Я вернусь...

– Что это вы, господа? – сытым начальственным голосом спросил кто-то в наступившей тишине. – Неужели нельзя потерпеть?

– Потерпеть нельзя, – не оборачиваясь, ответил Юрий, – а вот помереть – запросто. Обратите внимание на правую руку моего партнера... господа. Повнимательнее, прошу вас! Что вы видите?

– Иголка, – выдохнул кто-то из молодых и остроглазых, и несколько голосов подхватили это слово и короткой волной прокатили его по толпе.

– Иголка, да, – сказал Юрий. – А в иголке, как водится, смерть Кощеева. Паралич сердечной мышцы – знакомый диагноз? Сколько трупов вы вытащили отсюда за полгода?

– Чепуха, – сказал чей-то голос. – Сказки. Такие вещи доказывать надо.

Голос звучал неуверенно, но Юрий все равно ответил.

– Доказать это очень просто, – сказал он. – Да вот, не угодно ли взглянуть?..

Витек уже понемногу начал дышать, с сипением и свистом глотая воздух, и Юрий, не давая ему очухаться, схватил его свободной рукой за длинный, очень удобный хвост на затылке и начал неумолимо сближать оснащенную смертоносным шипом руку официанта-убийцы с его бледным пульсирующим горлом. Витек напрягся в последней тщетной попытке вырваться из смертельного захвата, глаза его выкатились от усилий, бледное горло порозовело, потом покраснело, но тонкая игла с повисшей на кончике крохотной прозрачной каплей по-прежнему медленно, но неумолимо приближалась к его лицу.

– Ну что, подонок, – сказал ему Юрий, постепенно наращивая давление. – Вот, кажется, и все, не так ли? Не горюй. На той стороне тебя ждут не дождутся. Там уже собралась целая толпа встречающих: тот мент, Мирон, Сидяков, секретарша Лузгина, и я не знаю, кто еще. Они будут очень рады тебя видеть, мразь.

И Витек сломался.

– Нет! – плачущим голосом закричал он, дико вращая полными от ужаса глазами, в десяти сантиметрах от которых мелко дрожала заряженная верной смертью игла. – Нет! Не я! Не я! Это он, он! Зимин!

Это он меня заставил, это он убивал! Не я, нет!.. Я все скажу! Он записывал бои на видео, а потом продавал, он заставлял меня убивать. Приносил шприцы и грозился убить, если я откажусь... Не я! Не...

Толпа взорвалась криками, в которых растерянности было больше, чем возмущения. Бараны, подумал Юрий. Черт, а Зимин-то где же?

И Зимин немедленно напомнил о себе. Позади и, как показалось Юрию, где-то вверху, под самым потолком – наверное, на верхней площадке железного трапа, что вел отсюда на улицу, – звонко и оглушительно хлопнул выстрел. Что-то тупое и горячее тяжело ударило Юрия в спину, швырнув его вперед. Падая, он опрокинул долговязого, подмял его под себя и почувствовал, как напряглось и закаменело в последней судороге, а потом безжизненно обмякло его костлявое жилистое тело. Препарат Зимина, как всегда, сделал свое дело быстро и эффективно.

– Держи его! – крикнуло сразу несколько голосов, и железный трап гулко запел под торопливыми ногами.

– "Скорую" вызовите! – крикнул кто-то еще.

А чей-то мрачный голос медленно произнес:

– Вот мерзавец... Ничего, далеко не уйдет. "Скорую" вызвал кто-нибудь?

Юрий с трудом повернул голову на голос и сказал:

– К чертям "скорую"... Нельзя. Военный госпиталь. Подполковник Лазарев, хирург... Отвезите...

От этой речи он неожиданно сильно устал. Сил сопротивляться подступавшей со всех сторон черноте больше не было, и Юрий опустил веки. Последним, что он услышал, был все тот же мрачный голос, который со вздохом произнес:

– Не жилец... Жаль.

Потом его подняли и куда-то понесли, но он этого уже не чувствовал.

Глава 17

Мрачный голос ошибся. Юрий, разумеется, не только выжил, но и был на ногах уже через две недели, а Зимин таки ушел, и ушел далеко. Исчез, растворился, развеялся, как сигаретный дымок на ветру, – словом, пропал, как незадолго до него пропал адвокат Лузгин. Его, конечно, искали. Не поднимая шума, не вынося сора из избы, кулуарно, в узком семейном кругу, без милиции, прокуратуры и газетного переполоха, упорно и тщательно, повсюду и везде – искали, да так и не нашли.

