Гавань Семи Ветров

Дмитрий ВОРОНИН

ГАВАНЬ СЕМИ ВЕТРОВ

Глава 1

КОЛЬЦО

Каким образом я попал в этот мир? Несмотря на то что это обсуждалось не раз и мне довелось выслушать мнения и людей, и тех, кого давно уже людьми назвать нельзя, я так и не перестаю удивляться случившемуся. Вернее, это даже не удивление… сложно подобрать подходящее слово. Прошло лишь немногим более полугода с того момента, когда я столь опрометчиво шагнул в уже готовый рассыпаться портал. По словам Таяны — легко отделался, последствия могли не ограничиться потерей памяти и временным умопомрачением, меня вообще могло разорвать на куски. На очень-очень маленькие кусочки. Если бы я знал тогда, чем все закончится! Хотя кто знает, изменились бы от этого мои действия или нет? Сам я судить не берусь.

Кто из нас, имеющих дело с дальним космосом, не увлекался в детстве фантастикой? Единицы… Я тоже не прошел мимо этого увлечения и, может быть, именно потому воспринял этот мир как реальность, а не как бред душевнобольного. Читая о магах, волшебных созданиях и иных мирах, я часто представлял, что попадаю в это невероятное окружение. Ну, допустим, иных миров мне досталось полной мерой, в конце концов, десант путешествует по галактике ничуть не меньше, чем самые завзятые Пуристы. Правда, цели путешествий несколько однообразны, и пейзажи вокруг имеют тенденцию гореть, взрываться и разрубаться другими, не менее впечатляющими способами. Но это дело прошлое. Не думаю, что когда-нибудь еще ступлю на палубу межзвездного лайнера. Этот мир, в который меня занесло, последний. Наверное.

Идея о множественности миров тоже была не новой — на Земле немало говорят об этом и на полном серьезе, а не только в литературе. Правда, пока разговоры только теоретические. Интересно, сколько из маститых академиков продали бы душу дьяволу за право оказаться на моем месте?

Итак, подведем итоги. Миров много, хотя первоначально, где-то в первые моменты возникновения вселенной, их было меньше. Один, наверное. А потом миры начали делиться… нет, неподходящий термин. Амебы делятся… а тут дело обстоит иначе. Я все равно до конца не понял — вроде бы миры… раздваиваются, что ли? В каких-то узловых моментах, при каких-то важных событиях… а потом начинают жить каждый своей жизнью, постепенно изменяясь, все больше отдаляясь друг от друга, пока не становятся совсем разными. Вплоть до фундаментальных физических законов. И если в моем родном мире правит бал техника, то здесь она не более чем падчерица, вынужденная плестись в хвосте магии.

Будь я одним из вышеупомянутых академиков, я бы задумался — а что есть магия? И попытался бы подвести под это явление научную базу. Этим можно было бы заниматься всю жизнь… но это не для меня. Какой, к дьяволу, из меня ученый — я солдат, пусть даже последние годы и был далек от настоящих боевых действий. Образ мышления так легко не изменишь.

Ну да ладно, суть не в том. Итак, началось слияние миров. Кто был в этом виноват? Не знаю, Оракул говорит одно, Таяна — другое. А старый Хариус — третье. И, весьма вероятно, все хором неправы. Плевать, когда-нибудь разберусь. Важно, что из-за этого слияния оба мира могли погибнуть. Так говорит Оракул — и я ему верю. Во всяком случае, звучит это в его изложении вполне логично. Миры надо было спасать.

Вот сейчас написал это, прочел… как напыщенно звучит. Спасать миры. Даже не один мир — а сразу оба. Можно задрать нос и чувствовать себя эдаким исполином духа. Хариус до сих пор считает меня посланцем этой их богини, Эрнис. И даже разговаривает с подобострастием. А я ведь толком ничего и не сделал — все сделала она, Лия, девушка-киборг с пробудившимся сознанием. Несчастное существо, которое не смогло бы жить здесь и было бы безо всякой жалости уничтожено там. Два мира — один исход. При таком выборе только и остается, что быть героем… героиней.

