Страница 1 из 7
Юлия Черных
Мощи Святого Зайца
— Он лысый на всю голову, — с негодованием сказала Эллочка.
— Ничего не лысый, — сказала Тамара. — Смотри, какие у него усики. Рыженькие.
Ольга перехватила пульт и долго вглядывалась в изображение, поворачивая туда-сюда.
— Глаза интересные, — заключила она. — Внимательные. С ним будет не просто.
Ольга встала и пошла к бару. Мартин смотрел, как она, переступая безупречными ногами по ковру, остановилась у стойки. Звякнула серебряная ложечка. Ольга перегнулась через барьер, короткая юбка натянулась на бедрах. В трусах или без трусов? Когда-то Мартин запретил себе думать на эту тему, но мысли невольно возвращались к невозможному.
Эллочка, горестно вздохнув, отпечатала стереокарточку и растянулась на диване. Ольга со стаканом в руках обернулась, поискала глазами место, куда присесть, не нашла и устроилась у Мартина на коленях. Организм моментально отреагировал. Мартин мысленно порадовался, что надел просторные штаны.
— Лысые, они страстные, — заметила Тамара.
— Нет. Страстные волосатые.
— Меньше бабушку слушай, — засмеялась Ольга. — Вот Мартышкин волосатый, — она провела Мартину рукой по голове. — А ведь само спокойствие!
Мартин боялся пошевелиться. Подвинься Ольга на сантиметр вправо, она бы уперлась в это «спокойствие». И что тогда?
— Все равно, — Эллочка разжала пальцы, карточка спланировала на пол. — У меня негативные ассоциации на лысых. Был у нас такой мастер танцев…
— Он что, тебя трахал? — заинтересовалась Тамара.
— Иг-но-ри-ро-вал. Оль, может, ты займешься лысиком? Ну не стоит у меня на него.
— А кто тебя спрашивает? — Мартин ссадил Ольгу с колен и дружески шлепнул по попе. Нет, все-таки в трусах.
— Тамара, делаешь ей внешность под эту женщину, — Мартин переключил визор, показал. — Цвет волос, губы и так далее. Нос поправь. А ты, Эллочка, запомни: твое дело войти в доверие. Каким путем — мне монопенисно. Ногу подверни, сладкую дурочку сострой. Легенду придумай, будто ищешь кого-то. Действуй!
— Яволь, мой фюрер, — мрачно сказала Эллочка, поднимаясь.
Дом стоял в низине, отсвечивая малиновой крышей в лучах заходящего солнца. Он был прекрасен этот дом, от ступенек до черепицы, такой родной и одинокий среди холмов благоустроенных нор.
Сверху было видно, что на крыльце кто-то сидит. «Неужели Олег», — подумал Степан, вглядываясь. Не может быть, Олег не вставал уже неделю, и только это обстоятельство подвигло Степана на сегодняшнюю авантюру.
Впрочем, авантюра удалась, и, хотя день выдался тяжелый и тревожный, зато за спиной в рюкзаке перекатывались, попискивая, шуршунчики. Много шуршунчиков, и это было здорово. А вот то, что на крыльце сидели было нездорово совсем. Предстояло еще одно серьезное дело, а силы были на исходе, несмотря на две таблетки ситэкса.
— Это гость лишь запоздалый у порога моего, — продекламировал Степа. — Гость — и больше ничего. Будет мешать, выгоню поганой метлой. Специально испоганю метлу и выгоню.
Тропа, петляя между кустами и норами, вывела к дому. Гость на крыльце материализовался в ангелоподобную девушку с длинными волнистыми волосами цвета спелой пшеницы. «Я помню чудное мгновенье, — всколыхнулось в мозгу бессмертное. — Передо мной явилась ты…»
Степа моргнул. Мимолетное видение не исчезло.
— Где Вы пропадаете? — капризно сказал гений чистой красоты. — Я жду, жду, всю попу отсидела.
Она пощелкала пальчиками у него перед глазами.
— Отомри, лысик. У меня нога болит, подвернула нечаянно. И пить хочу.
Степан кивнул. Боком, осторожно, стараясь не помять рюкзак, он протиснулся мимо девушки и открыл дверь.
— Вода в кране, — сказал он. — Стаканы на полке.
— Я пью минеральную без газа, — брезгливо сказала девушка, но Степан ее уже не слушал. У него было дело, срочность которого трудно переоценить.
Поставив рюкзак на табуретку, он приоткрыл горлышко, просунул руку и пощупал шуршунчики. Славные, упругие.
