Братки

Согласно кивнув, Костя Титов сделал то же самое со своим пистолетом, после чего засунул его обратно в кобуру и произнёс:

— Но брать его все же надо живым.

Нам прежде всего нужна информация.

Гоша Кислицин, встав перед дверным глазком, нажал на кнопку звонка.

Титов и Пастухов прижались к стене по обе стороны дверного проёма.

На сей раз Танька открыла дверь очень быстро и удивлённо уставилась на Кислицина.

Иванова собралась уже вслух удивиться и неожиданному визиту своего начальника, и его инвалидному виду, однако Костя Титов, первым ринувшийся в открытый дверной проем, не дал сказать Таньке ни слова.

Одной рукой обнял её за плечи так, что она даже не могла шевельнуться, а другой зажал ей рот. После чего тихим, почти интимным шёпотом спросил Таньку:

— Где твой приятель?

Перепуганная Танька показала глазами на большую комнату, и туда моментально бросились Титов и Пастухов.

Первым ворвался в зал более юркий Титов.

Пётр сидел на диване, возле которого стоял небольшой столик, обставленный выпивкой и закуской. Рядом со столиком стоял стул, на спинке которого висела его короткая кожаная куртка.

Именно к ней он бросился, едва завидев вбежавшего в комнату Титова.

Костя, сообразив, что в куртке наверняка находится пистолет, первым делом ударил ногой по стулу, расположенному между ним и рыжим приятелем Таньки. Стул вместе с курткой отлетел в дальний угол комнаты.

Рыжий, поняв, что обезоружен и до пистолета ему не добраться, решил использовать свой последний шанс и бросился напролом к выходу из квартиры.

Первым принял на себя атаку рыжего Титов. Пётр нанёс ему размашистый удар в челюсть, но Титов, хоть и давно уже занимался руководящей работой, навыков бойца ещё не растерял.

Ловко поставив блок, он перехватил правую руку соперника и почти одновременно, слегка уклонившись влево, нанёс удар ногой ему под дых.

Удар был не слишком сильный, но очень точный. Колено Титова пришлось как раз в солнечное сплетение Петра.

Пётр перегнулся пополам, выпучив глаза и выдохнув из себя какой-то булькающий звук.

В следующий момент на помощь Титову подоспел Пастухов. Мощным ударом ноги он почти распрямил бандита.

Довершил обработку «подопечного»

Константин, который, держа бандита за руку на болевом приёме, развернул его и что есть сил шандарахнул головой о стену.

Последних двух ударов хватило для того, чтобы мысли в немногочисленных извилинах Петра окончательно смешались, и он, потеряв ориентацию в пространстве, рухнул на пол.

Титов и Пастухов спокойно выкрутили приятелю Таньки руки за спину и надели на них наручники. Титов, поразмыслив немного, достал вторые наручники и надел их на лодыжки ног Петра. Затем рыжего подняли за руки и за ноги и, не церемонясь, швырнули на диван.

Ворвавшаяся в комнату хозяйка квартиры увидела окровавленную физиономию своего возлюбленного. Это произвело на неё столь сильное впечатление, что она закричала:

— Изверги! Что же вы сделали с ним, сволочи!.. Гоша, что они хотят?

Неожиданно для самой Татьяны этот её гневный порыв оборвал самым вульгарным образом Гоша:

— Заткнись, толстая жопа, пока я тебя костылём не отдубасил, старая кретинка!

Он свободной от костыля рукой толкнул Таньку в глубь комнаты. Танька упала в кресло, удивлённо вылупилась на своего начальника и, протяжно ахнув, спросила:

— Гоша, за что-о-о?

— За все хорошее, коза драная, — коротко пояснил Кислицин и добавил, бросив взгляд на костыль и забинтованную ногу:

— Это по твоей милости я теперь буду в инвалидной коляске ездить.

В это время Пастухов, не обращая внимания на перебранку Кислицина и Ивановой, поднял с пола куртку Петра и стал выкладывать содержимое её карманов на стол. Сначала пистолет «ТТ».

Затем были вынуты документы: паспорт и водительские права на имя Петра Алексеевича Грищенко. И несколько мелких купюр.

А напоследок из небольшого нагрудного кармана была извлечена чёрная вязаная шапочка с прорезями для глаз и рта.

Увидев эту маску, Кислицин взвился от негодования и ярости.

