Страница 28 из 96
В 1966 году он сказал Кэролу Лумису из журнала Fortune, что продвигал модель парного трейдинга в рамках структуры управления рисками. Я думаю, что это вздор. В качестве основных методов Джонс использовал покупку информационного преимущества и передачу денег в управление умным молодым талантам. К счастью Эллиот Шпитцер в то время был еще в подгузниках.
В начале 1964 года я работал аналитиком в компании Е. F. Hutton немногим более трех лет и имел в активе несколько удачных попаданий. Мне, недавнему выпускнику Школы бизнеса, действительно повезло. Джонс в свое время учился в Гарварде на курс ниже моего отца и, так или иначе, он слышал обо мне. Как-то раз он пригласил меня в свой клуб на завтрак со своим операционным директором. Его компания в то время еще не была известна, но она росла по экспоненте, ее составной инвестиционный доход составлял 28 %, начиная с момента его образования в мае 1955 года. Первый вопрос, который задал мне Джонс, когда мы сели за стол, чтобы начать завтрак, был следующим: «Когда вы заходите в ресторанный туалет, вы моете ваши руки перед тем, как помочиться, или после?»
Я был ошеломлен. «После, сэр».
Он смотрел на меня с неприязнью. «Это — неправильный ответ. Вы мыслите банально и не рационально! Всегда мойте руки до, а не после».
Он сидел передо мной — пухлый, близорукий, аристократичного вида мужчина в возрасте около 55 лет и рассматривал мое резюме так, как будто я был одной из его лошадей. Его заинтриговало то, что я был офицером морской пехоты и играл в команде Йельского университета по регби. Он мало что знал о рынке, поэтому в основном интересовался моей биографией и моими ответами на свои странные вопросы. Позже я узнал, что его волновало только одно: могли ли люди, которые на него работали, приносить ему прибыль, а его интерес к моей родословной был связан только с заботой о повышении социального статуса своей компании в глазах инвесторов. На десерт он предложил мне создать виртуальный портфель.
В течение 1964 года я управлял своим образцовым портфелем и достиг довольно приличных результатов. Я также подружился с Диком Рэдклиффом, который был младшим партнером и портфельным управляющим в A. W. Jones. Дик был на девять лет старше меня и тоже жил в Гринвиче. Пятью годами ранее Джонс убедил его оставить работу в White Weld и перейти на полный рабочий день в его компанию. В начале января 1965 года Альфред Джонс начал давить и на меня, чтобы я ушел из Hutton и присоединился к его компании. Это была мучительная дилемма. Мой портфель, сформированный для компании Джонса, показывал очень хорошие результаты. Я приносил Hutton превосходную прибыль, и в конце
1964 года был произведен в партнеры, отчасти из-за огромного размера комиссионных, которые A. W. Jones выплачивал моему работодателю. Я знал, что, если я откажу Джонсу, он забудет о моем существовании, что было бы для меня очень болезненно, поскольку работа на Джонса приносила мне половину моего заработка. Мне нравилось работать с его хеджевым фондом, но мне не очень нравился сам мистер Джонс.
Через некоторое время я рассказал Рэдклиффу о своей проблеме. В ответ он усмехнулся и сказал, что он утомлен капризами и деспотизмом Альфреда Джонса. В один из дней той весны мы завтракали вместе, и я предложил Рэдклиффу сформировать наш собственный фонд. Он воспринял мое предложение с восторгом и тут же решил, что наш фонд нужно разместить в Гринвиче. Мой отец тоже отнесся к этой идее благосклонно, но предупредил меня о том, что послевоенный сильный «бычий» рынок был близок к своему апогею. «Акции росли слишком долго и поднялись слишком высоко. Существует большая вероятность того, что теперь нас ожидает пяти- или десятилетний рынок с тенденцией к снижению цен, — сказал он. — Вы должны быть готовы к такому повороту событий». В тот момент я не допускал возможности появления столь долгого падающего тренда и решил, что мой отец в своем понимании рынка застрял в 1930-х годах или просто стал слишком стар.
Альфред Джонс был разъярен, когда узнал о наших планах. Годом раньше другой его управляющий портфелем Карл Джонс уволился, чтобы организовать собственный хеджевый фонд City Associates. Поскольку каждый, кто работал на компанию Джонса (включая меня), получал щедрое вознаграждение, Альфред Джонс полагал, что мы должны быть обязаны ему по гроб жизни. Он тут же начал угро жать Рэдклиффу предъявлением иска за переманивание клиентов и нарушение условий контракта.
