Страница 2 из 8
Она слыхала, что рыбу для ухи надо как-то чистить. Этого она не умела. «Но не все ли равно, — соображала Ира. — Надо головы отрезать, чешую соскоблить, кишки выбросить». И она приступила к работе. Чешуя с чебаков счищалась хорошо, а с окунями ничего не получалось. Мелкие чешуйки вместе с кожей сдирались.
«Пусть товарищи с чешуей едят, — решила Ира. — Не моя вина, что у окуней такая чешуя крепкая».
Потом она отрезала у рыб головы, вынула внутренности. Отходы унесла подальше от лагеря и закопала в землю.
Перемыв рыбу, Ира сложила ее в кастрюлю, залила водой.
Опустила туда три картофелины, луковку, всыпал пять столовых ложек соли и поставила на огонь.
Долго варилась уха — часа два. Ира попробовала ее очень вкусно, только немного горчит.
После ухи девушка стала варить кашу. Налила в котел воды до краев, всыпала три кружки крупы, посолила, как полагается, опустилась на корточки около котла и начала наблюдать за кашей.
Уже вода кипит, а каша жидкая — сверху вода, на дне гуща.
«Мало крупы положила», — решила Ира и всыпала в котел еще две кружки крупы. Вода кипит, а каша не похожа на кашу — жиденькая. Ира снова добавила крупы, помешала кашу палкой. И тут случилось непоправимое. Каша вдруг вспенилась, стала густой и полезла через край котла. Запахло гарью.
Пришлось снова да ладом кашу варить. Оказалось, что на котел надо не шесть, а лишь одну кружку крупы.
Есть уха, готова каша! Ира даже заплясала от радости. Перед приездом геологов она успела подогреть уху и кашу, поставила чайник на огонь.
Сели обедать. Вдруг старший геолог Тамара Александровна отставила свою тарелку в сторону.
— Дай другую!
Ира дала ей другую тарелку. Тамара Александровна и эту отставила, спросила:
— Ты мыла посуду?
— Мыла и очень долго.
— Как ты мыла ее?
— На реке.
— Мыть посуду в холодной воде бесполезно. Надо, чтобы вода была горячая. У тебя есть такая вода?
— Есть для чая.
— Перемой посуду в горячей воде!
Когда общими силами посуда была перемыта, Ира разлила по тарелкам уху. Но, к ужасу повара, никто ее есть не стал. Заставили Иру рассказать, как она уху варила. Рассказ был встречен безудержным смехом:
— Головы отрубила! В землю закопала!
— Окуни кусаются!
— Это, знаешь ли, у тебя не уха, а каша с костями! Ира и про кашу рассказала. Геологи хохотали до упаду. Но самой поварихе было не до смеха.
Впрочем, каша оказалась отличной, всем ее хватило, с добавочкой. Раскупорили консервы, сварили кофе. После обеда уехали на работу.
Помогать Ире оставили Илью.
Он показал Ире, как надо мыть посуду, помог чистить картошку, потом устроился в своем спальном мешке за палаткой с книжкой в руках и уснул. А Ира уселась на камешке на берегу реки и пригорюнилась…
Вечером Илья учил Иру варить уху.
— Ты не беспокойся, — говорил он. — Я тоже только в_ отряде научился уху варить.
Он объяснил ей, что сперва надо из рыбы выбросить внутренности вместе с желчью, а потом уже убирать чешую.
— Ты вначале чешую сдирала и раздавила желчь, потому и уха у тебя получилась горькая. Окуня никогда не очищают от чешуи. Она потом вместе с кожей хорошо сдирается. В рыбьей голове жир, самый вкус. Жабры надо убирать, а головы зачем же?
— В котле, — продолжал Илюша, — прежде всего варится приправа — картошка, лук, лавровый лист, перец горошком. Когда картошка сварится, лишь тогда рыбу опускают минут на десять. Побелеют у нее глаза — и уха готова, а ты сделала как раз наоборот. Бывает уха двойная, тройная. Об этом в следующий раз.
Под руководством уже опытного кулинара Илюши Смирнова Ире удалось приготовить к ужину хорошую уху.
Вечером геологи забрались в спальные мешки, а Ира долго еще прибирала в палатке-кухне, мыла и чистила посуду.
Ничего не поделаешь, должность такая.
