Время вспомнить все

Он занимался всем понемногу и даже рэкетом, в его друзьях и знакомых числились лица с криминальным прошлым. Вот его-то и нашли первым. Даже золотую цепь и дорогие часы убийца с него не снял, как не забрал та, пистолет, хотя нашел его – пистолет лежал прямо на теле, забросанном ветками.

У всех троих на затылке были кресты, сделанные одним и тем же ножом. Что выражали эти кресты" следователи не могли понять, ни с чем подобным никто из них раньше не сталкивался и ни в каких сводках и архивах описания подобных убийств не находились.

– Удав он и есть Удав, – горько шутили следователи, – задушит и крестик поставит. И ничего ему, гаду, не надо, ни кошельки не забирает, ни золото с тела не снимает. Лишь документы заберет и все, словно для коллекции. Коллекционер долбаный! Зачем ему документы? Ведь рискует.

Обращались работники следственных органов и к психиатрам. Те внимательно выслушивали, но ничего вразумительного, что могло бы дать хоть какую-то подсказку и вывести на след убийцы, предложить не могли. Возможно, все эти дела и заглохли бы, случись они по одиночке. Но трупы появлялись с завидной регулярностью, так что было принято решение сформировать не одну группу, а две и разрабатывать самые разнообразные версии. Если бы были свидетели, то дело пошло бы быстрее и убийцу удалось бы задержать и обезвредить. А так даже не знали, как он выглядит.

Естественно, предполагали, что убийца невероятно силен, а значит, крепко сложен, можно сказать, мужчина видный. Но таких видных пруд пруди, подростки качаются в подвалах, поднимают железо, растягивают пружины, вырастают, превращаясь в здоровенных лбов. Таких пол-Москвы. Но каковы мотивы убийства, что означает крест, и почему убийца душит и только потом вырезает крест, было неясно.

По логике выходило, что проще вначале убить, застрелив или зарезав, или хотя бы ударив по голове, а уж после поставить на затылке отметку. А так это походило на ритуал, странный, жуткий, непонятный. Какой веры убийца, почему вырезает кресты, а не звезды, не треугольники и не стрелы? Может быть, во всем этом есть какая-нибудь христианская закваска или сатанинская?

Следователи обратились и к специалистам в этой области. Но знатоки сект ничем помочь не смогли. Не был известен такой ритуал ни в прошлые времена, ни в настоящие, чтобы душить сильных мужчин, причем голыми руками, а затем вырезать на затылках кресты. Почему на затылках, а не на груди, не на спине, не на заднице и не на лбу? Все это требовало пояснений, и дать их мог бы только сам убийца. Но для того чтобы такие показания получить, убийцу следовало найти. Но он исчезал, трупы находили спустя неделю, две или месяц после того, как было совершено убийство.

От журналистов пока еще эту информацию сотрудникам следственных органов удавалось прятать. Но было ясно, еще парочка трупов, и журналисты обо всем узнают. И тогда на город может обрушиться эпидемия страха, вот тогда уже не станет недостатка в свидетелях, Будут приходить всякие сумасшедшие, пенсионеры, которым делать нечего, примутся рассказывать, что видели подозрительного субъекта, косая сажень в плечах, черные очки на глазах, лыжная шапка, волосатые руки и все такое прочее. Будут показывать на своих соседей, на знакомых и даже появится кто-нибудь, кто укажет на самого себя, сочинит вполне правдоподобные мотивы убийств. Но потом на поверку выяснится, что в это время его даже не было в городе.

Словом, как ни пытались следователи сузить круг, это им не удавалось. Ни одной более-менее стройной и правдоподобной версии на сегодняшний день не существовало, а потому оставалось расклеивать объявления в людных местах, чтобы хотя бы установить личность очередной жертвы. Объединялись убийства и географически. Все трупы были найдены в районе Лосиноостровского лесопарка. Это позволяло сделать вывод, что убийца, получивший прозвище Удав, обитает где-то в его окрестностях.

Милицейские наряды в этом районе были усилены и присматривались ко всем подозрительным, пытаясь вычислить потенциального убийцу. Участковым инспекторам тоже была дана ориентировка думать об этом деле и обо всех подозрительных фактах тотчас сообщать следственным бригадам.