Юрий в этих поисках участия не принимал, поскольку считал их пустой тратой времени. Мир велик и легко доступен для того, кто имеет деньги. Упускать не надо было, а кричать вслед беглецу: "Держи вора!" – пустая затея. В Клуб он больше не ходил, да и Клуб, по слухам, самоликвидировался, развалился. Не было больше Адреналина, и даже Зимина не было, да и господам клубменам, наверное, неловко было смотреть друг другу в глаза после совместного просмотра записанных Зиминым кассет. Словом, как у Высоцкого: настоящих буйных мало, вот и нету вожаков...

Но как-то раз в квартире Юрия раздался телефонный звонок. Был уже конец мая, за окнами буйно зеленело, и пахло, и тянуло в открытую форточку теплым ветерком с ароматом сирени, и клацали в сиреневых дебрях костяшки домино, и голос Сереги Веригина торжествующе вскрикивал: "Рыба!", и стояло на столе запотевшее, прямо из морозилки, ледяное пиво. Удивленно подняв брови – кто бы это? – Юрий снял трубку, и незнакомый мужской голос назначил ему встречу через час в том самом ресторане, где Юрий когда-то так неудачно встретил Новый год. Голос был настойчив и убедителен, и Юрий на встречу пошел, хотя и с большой неохотой.

В ресторане их было пятеро – строгие костюмы, ослепительные рубашки, однотонные галстуки, уверенные сытые лица, твердые глаза и отменные манеры. Юрий не видел этих рож уже почти полгода и с удовольствием не видел бы их до конца жизни, но узнал всех пятерых с первого взгляда и, едва успев присесть, хмуро бросил:

– Ну?

Непонятно было, как они ухитрились его отыскать, но вот сумели же. Впрочем, были бы деньги, а остальное – дело техники. Разыскать в Москве человека, который ни от кого не прячется, не так уж сложно, особенно для таких вот обеспеченных господ, знающих все входы и выходы, привыкших всегда получать желаемое.

– Один человек недавно вернулся с курорта, – было сказано Юрию в ответ на его неприветливое "ну?". – Он утверждает, что в тех краях кто-то организовал Клуб.

Слово "клуб" было произнесено так, что ошибиться в его значении не представлялось возможным. Существовала только одна разновидность клубов, которая могла служить предметом этого разговора.

– Мне это неинтересно, – прямо сказал Юрий.

– В это трудно поверить, – вежливо усомнился один из пятерых – тот, что вел беседу.

Остальные сидели как истуканы и молчали, разглядывая Юрия, как блоху под микроскопом. И все-то у них было просчитано наперед, все-то они знали – видимо, не поленились навести справки и выведать всю подноготную, и сомнений у них, похоже, не было никаких. Но хвастаться перед Юрием своей эрудицией они не стали – пока, во всяком случае. Вместо этого ему было сказано вот что:

– Нам показалось, что вы – наиболее подходящая кандидатура для этого дела. Кроме того, было бы справедливо, если бы вам представилась возможность довести до логического завершения то, что вы так блестяще начали. Разумеется, все расходы за наш счет.

– Я не наемник, – огрызнулся Юрий. – Никогда им не был и никогда не буду, вам ясно? Поищите себе другого киллера.

Но, говоря это, он уже знал, что согласится. Ничего, оказывается, не зажило; существовали, оказывается, шрамы, которые, в отличие от пулевой дырки под лопаткой, не затягиваются сами собой. Огромные, во все лицо, заплаканные глаза Зинаиды Александровны Штерн, секретарши Лузгина, высеченный из черного мрамора тяжелый крест на могиле Мирона... Мирон на том свете, наверное, животик надорвал со смеху, любуясь этим любовно отполированным крестом и раз за разом перечитывая надпись: "Покойся с миром". Ему, этому пьяному безбожнику и забияке, такое надгробие показалось бы забавным. А впрочем, кто знает, как все это выглядело при взгляде из тех краев, куда он угодил...

Словом, господа в галстуках были правы: Юрию действительно хотелось довести дело до конца.

– А если это ошибка? – спросил он тогда.