Страница 14 из 28
Всю обратную дорогу они с Никитой ехали молча. Вдруг перед поворотом к усадьбе Даша тронула Никиту за руку:
— Поехали к Федяевым, мне нужно знать, что с Ли.
Никита развернул лошадей и направил их к поместью Федяевых. Не проехав и двух верст, они увидели коляску и сидящего в ней Петра и Порфирия.
— Что с Ли? Его спасли? Петя, ну не молчи!
— Даша, он умер еще до того, как Порфирий его привез ко мне. Ты помнишь, нам на лекциях говорили, бывают такие случаи, когда просто невозможно спасти, не потому что яд смертельный. А потому что у человека слишком сильная реакция на укус, даже если это просто пчела. У Ли как раз была такая реакция, он не умер бы, большинство яда вышло с кровью — она ему в артерию попала, а та ничтожно малая частица, что осталась, вызвала шок, он умер от шока.
Даша заплакала навзрыд. Только сейчас Никита заметил небольшой гроб, лежащий в коляске.
— Барышня, похоронить его надо, — Порфирий, виновато сутулясь, показал на гроб
— Похороним, Порфирий, непременно, — Даша вытерла слезы, — Никита, теперь Федькина очередь, нужно обязательно разобраться во всем. Зачем он все это устроил. Я сегодня же отцу напишу, пусть сам решает, что с ним делать. Выпускать этого зверя нельзя, я бы его своими руками прибила, он убил Ли…Страшно подумать, на его месте сейчас могла быть я!
— Нет, Дарья Дмитриевна! — Никита смотрел на неё решительно, взгляд был твердым и нежным одновременно, — Пока я рядом, все будет хорошо, слышите! Все будет хорошо!
— А сейчас надо ехать в хутор! Надо по божески с Ли проститься.
Весь следующий день Никита и Петр не отходили от Даши ни на шаг, стараясь, как могли, утешить её и помочь в хлопотных приготовлениях. О Федоре никто не вспоминал, как и об Ульяне. Никита даже перестал ревновать Петра к Даше, он видел, как тот по дружески участливо старался её успокоить, писал её папеньке, отправлял мужиков то на почту, то в город, за необходимыми для помин мелочами. Они даже спали в каминной по очереди, по полночи охраняя Дашу и её неспокойный сон. Наутро во дворе собралась дворня. Даша, вся в черном, Марфа, с черной повязкой на голове, обе искренне плакали, прощаясь с маленьким немногословным человечком, к которому даже Марфа успела привязаться, и который так любил её стряпню. Даша прощалась с человеком, который спасал её мать, который лечил её с малых лет. Человеком, который всегда был рядом, даже когда не было рядом родителей. Отпевать Ли было нельзя, поскольку тот был иной веры и его тихо похоронили на маленьком деревенском кладбище. Петр сразу после похорон уехал по срочному вызову, и Даша осталась с Никитой, Марфой и Порфирием. Какое то время ей не хотелось ни с кем разговаривать, она потеряла близкого человека, но никто из присутствовавших все равно не мог понять до конца её боли. Марфа молча гладила её по голове, как маленькую в детстве, когда та падала и ушибалась, и маменьки не было рядом.
— Ну, всё! Пора с этим покончить! — Даша встала с кушетки и направилась к выходу. — Пора поговорить с Федькой.
— Я с вами! — Никита направился к Даше. — Это и моё дело! — и, помолчав, добавил:
— …Теперь это в первую очередь мое дело.
Погреб усадьбы Домбровских был огромным и холодным даже в летнюю жару. Каменные стены и посыпанный песком пол, специальная конструкция, в которой предусматривалась хорошая вентиляция, не позволяющая, однако повышать или понижать температуру помещения. Лампы освещения, сделанные в виде фонарей, которые коптили конечно, но достаточно хорошо освещали вокруг, — все было предусмотрено для долгого хранения различных овощей, фруктов и всевозможных солений. Кованые двери, специальной установки, ключи от которых в прежние времена были только у Марьи Сергеевны, и Порфирия, также хорошо защищали содержимое погреба от перепада температур. Но главным достоянием погреба был не он сам, а винный погребок, спрятанный за потайной дверью, который Дмитрий Алексеевич велел выстроить по собственным чертежам со сложной схемой отдушин и вентиляционных труб, трубок и трубочек, которые и создавали в нем необходимую для хранения вин температуру. Причем внизу она была гораздо ниже, чем вверху и поэтому на полках в определенном порядке располагались различные сорта сухих и сладких вин, настойки и коньяки, которых Марья Сергеевна, еще при жизни увлекавшаяся их приготовлением, изготовила великое множество. После отъезда Домбровских, Порфирий так и не решился к ним притронуться, а другие допуска к погребу не имели.
