Печальные времена. Дамаский Диадох как представитель афинской школы неоплатонизма

Данная схема обретает свою актуальность исключительно в рамках мно­гого. Действительные предметы есть многое, причем такое, которое участву­ет в едином. Что касается многого, то в афинской школе выделяются три его типа: множество стихий, множество частей и множество видов; разумеется, все эти типы множества соответствуют каждый своему моменту эманации: стихии — пребыванию, части (и целое, без которых части непредстави­мы) — выходу за свои пределы, а виды — возвращению. Стихии есть пер­воэлементы вещей, которые при своем слиянии в образующееся из них теря­ют свою сущность. Дамаский понимает стихии расширенно: это не только че­тыре природные стихии (огонь, земля, воздух и вода), но вообще все то, из чего образуется сущность. Поскольку сущность всегда есть нечто умопости­гаемое, то умопостигаемы и стихии, которые, следовательно, могут быть вы­ражены, например, в рамках некоторого определения. Так, если определять человека как разумное и смертное живое существо, то стихиями, образующи­ми сущность («существо») человека оказываются «разумное», «смертное» и «живое». Части есть то, что определено в соотнесенности с целостностью и друг с другом, причем как нечто относительно независимое; они могут быть как одинаковы, так и неодинаковы. Целое и части тождественны жизни и вечности. Виды — полностью определенное многое, причем каждый вид не зависит ни от любого другого, ни от всех их вместе взятых, которые образуют то, что называется плеромой (полнотой) видов. Ум есть плерома видов; от­метим, что плеромы образуют иерархическую структуру и возможно наличие плером плером. Низшие среди видов есть так называемые материальные эйдосы, которые сочетаются с материей как с не-сущим, и в рамках такого сочетания материя трансформируется в феноменальное сущее.

Низшим среди действительных предметов следует считать атомы. От­метим, что неоплатоническое понимание атомов отличается от принятого в атомизме, согласно которому все состоит из мельчайших неделимых частиц- атомов и пустоты. По поводу таких атомов еще Плотин вынес свой вердикт: их не существует. Атомом в неоплатонизме называется сочетание материа­льного эйдоса с материей, то есть то, что Аристотель называл отдельным, а также сущностью в первом смысле этого слова, примером каковой является вот этот человек, скажем Сократ[119] Сущностью в неоплатонизме также почитается то, что в ходе эманации первоначала, которое само по себе бессущностно, оказывается логически противостоящим единичному. Единичным называется то, что предицируется как генада, то есть рассматривается в плане его единства. Например, вся­кое сущее есть генада, которая ему предшествует, и при таком рассмотрении оно оказывается божественным. Таково, в частности, единичное знание, число и т. д., которые противостоят сущностным [120]. Сущность, с одной сто­роны, тождественна, а с другой — не тождественна наличному бытию. Дамаский рассматривает соотношение этих категорий в данном аспекте ве­сьма подробно в соответствующих главах публикуемого трактата. В качестве многого сущность состоит из стихий; первые стихии — это предел и бес­предельное.

Жизнь рассматривается как кипение и бурление сущности в процессе эманации. Она тождественна, с одной стороны, целому и частям, а с дру­гой — вечности. Как многое жизнь состоит из частей.

Ум есть определенное множество эйдосов, то есть родов и видов. Поми­мо этого, он может быть чистым, сущностным или умным (мыслящим); по­следний оказывается знанием. Мыслящий ум — всеобщий демиург Зевс, важнейший признак которого — попечение о последующем, которое, будучи феноменальным, всегда возникает на основании принципа подобия, то есть как подобное и не подобное предшествующему и самому себе.

Принцип 5. Эманация происходит сперва как внутренняя, а затем — как внешняя; сперва — как единовидная, а затем — как неединовидная; сперва — как эманация вглубь, а затем — как эманация вширь

Эманация осуществляется как разворачивание множества из единого. При этом в виду имеется любое единое и любое множество. В этом смыс­ле всякая сущая вещь может пребывать в трех состояниях: в качестве причины, в наличном бытии и в смысле сопричастности. В качестве причины последующее существует в предшествующем. Например, отец в своем наличном бытии оказывается причиной сына как наличного бытия и потому сын в отце существует в качестве причины. В смысле сопри­частности предшествующее располагается в последующем. Например, в на­личном бытии прекрасной статуи красота-в-себе существует в смысле со­причастности. Что касается причин, то они могут быть трех видов: созидаю­щие (το ποιητικόν), парадигматические (το παραδειγματικόν) и целевые (το τελικόν) [121]

Множество в наличном бытии есть внешнее множество. Множество в качестве причины есть внутреннее множество, которое эманирует первым внутри предшествующего и представляет собой свернутое мно­жество, или множество-семя. Затем по образцу такого множества строит­ся внешнее. Внутреннее множество является множеством·в-себе, а не множеством стихий, частей или видов. Оно есть единое, а вернее, объеди­ненное, которое не слагается из чего бы то ни было, а предшествует этому чему-то как нерасторжимое. Следует отметить также, что внутреннее мно­жество существует только в процессе эманации, то есть в соотнесенности с внешним.

