеле. Несколько фамилий были по радио перечислены, среди них я запомнил имя Дмитрия Рагозина. На это можно только сказать: таких уж чиновников господин президент набрал! Из новостей этого же радостного плана еще одно небезынтересное сообщение. Оказалось, по данным расследований экологов, ссылающихся на местных жителей и очевидцев, во время крушения вертолета в Алтайском крае у горы Черная было подстрелено вовсе не 3 горных барана-архара, которые были видны на снимке у самолета, а около тридцати – это приблизительно 28% всей популяции. К сожалению, подстрелен был и вожак, и теперь, как считают местные охотники, стадо рассеется и погибнет. Напомним, что среди охотников были и очень высокопоставленные чиновники. Это кадровые вопросы нашего правительства и президента. Есть и еще добавление к этой истории: оказывается, до «официального» был и еще один «спасательный» вертолет, который забрал незарегистрированное оружие, видимо, часть добычи, двух девушек и подростка. Крепенько охотники экипировались.
5 февраля, четверг. Вчера вечером выехал из дома в 17. 20, за час сорок до спектакля, и приехал в театр Гоголя на час позже, уже после антракта. В Москве резко потеплело, и пошел снег, даже не снег, а какая-то снежная крупа. Москва, как и положено, встала. Отрезок после моста и мимо Курского вокзала ехал больше часа. Играла на этот раз Солоху моя любимая Анна Гуляренко. Наконец-то как-то определился со статьей о Яшине, буду делать статью о трех его последних спектаклях – «по литературе». В какой-то степени он очень похож на меня: тоже ничего в жизни не видит, кроме работы.
День прошел довольно напряженно. В институте давали зарплату, не могу сказать, чтобы после всех повышений и 30% обещанной бюджетной прибавки я получил больше. Но кажется, – по сведениям у кассы, – значительно больше получили наши проректоры и бухгалтер. О ректоре не говорю, он фигура святая. У Сергея Толкачева, профессора и доктора, студенты которого не помещаются в 23-й аудитории, жалованье – 23 тысячи с рублями – знаю, потому что получал за него; а вот у проректора по хозяйству 66 тысяч. Чтобы выкроить деньги для себя, начальству надо недодать остальным. Получал также зарплату для Ашота – 8 тысяч с небольшими рублями. Такого дьявольского разноса в зарплатах в советское время не существовало.
До моего похода в больницу к Ашоту мне еще надо было сходить на Экспертный совет по наградам. К счастью, это недалеко на фоне такого несчастья с Ашотом – шел мимо МХАТа – все время думал о Т. В. Дорониной. Начал бояться за всех своих знакомых. На совете все, как обычно, пошла новая волна, так сказать, стремление подзадержать присвоение званий народного и заслуженного артиста, получить его, скорее, за выслугу лет. Правда, за выслугу лет при Николае Первом актерам давали даже личное дворянство. Но волна эта, в принципе, стараниями Паши Слободкина и кое-кого из других членов совета была отбита. Но кое-что, естественно, протискивается. До конца совета не досидел, ушел в пять.