— Ах ты, паскуда, — заорал он и, стоя на одной ноге, замахнулся костылём на пленника, который едва пришёл в себя.

Удар костылём по голове Петра мог окончательно вышибить из него сознание. Это не входило в планы Титова, поэтому он успел перехватить Гошину руку.

— Тихо, тихо, — проговорил Костя, — не дёргайся, а то упадёшь. Иди сядь на тот стул и не мешай нам.

Пока одноногого Кислицина тащили к стулу, он продолжал изрыгать ругательства в адрес пленного бандита:

— Козёл долбаный, сука! Оказывается, это ты, сундук с говном, мне сегодня ногу искалечил! Да я тебя кастрирую за это, чтобы таких же на земле больше не плодить.

— Ну что, Танюша, дотрахалась, маленькая, — миролюбивым, ласковым голосом обратился к ней Титов, — сдала, понимаешь, своего начальника бандитам, под пытки его подставила.

— Какие пытки? — поражение воскликнула Танька. — Я никого не подставляла. Слышишь, Гоша?..

— Молчи, дура, — яростно вскричал Гоша, — это ты вчера насвистела этому рыжему козлу, что мы в охранное агентство обратились?

— Я… Я только… — Танька замялась с ответом. — Я только поделилась…

— Мозгами своими ты с кем-то поделилась ещё при рождении! — заорал на неё Гоша. — Поэтому думаешь клитором! Ты этому уроду вчера сболтнула о нашей встрече с Костей, а он сегодня меня за это с утра вместе со своими друзьями в лесок отвёз и ногу изуродовал.

Танька подняла испуганно-недоуменный взгляд на окончательно пришедшего в себя Петра. Вид у того был неважный: губы разбиты, на переносице разрастался здоровенный синяк, из рассечённой брови обильно текла кровь.

— Петенька, как же так? — тоненьким голоском пропела Иванова.

— Да пошла ты, корова старая, — выругался бандит и плюнул на палас кровавым сгустком.

— Усохни, урод, — осадил бандита Титов, — мы ещё тобой сейчас займёмся.

Костя подошёл к Таньке и спросил:

— Ты где подцепила этого ковбоя?

— На улице познакомились, — осторожно ответила Татьяна.

— Он тебе говорил, кто он и чем занимается?

— Сказал, что охранник на каком-то предприятии.

— Что за предприятие и где он вообще живёт, ты знаешь?

Танька покачала головой и заплакала.

— Понятно, — тяжело вздохнув, произнёс Титов и повернулся к рыжему:

— Ну что, дятел, будешь стучать или начнёшь партизана на допросе из себя корчить?

— Чо хочешь? — прорычал пленник.

Титов взял со стола паспорт и, изучив его, произнёс:

— Значит так, господин Грищенко, тридцати лет от роду, уроженец села Романовка. Стало быть, член Романовской бригады.

— Сам ты член, — огрызнулся Пётр, — а тебе я могу только одно сказать: не связывайся с нашими братанаил — пожалеешь, что на свет родился, как этот барыга. Зря я ему сегодня ногу не отрубил, чтобы другим неповадно было бы.

— Напрасно ты это сказал, — усмехнулся Титов, — этот барыга собирался тебя кастрировать, и у его желания гораздо больше шансов исполниться, чем у твоего. Поэтому, если тебе дороги твои причиндалы, тебе лучше ответить на наши вопросы. Например, кто у вас главный в бригаде и, самое важное, где этого авторитета можно найти? Где у вас база?

— Базу нашу узнать хочешь, — ухмыльнулся рыжий, — а чупа-чупс на палочке не хочешь пососать?

— Сейчас мы предоставим тебе такую возможность — пососать твой же чупа-чупс, — с угрозой произнёс Пастухов и, взяв со стола кухонный нож, решительным шагом подошёл к Грищенко.

Он наклонился над бандитом и расстегнул свободной рукой ему ширинку.

— Вы че, мужики, — вдруг побледнел Петька, — вы это… того… беспределом не занимайтесь.

— Кто бы говорил о беспределе, — проговорил Титов, наблюдая, как Пастухов расстегнул брючный ремень бандита и приспустил штаны вместе с трусами, — как будто это не ты сегодня у костра живому человеку ноги головешкой жёг. Не боись, мы не все отрежем, ссать сможешь, а вот Танька тебя уже больше не примет.