— Эй, ты посмотришь мою ногу? — напомнила о себе настырная красавица. Нет, милая, сейчас не до тебя.
— Шуршунчики не терпят суеты, — пояснил Степан. Он выбрал наиболее бойких, ухватил в горсть и выдернул из рюкзака. С этого момента пошел отсчет.
Раз — промыть под краном. Два — положить в кан и залить раствором желчного камня черной квакши. Три, четыре, пять. Добавить сок трифолексии. Накрыть крышкой. Шесть, семь. Бросить горсть сушеных мушек…Девять — включить спиртовку и поставить плошку с маслом.
Красотуля маячит на периферии зрения и пытается что-то сказать. Некогда! Мушки растворяются ровно за три счета. «Сколько раз себе говорил — заранее включать и ставить», — с досадой подумал Степан. Одиннадцать, двенадцать, масло покрылось пузырьками. Успеваю! Вынуть шуршунчика, протереть салфеткой и в масло. Один посинел, выбросить. Четырнадцать, пятнадцать. Олег считает стихами, на стенку повесил, а Степану привычнее в цифрах. Девятнадцать, двадцать… Масло приняло характерный розовый цвет. Есть!
Степан собрал шумовкой тонкие пластинки готовых шуршунчиков, выложил их на лист мятника (просто так, для аромата) и понес в дальнюю комнату.
Олег не спал, глаза его сверкали в полумраке.
Степа сунул ему в рот первую пластинку и со всегдашним удовлетворением смотрел, как включается дыхание и розовеют щеки. Третий шуршунчик Олег взял сам.
— Далеко ходил? — спросил он, когда смог говорить.
— Не близко.
— Спасибо. А сам?
— Сейчас займусь. Не все сразу.
Степан вернулся на кухню и обмер. Девушка стояла у разверстого рюкзака, заглядывая внутрь. Дверь скрипнула, девушка обернулась.
— Что это? Ухо? — спросила она, глядя на Степана прозрачными голубыми глазами. Шуршунчик на ее ладони скукожился на свету, дернулся и обмяк.
Если бы Степан умел бить женщин, он бы ее ударил. Вместо этого он молча прыгнул вперед и вырвал рюкзак.
Действие ситэка кончилось внезапно. Степану показалось, будто на него обрушилось тяжелое осеннее небо Ликуса. В голове зашумело, свет стал тусклым, в нем замерцали черные искры. Сразу захотелось лечь и не двигаться, что было бы недопустимой роскошью. Есть дело, срочность которого…
Непослушными пальцами он вытащил трех еще живых шуршунчиков. Промыть, залить раствором. Включить спиртовку. Мелькнула мысль, что масло уже горячее, мушки не успеют раствориться. Степан заторопился, уронил пузырек с соком трифолексии. Спокойно, шуршунчики не терпят суеты. Главное — не сбиться со счета. Девять, десять. Все-таки масло горячее, чем нужно.
Поле зрения сузилось до размера плошки, в котором, подпрыгивая на кипящем масле, вращались шуршунчики. Шестнадцать, семнадцать… Кипение прекратилось, шуршунчики медленно опустились на дно.
Степан сначала не понял, в чем дело. Потом не поверил. Потом просто стоял, глядя, как остывающее масло безнадежно покрывается ядовитой фиолетовой пленкой.
Огонь спиртовки не горел.
Красотка нависала над ним, сердито махая изящным пальчиком. Ее золотистые волосы взлетали в такт жестам и ложились на плечи шелковистыми прядями. «Какая красивая, — подумал Степан. — Совсем как Марта. И такая же дура. Надо было сразу гнать, а теперь чего уж поделаешь?»
Поделать и впрямь ничего было нельзя, и от нечего делать Степан стал слушать.
— Лысик, приди в себя! Фу-у! Чем это воняет? У меня нога распухла, ты понял?! Я могу ногу потерять на всю жизнь… Ой, что это?
На террасу, держась за дверь, вышел Олег. «Зря он встал, — подумал Степан. — Еще три часа в темноте, как минимум».
— О, у нас гости. Степан Викторович, что же Вы сразу не сказали?
Девушка невежливо ткнула пальцем в сторону Олега.
— Он, что? Он все время здесь был? Когда я, как оглашенная, во все двери колотилась?!! — красавица возмущенно захлопала ресницами. — Пока я на ступеньках парилась? Был в доме и не открыл?
— Боюсь, мадемуазель, открыть Вам было бы опрометчиво. — Олег искательно улыбнулся. — Видите ли, я вампир: днем сплю, вечером выхожу на охоту. Укусил бы Вас спросонок.