Глава 4

Леонид Антонович Хоботов среди своих коллег скульпторов, а также искусствоведов и людей, приближенных к искусству, считался человеком невероятно везучим. Он не был коренным москвичом, приехал в столицу уже зрелым человеком. И, надо сказать, ему сразу же повезло. Он смог поступить на скульптурное отделение Суриковского института, причем с первого же захода.

Хоботов всем говорил, что он с Волги, а его деды я прадеды были бурлаками. Первоначально это вызывало улыбки, но говорил Леонид Хоботов с ярко выраженным волжским акцентом, похожим на тот, каким говаривал пролетарский поэт, писатель, автор «Буревестника» Максим Горький. Буква "о" звучала протяжно и глубоко, можно сказать, монументально.

Жил Леонид Хоботов поначалу в общежитии. Институт он закончил как раз к тому времени, когда пора монументальных заказов канула в лету, и никому уже не были нужны ни Владимиры Ильичи с протянутой рукой, ни железные Феликсы Эдмундовичи, ни бронзовые дважды и трижды герои. Пришло время на памятники русских самодержцев и двуглавых орлов. И к тем, и к другим изваяниям Леонид Хоботов относился презрительно, однажды уже обжегся на подобном и дал себе зарок не ваять политиков.

Как у всякого скульптора, в его жизни был один монументальный заказ. А случилось это еще в те далекие доперестроечные времена, когда Леонид Хоботов закончил третий курс и поехал подзаработать деньжат на Дальний Восток, в Приамурский край, богатый деньгами, но не скульпторами. Там для людей его профиля была земля обетованная. Каждый колхоз, каждый завод или предприятие, мало-мальски себя уважающее, считало за честь иметь собственный памятник вождю. И такой заказ Леонид Хоботов получил в железнодорожном депо, которое стало победителем в социалистическом соревновании.

Начальник депо, сидя в кабинете, глядя на бородатого скульптора с сильными руками, сказал:

– Хочу, чтобы у нас.., прямо под окнами моего кабинета стоял памятник Ленину. И не маленький, а такой.., метра четыре или пять. Возьметесь, товарищ скульптор, сделаете? – Конечно сделаю, – сказал Хоботов, прекрасно понимая, что такая работа заберет уйму времени, и он не успеет вернуться к началу учебного года в Москву.

Но Москва во все времена была дорогим городом, даже когда цены повсюду в стране были вроде бы одинаковые. Больше товаров – больше соблазнов. Но выбирать ему не приходилось.

Он развернул перед начальником депо лист ватмана, приготовленный еще в Москве.

– Вот, Николай Петрович, взгляните, предлагаю вам такой памятник.

Если бы этот вариант был отвергнут, в тубусе Хоботова имелось еще четыре варианта. На одном эскизе Ленин стоял, на другом сидел, на третьем шел против ветра в светлое будущее, заложив руки за спину, как уголовник на прогулке. Неизменными были лишь развевающиеся полы пальто и взгляд вождя, устремленный в будущее, – туда, за голубые сопки, старательно выведенные акварелью, такие, какими представлял их себе, сидя в Москве, Хоботов.

– Да, мне это нравится, – сказал начальник депо, увидев эскиз, и тут же вдавил кнопку селектора – так, что селектор пискнул, словно бы начальник депо наступил на хвост мыши.

Ему приглянулся Ленин, стоящий на башне броневика с двумя пулеметными стволами.

– Эй, парторг, зайди-ка ко мне. И главного инженера прихвати, да профсоюзного вожака с комсоргом сюда. Немедленно!

Четверо мужчин в пиджаках, при галстуках, появились в кабинете начальника депо тотчас, В кабинете было множество паровозиков, и если бы дело происходило не в депо, то можно было бы заподозрить хозяина в сумасшествии, дескать, выжил мужик из ума и забавляется игрушечными паровозиками. Хромированные, золоченые, вырезанные из цельного куска дерева, склеенные из картона, – словом, паровозы были самых разных моделей, они стояли за стеклом на полках. Даже пепельница на столе, и та была в виде товарного вагона, застывшего на блестящих рельсах, уложенных на миниатюрных деревянных шпалах. Рельсы к шпалам были приделаны маленькими гвоздиками, искусно выполненными умельцем.