Таяна говорит, что мембрана между нашими мирами затянулась. Магия пришла в норму — а ведь тогда, в лагере ургов, с ней (опять-таки по словам Тэй) творилось что-то невообразимое. Моя боевая подруга утверждает, что раз магия снова послушна воле волшебников, значит, прокол в мембране закрылся окончательно, и взаимопроникновение миров уже никому не угрожает. И все довольны — кроме, наверное, меня. Для меня это означает, что вернуться домой я уже не смогу.

А хочу ли я вернуться? Этот простой вопрос я часто вижу в глазах Таяны, хотя она так ни разу и не произнесла его вслух. Может, боится, что ей не понравится ответ? А что бы я ей ответил? Мне здесь нравится — это хороший, чистый мир, не изгаженный цивилизацией. Но провести здесь всю жизнь? Не знаю…

Можно подумать, у меня есть выбор.

Денис Жаров, личный дневник

«Милая моя, нежная моя… как я хочу обнять тебя, прижаться к тебе щекой, ощутить твою упоительную мягкость. Хотя бы ненадолго. Минуток эдак на сто двадцать. А лучше сразу на шестьсот. Я хочу тебя, моя чудесная подушка… Потому, что эти занятия меня когда-нибудь доконают».

Керзон поднял меч, и Денис, мысленно застонав, принял оборонительную стойку. Снова со звоном столкнулось оружие, сверкнули ясно видимые даже сейчас, в лучах солнца, искры. Измученное тело тут же отозвалось болью — если Тэй не примет меры, то завтра он просто не сможет встать. Конечно, Керзон — мужик неплохой, особенно когда с ним пьешь пиво и рассуждаешь о тяготах армейской службы, но когда он встает в позицию — держись. Никакого снисхождения.

Жаров прекрасно понимал, что выбора у него нет. В этом Мире мужчина, не умеющий владеть оружием, никогда не сумеет чего-то достичь. И не потому, что меч — обязательный атрибут успеха, а просто потому, что достижение определенного положения в обществе требует времени. А неспособные себя защитить так долго не живут. Первый шаг вверх — и в твою сторону тут же обращаются глаза недоброжелателей и завистников, которые уже облюбовали для себя что-то, принадлежащее тебе. Ступеньку, на которой ты стоишь, твою женщину, твой кошелек. Да, там, на Земле, творится то же самое, только, может быть, немного более завуалированно. Но и там, и здесь правило одно — чтобы жевать лучший кусок мяса, надо как минимум иметь хорошие зубы. И не бояться их время от времени показывать.

Поэтому Денису приходилось по меньшей мере полдня торчать здесь, на тренировочной площадке, вновь и вновь доказывая мастеру меча Керзону, что он, Жаров, чего-то стоит. Пока что доказывать получалось… не очень. Бывший десантник понимал, что его не в полной мере растраченная за мирные годы подготовка дает ему некоторое преимущество перед другими учениками — но они, само собой, учатся владеть мечом с детства. Так что в какой-то мере шансы уравнивались.

Одно можно было сказать с полной уверенностью — сейчас он находился в куда лучшей форме, чем полгода назад.

Острая боль пронзила правое плечо, Денис вскрикнул, выпавший из разжавшихся пальцев меч глухо звякнул о камни тренировочной площадки. Будь оружие должным образом заточено, сейчас эти камни уже вовсю орошала бы кровь — а так к вечеру набухнет очередной лиловый кровоподтек, не более того.

— Подними оружие, Дьен, — хмуро проворчал Керзон, делая шаг назад. — Ты снова думаешь не о том.

— А о чем? — буркнул Жаров, нарочито медленно наклоняясь за опротивевшей железкой, стараясь продлить минуты отдыха.

— Не знаю. Думай о бое. Только о бое. Расслабился — убит. Отвлекся — убит. Я говорил это уже не раз, но ты не хочешь слушать.

— Я все это знаю, Мастер. Но я смертельно устал…

— Это правильно, — удовлетворенно кивнул Керзон. — Это очень правильно. Враг всегда будет ждать, когда ты устанешь. Это даст ему дополнительные шансы. Только на турнир рыцари выходят отдохнувшими, в бою же может случиться всякое.

Не прекращая говорить, он вдруг сделал выпад, который, по логике, должен был нанизать Дениса на меч, как цыплёнка на вертел. Но Жаров уже не был новичком — и успел среагировать, отводя летящий ему в живот клинок в сторону. Двое снова закружили по площадке, оглашая двор звоном оружия.