С другой стороны, эманация оказывается единовидной (όμοειδής) и неединовидной (άνομοειδής). Последующее является либо таким же (по­добным), как предшествующее, либо не таким же (неподобным). Собствен­но, проблематична лишь неединовидная эманация, вернее, ее причина. Да­маский говорит, что единовидная эманация происходит путем разделения на части, в то время как неединовидная — вследствие предвосхищенной в предшествующем инаковости. Предшествование здесь не таково, как в слу­чае внешнего и внутреннего множества. Сперва эманирует единовидное, а затем — неединовидное.

Следующим аспектом эманации является эманация вглубь (κατά βάθος) и вширь (κατά πλάτος). Данное деление основано на геометриче­ских представлениях о наличии у тела трех измерений: длины, ширины и глубины, а также на понятии предела. Симпликий пишет: «...линия как пре­дел поверхности неделима [в смысле родов и видов] по ширине, а поверх­ность как предел тела — по глубине»[122] что же касается таких объектов, как точка и настоящий момент, то они неделимы ни в каком отношении. Распро­страняя данное положение на деление на роды и виды вообще, мы получаем две последовательности предметов: идущую вглубь (одномерную) и вширь (двумерную). Таким образом, эманация разворачивается в пространстве двух родов: одномерном и двумерном. Поскольку двумерное пространство может быть сведено к одномерному, эманация вглубь, которая соответствует гомеомерному делению, предшествует эманации вширь (негомеомерному де­лению и вычленению родов и видов). Пребывание в данной схеме может быть отождествлено с нульмерным пространством, а возвращение — с трех- и четырехмерным. Пребывающему нульмерному объекту в неоплато­нической версии халдейской теологии соответствует понятие «исток», одно­мерному выходу за свои пределы — «последовательность вещей», или «по­ток», двумерному же — «проток».

Девять гипотез «Парменида» как наглядное представление эманации в ее теологической интерпретации

Для понимания настоящей главы не­обходимо отчетливейшим образом пред­ставить себе, что такое эти восемь ги­потез «Парменида». Без такого отчетли­вого представления предлагаемый нами сейчас анализ этой неоплатонической ин­терпретации может внести только туман и полную неразбериху в головы читателей.

119

Данное определение триады «роды—виды—атомы» принадлежит Порфирию. «Итак, поскольку стоящее выше категорийно определяет (κατηγορουμένων) стоящее ниже, вид будет категорийно определять атом, а род — вид и атом; высший же род (τό γενικώτατον) — род или роды... вид и атом. В самом деле, высший род определяет все стоящие ниже его роды, виды и атомы, род, предшествующий высшему виду,— все высшие виды и атомы, просто вид — все атомы, а атом — только одно частное. Атомом же называется Сократ, именно вот это белое и именно вот этот подходящий сын Софрониска, если, разумеется, у него единственный сын — Сократ. Так вот, атомами подобное называется потому, что каждое из них составлено из собственных признаков, та же самая совокупность которых никогда не могла бы появиться в применении к другому» («Введе­ние к „Категориям” Аристотеля», IV. 1,7.12—23)

120

1 Разделение на сущностное и единичное восходит к диалогу Платона «Парменид» (143а4—144е7), где доказывается, что частей единого, то есть генад, столь же много, сколь и частей сущего, то есть сущностей, а именно бесконечное множество. Прокл на этой основе сформулировал свое учение о генадах сущего — о богах (см., например: «Платоновская теология», 1.3,14.14 сл.). «Комментарий к трактату „О душе”», 11.251.19—21.

121

Данная классификация первых причин в неоплатонизме выдвигается как оппозиция аристотелевскому учению о четырех причинах (формальной, материальной, движущей и целевой). Автор ее неизвестен, очевидно лишь то, что уже Сириан пользуется приве­денной схемой как общеизвестной (см., например: «Комментарий к „Метафизике”», 26.18; 109.36 и т. д.). Симпликий возводит данную классификацию причин к Платону (см.: «Комментарий к „Физике”», 9.7.7 сл. и другие места), хотя наличие у последнего именно такой системы причин весьма сомнительно

122

«Комментарий к трактату „О душе”», 11.251.19—21.