Страница 83 из 97
Если бы это награждение произошло раньше, оно было бы неожиданным, и, конечно, мы не могли бы оценить его по достоинству. А теперь летчики, техники, авиаспециалисты приняли это, как нечто выстраданное и потому должное; награда была не только дорога, но и необходима, как правильная оценка нашей боевой работы. Ведь не зря говорят, что самое дорогое то, во что вложен труд, а незаслуженная награда, хотя и блестит, но совсем не греет…
— Ну, орлы! — обратился Гринев к летчикам перед тем, как идти к самолетам. — Не подкачайте! Если придется еще драться с самураями, не упускайте их, гоните в «могилевскую губернию».
Вместе с Гриневым я пришел на командный пункт, ожидая в душе, что вот-вот позвонят и скажут: конец боям, перемирие.
Но никто не звонил. Приехал техник по маскировке с группой красноармейцев, изложил свой взгляд на покраску самолетов. Замыслы техника нам не понравились: самолетам угрожала слишком попугайная расцветка. Но маскировщик объяснил, что пестрые цвета в сочетании с голубизной неба и солнечными лучами при движении самолета в воздухе будут способствовать тому, что машина как бы сольется с солнечными бликами, растворится в них.
По опыту было известно, что зеленая окраска И-16 сверху и голубая снизу делали их и в воздухе и на земле темными, заметными с большого расстояния. А наши «чайки», равно как и японские истребители, с однообразной серебристой окраской действительно в воздухе были мало заметны. Мы предложили технику покрасить для опыта несколько самолетов в серебристый цвет, но он возразил, сославшись на инструкцию, запрещавшую подобную окраску. В конце концов сошлись на том, что для пробы разноцветными красками будет покрыт самолет Гринева. Размалеванный, он выглядел оригинально. На нем были черные полосы зебры и пятна леопарда, желтизна пустыни и весенняя зелень степей, и все это шло вперемешку с бурыми, белыми и голубыми оттенками, а главное, что особенно подчеркивал и чем гордился техник, все соответствовало требованиям науки В подтверждение техник перелистал перед нами альбом по камуфляжу самолетов.
— Ну. теперь ко мне никакой самурай не подойдет, — сказал Гринев. — Подумают, что сам сатана летает!
Вражеская армия, вторгнувшаяся в пределы Монголии, разбита, но японское командование, судя по всему, о перемирии не заботится. Не имея вблизи Халхин-Гола и вообще в западной Маньчжурии почти никаких наземных сил, оно наскребло до тридцати бомбардировщиков, около семидесяти истребителей и бросило все это на наши наземные войска. Цель такого безрассудного налета была совершенно непонятна.
Мы поднялись быстро и с набором высоты полетели к горе Хамара-Даба. Впереди нашей эскадрильи шли две группы И-16, выше — «чайки». Белая стрела с земли показывала направление на противника. Ни Гринев, ни другие группы истребителей, поднятые на помощь дерущимся, не сразу вступали в бой, а специально отклонились дальше в Маньчжурию, чтобы охватить японцев с тыла. Втянувшись в схватку, японцы, очевидно, и не подозревали, какое грозит им окружение.
Мы атаковали. Противник сбросил бомбы и сделал попытку уйти, но путь ему был прегражден. В небе все перемешалось. Однако, несмотря на кажущуюся нестройность, у нас был свой порядок. «Чайки», как орлы, обрушивались сверху на разрозненные группы противника, еще сохранившие в своих рядах строй, и, спуская их вниз, передавали на расправу И-16-ым.
Бой, опускаясь к земле, одновременно распространялся в ширину, и на всем его пространстве все кипело огнем. Японские бомбардировщики, спасаясь пикированием, старались прижаться к земле, чтобы на бреющем полете вырваться из окружения, но такой маневр удавался немногим. Тактическое и численное превосходство было на нашей стороне.
Переместившись глубоко на территорию Маньчжурии, бой распался на отдельные разрозненные очаги. Впереди возникла пара одномоторных бомбардировщиков, удиравшая на предельных скоростях. Чтобы увереннее их атаковать, я покачал крыльями, подзывая к себе ближайший истребитель. По желтому номеру узнал в случайном напарнике летчика из соседнего, пятьдесят шестого полка.
В эти минуты, когда в воздухе подверглось сокрушительному разгрому все, что японцам удалось наскрести, боевой дух у нас был исключительно высок. Бескрайняя синева неба и степи, неоглядный, свободный простор вокруг как нельзя лучше отвечали возросшему ощущению силы. Вспомнил, как Гринев сказал сегодня: «Гоните их в „могилевскую губернию“. Где ты, Коля? Мы бы с тобой наверняка эту пару завалили!
Я подвернулся так, чтобы напарник имел возможность атаковать второй бомбардировщик одновременно со мной. Оглядываюсь — опасность пока нам никакая не угрожает. Ловлю врага в прицел. Он мечется из стороны в сторону. Во мне шевельнулось чувство, похожее на сострадание… Стрелок, охваченный страхом, начал отстреливаться — нервно, беспомощно, настолько неприцельно, что я не удержался от улыбки: до чего, бедняга, сдал! Моя очередь прошивает бомбардировщик наискось, и он плюхается на землю… Второй пытается улизнуть. Напарник почему-то не стал по нему стрелять. Мы — в глубине Маньчжурии, хватит ли горючего до аэродрома? Взгляд на часы: полет длится тридцать одну минуту. «Ничего, — успокаиваю себя, — в случае чего доберусь до Монголии и сяду в степи».
Резким разворотом приготавливаюсь для нападения на второго бомбардировщика и тут замечаю — выше нас появился японский истребитель. Он пока не страшен, нас двое. Тороплюсь. Иду в атаку. Напарник немного отстает. Это к лучшему, так ему будет удобней прикрыть меня от истребителя противника.
Скорость большая, сближаюсь быстро. Ловлю в прицел бомбардировщика. Стрелок даже не сопротивляется, молчит. Сейчас я нажму на гашетки… Но прежде рефлективно оглядываюсь… Над самым затылком страшным хищником висит вражеский истребитель, а мой напарник с набором высоты уходит домой…
Безудержная злость на мерзавца, бросившего меня в такую минуту, затмила сознание. Наш трус стал для меня хуже врага, и я со всей силы хватил «на себя» ручку управления, чтобы догнать его…
Страшная резь в спине — и все передо мной исчезло.