Ира Сулимова постепенно привыкала к своей работе и к нашей жизни кочевой. Мы часто оставляли ее одну в лагере и уходили в маршруты всем отрядом. Иногда на далекие места нас отвозил шофер Савин. Возвратившись домой, он обычно до вечера занимался рыбной ловлей, а потом хвалился перед нами уловом, рассказывал всевозможные небылицы о мигающих ершах, о щуках, которые лодки перевертывают, и о прочих чудесах в решете.
Как-то утром Савин опустил на воду резиновую лодку и выехал к противоположному берегу на омут рыбу ловить.
Если бы вы знали, как хороши омуты Тобола! Широкие, глубокие. Вода прозрачна, как чистый воздух. Видно дно, рыбу видно, как в аквариуме. Гуляют в водорослях крупные чебаки, траву колышут. На чистые места, как тени, выходят темные окуни и охотятся на мальков. Иногда медленно, крадучись, проплывает щука, и омут замирает, все живое прячется от хищницы. Но вот прошла зубастая, и снова выплывают из водорослей на чистую воду стайки осторожных рыб.
У Савина не клевало. То ли щука в засаде, то ли сам рыбак «подшумел». У рыболова не хватало терпения. Он хотел уже на другое место перебраться, но, к радости своей, взглянув через борт, заметил огромного горбача, который подкрадывался к насадке.
— Давай, давай, — шепнул осчастливленный рыболов, держа в дрожащей руке удилище. Окунь начал захватывать насадку. И в этот критический момент…
— Ой! Помогите! — От лагеря к воде бежала Ира, чем-то перепуганная насмерть, как будто за ней рысь гналась.
Савин бросил удилище, судорожно выгребая веслом, подплыл к берегу.
— Что за паника?
— Там… в палатке, на спальном мешке…
— Кто, что?
— Не знаю. — Девушка схватила шофера за рукав и потянула к лагерю. У палатки она спряталась за спиной Савина.
— Видите? Он бегает.
— Обыкновенный жук. — Савин поймал жука. — Погляди, если не видала.
Ира с визгом бросилась в сторону.
Геологи еще не закончили работу, как за ними раньше времени приехал Савин. Вид у него был сердитый. Он взял у кого-то молоток и давай долбить камень — только искры засверкали. Отобрали у Савина молоток.
— Ты чего на скалу окрысился?
— Ничего не окрысился, — хмуро ответил он. Подошел к колесу и изо всей силы пнул носком сапога упругую резину.
Вернувшись в лагерь, мы узнали, чем было вызвано такое настроение шофера. Еще бы! Всю рыбалку ему девчонка испортила. Иру пристыдили. Такая, дескать, на вид боевая, а козявок боится.
— Может быть, тебе, Сулимова, лучше возвратиться к папе-маме в Кустанай?
— Ни за что! Честное слово, не буду трусихой.
Но все-таки боязнь разных букашек осталась у нее надолго. Увидит жука, отскочит в сторону и наблюдает издали. До тех пор не подходит к тому месту, пока жук не скроется в норке. Очень боялась кузнечиков с красными подкрыльями. Летит он и скрипит. Не трещит, а именно скрипит. Это ведь очень страшно.
Однажды Ира увидела странное существо, ни на кого не похожее. Величиной чуть не с воробья, лапы мохнатые, их восемь штук. Брюхо толстое, глаза острые, челюсти, как у краснокрылого кузнечика. Одним словом, страшилище.
Ира вначале испугалась, но потом стало интересно: что это за зверь такой? Подняла длинную камышинку, осторожно тронула его. Страшилище сжалось в комок и вцепилось в камышинку, потом отпустило ее и побежало. Ира догнала и снова ткнула его камышинкой. Страшилище как прыгнет метра на три в сторону — и затерялось в траве.
Такое же чудище оказалось в кухонной палатке на деревянной стойке у потолка. Ира размахнулась полотенцем, чтобы сбить его со стойки. Страшное насекомое прыгнуло прямо на девушку и вцепилось в штанину. Ира не растерялась, сбросила его на землю и растоптала.
Вечером она рассказала ребятам о своем приключении.
— Где зверь, которого ты убила? — тревожно спросила Тамара Александровна.
— Здесь, под фанеркой.
Тамара Александровна подняла фанеру.
— Это тарантул, — сказала она отрывисто. — Взять осторожно и сжечь.
Тарантул опаснее гадюки, объяснил нам наш опытный начальник. Гадюка сама не нападает на человека, а тарантул набрасывается на все живое, кроме баранов в степи. Человек укус тарантула переносит очень болезненно.