Тот год в мире хеджевых фондов ознаменовался многочисленными уходами помощников от своих возлюбленных хозяев в собственный бизнес. Известные управляющие хеджевых фондов, боги солнца, мастерски зарабатывающие огромные деньги, такие как Джордж Сорос, Луи Бэкон и Джулиан Робертсон, все были щедры в предоставлении своим талантливым сотрудникам значительной свободы действий. Однако крупные фонды непрерывно теряют своих лучших, наиболее одержимых молодых специалистов. Причиной тому отчасти деньги, но, главным образом, извечное желание «пору-лить» собственным бизнесом и возможность самостоятельно принимать инвестиционные решения. Большие боссы бояться потерять своих ценных сотрудников, но, будучи сильными, самоуверенными людьми, имеют привычку держать управление портфелем в своих руках и окончательно определять его состав. «Тигрята» из Фонда Tiger Джулиана Робертсона и уважают, и обожают его, но это не останавливает их от увольнения, когда они решаются на создание собственных фондов. Но они действительно уважают Джулиана, поскольку он дает им опыт и закалку. Фонд Джорджа Сороса Quantum был для инвесторов вращающейся дверью. Хотя Джордж весьма уважаем как инвестор, он, как известно, является властным агрессором. А как может быть иначе?
День первый. Ничего похожего на фанфары
1 июня 1965 года мы с Диком Рэдклиффом сформировали свой хедж-фонд Fairfield Partners с капиталом в 9,7 млн долл., из которых 200 тыс. долл. составляли мои собственные деньги. Индекс Доу-Джонса для акций промышленных компаний закрылся 30 мая 1965 года на отметке в 912 пунктов. Шестнадцать лет спустя он оказался на том же самом уровне, так что предупреждение моего отца можно было считать предвидением. К 1981 году Доу, приведенный в соответствие с инфляцией, потерял более половины своей величины по отношению к уровню 1965 года, даже если учесть выплаченные за это время дивиденды. Так или иначе, 1 июня 1965 года мы с Рэдклиффом составили список акций для открытия «длинных» и «коротких» позиций и сразу же разместили весь наш новый капитал. Мы считали, что действовать немедленно — самая верная стратегия. Я до сих пор уверен, что этот метод управления новыми деньгами — правильный, но в тот день на завтраке в Вашингтоне Уильям МакЧесни Мартин, уважаемый председатель Федеральной резервной системы, выступил с мрачной предупреждающей речью о тревожном сходстве текущей ситуации (1965) стой, что сложилась летом 1929 года.
Тогда рынок отреагировал так же, как сделал бы это и сейчас. Данный комментарий спровоцировал свирепую распродажу акций. Доу упал на 45 пунктов, и мы в один день потеряли 5 %. В течение июня, первого месяца существования нашего фонда, мы потеряли 6,3 %, в то время как индекс Доу-Джонса для акций промышленных компаний снизился на 4,7 %. В течение месяца наши «лонги» подешевели на 6,7 %, а наши «шорты» принесли нам только 0,45 %. Наши инвесторы звонили и задавали неприятные вопросы, и некоторые из них интересовались условиями досрочного выхода из фонда. В точке своего максимального падения 20 июня мы потеряли уже 10 %, и я был уверен, что совершенно непригоден для этой работы. Как после такого провала я мог рассчитывать на продолжение карьеры в инвестиционном бизнесе?
Но в итоге мы закончили свой первый год с прибылью более 55 % при том, что Доу поднялся лишь на 3,6 %. Американский рынок в тот год был очень разборчив. Мы «шортили» акции ритейлеров, химических, алюминиевых и прочих компаний из отраслей тяжелой промышленности, которые торговались при превышении цены над доходом в 25-30 раз, и открывали «длинные» позиции по растущим акциям технологических компаний среднего размера. Инвестиционные боги благоволили нам, и наши «шорты» понизились, а «лонги» выросли в цене. В следующие три года мы продолжали преуспевать, и к 1 июня 1969 года наш портфель потяжелел более чем на 200 % при увеличении индекса Доу-Джонса за тот же период всего на 4,7 %. Инвестор, который вложил в наш фонд 200 тыс. долл. 1 июня