Забрав у Порфирия ключи Марьи Сергеевны, Даша с Никитой спустились в погреб. Даша зажгла лампу. На полу, в углу, уснув, сидел Федор. Он сумел развязать себе руки и ноги и, по видимому, нашел способ отпереть дверь в винный погреб. В руке его была бутылка коньяка. От него исходил стойкий запах перегара. Услышав шаги, он поднял голову, откинул со лба запутавшиеся длинные русые кудри:
— А! Явились, голубки! Повезло тебе, сестренка! Повезло! — язык его заплетался, голова то и дело падала на грудь, он явно не отдавал отчета своим словам. Вокруг валялись пустые бутылки от настойки и коньяка.
— Какая я тебе сестренка! — Даша возмущенно выдохнула. — Вот хам!
Федор сделал большой глоток из бутылки и попытался встать и подойти к Даше. Никита усадил его на пол
— Не торопись, брат, сиди, отдыхай. Объясни толком, зачем змею подложил барышне
— Я?! — Федор попытался сделать круглые глаза, — да я и не знаю ничего…
— Он пьян, барышня, давайте свезем его в участок в Задольск, там всё и узнаем, там большие специалисты языки развязывать.
— Погоди, Никита, мне нужно узнать, в чем дело, он пока пьяный может и сболтнет чего.
Федор опять попытался встать, и опять был усажен Никитой на место
— Ты сестренка только Ульку не тронь! Не виноватая она, не знала она ничего!
Никита рванулся к нему, но Даша остановила его.
— А почему это я тебе сестренка!
— А ты не знаешь! — Федор еле ворочал языком, — Ты все знаешь! А ты у папеньки своего спроси, почему, он тебе все расскажет, папенька то…
Федор опять поник головой, спустя минуту он опять попытался встать:
— Ты Ульку не тронь!
— А! — Даша делано удивилась, — Так Улька не виновата?
— Не виновата…не виновата!
Федор направился к Даше и схватил её за руку. Никита тут же, тряхнув его за шиворот, усадил его назад в угол.
— Так что, Федька, коляску тоже ты испортил, и камень в окно — твоя работа, а волк, волка то ты где взял? — Никита с искренним любопытством держа Федора за грудки заглядывал ему в глаза. — Кто тебя надоумил, Федька, ты ж неплохой мужик был, зачем ты это все …
— Коляска — моя работа, и камень, а волк — не моя, да отпусти ты, черт здоровый…
Федор вновь поник головой. Никита оставил его. В сердцах Дарья топнула ногой
— Ну что с ним делать, ничего не понимаю, зачем он это все, и папенька причем!
— Ах, папенька, наш папенька! — голос Федора раздался из угла, — спроси папеньку, да! Ульку не тронь!
— Да продала я твою Ульку!
— Нет! Федор, на миг протрезвевший встал в углу! Нет! Гадина! Он кинулся на Дашу!
Никита в мгновение ока оказался рядом и отвесил ему оплеуху, от которой тот оказался распластанным на полу. Никита склонился над ним
— Никогда не смей так вести себя с барышней!
Кулак Федора не заставил себя ждать. Завязалась драка, в которой Никита едва сладил с Федором, который и так был выше него и, казалось, сильнее, де еще и хмель прибавил дури. Связав руки ему за спиной, Никита вытер кровь с разбитой губы и взял Дашу за руку.
— Пойдем, видишь, он протрезвел, уж верно больше ничего толком и не скажет, приготовлю коляску, поедем в участок. Пусть там его допытают.
— Погодите! Барышня! Кому вы Ульку продали! Кому!
— А ты мне скажи, зачем ты меня убить пытался!
Федор зверем посмотрел на неё.
— Теперь точно убью.
Никита ударил его еще раз.
— Да оставь его! Кому он нужен.