Страница 51 из 101
— Полагаю, ваше сиятельство, что это неспроста, — сказал Савелий. — Он явно не хочет, чтобы о нем узнала княжна, но главная загвоздка не в этом. Мне показалось, что некое событие нарушило его планы. Думаю, изначально он предполагал вращаться в обществе, оттого и обвешался блестками, как рождественская елка. Он такой же лейб-гусар, как я — индийский магараджа, и раны его, говоря начистоту, кажутся мне столь же фальшивыми, сколь и его роскошные усы.
Княгиня начинила табаком обе ноздри, сморщилась и чихнула. Произведенный ею звук напоминал выстрел осадной пушки; за ним последовал еще один чих, не менее громкий и энергичный, а затем еще один, и еще, и еще...
— Интересно, — больным голосом произнесла она, закончив чихать и промокая надушенным платочком заслезившиеся глаза. — Что же это за событие, которое помешало ему воспользоваться своим маскарадом?
— Полагаю, в городе или его окрестностях внезапно появился некто, с кем наш герой боится случайно столкнуться, — сказал Савелий. — Некто, с кем он близко знаком и кто мог бы опознать его, невзирая на накладные усы и фальшивые локоны.
Княгиня поморщилась, явно не зная, чихнуть ей прямо сейчас или потерпеть еще немного.
— Сие есть домыслы, — пробормотала она, держа наготове платок, — от коих не видно ни малейшего толку. Узнать, кто этот человек, было бы любопытно, но как это сделать? Кто он, этот «некто», о котором ты говоришь?
— Полагаю, догадаться нетрудно, — сказал Савелий, который теперь напоминал мужика разве что одеждой. — Особенно при вашей проницательности, ваше сиятельство. Подумайте сами, кто из людей вашего крута перебрался в здешние края в течение последней недели?
Княгиня громоподобно чихнула и поверх прижатого к лицу платка посмотрела на развалившегося в кресле лакея, моргая слезящимися глазами.
— Ты на что намекаешь? — спросила она. — Я сюда приехала. Я! И что с того?
— Совершенно правильно, — согласился лакей. — Вы, ваше сиятельство. А также ваше семейство, в числе коего не следует забывать о княжне Ольге Аполлоновне.
— Ты на что намекаешь?! — грозно повторила княгиня. Ее дряблое лицо начало стремительно темнеть, наливаясь венозной кровью. — Ты что себе позволяешь?!
— Вот видите, — ничуть не испугавшись, заявил Савелий и самым наглым манером забросил ногу на ногу. — Вы уже и догадались. Только кричать на меня не надобно, ваше сиятельство. Лишний шум нам с вами ни к чему, да я ведь и не виноват, что порядок вещей таков, каков он есть. Теперь подумать надобно, как нам из этого порядка вещей пользу извлечь. Сами посудите, ваше сиятельство, вся наша жизнь такова: крутишься, стараешься, ночей не спишь, а все для того лишь, чтобы на кусок хлеба заработать. Так стоит ли мне за это пенять?
Болтовня эта, по сути своей бессмысленная, достигла тем не менее цели: княгиня успокоилась, перестала грозно таращить глаза, и лицо ее вновь приобрело нормальный цвет.
— Тебе откуда про княжну Ольгу ведомо? — спросила она, глядя мимо Савелия.
— Помилуйте, ваше сиятельство! — воскликнул лакей. — Прожить в вашем доме хотя бы три дня и не знать подробностей этой печальной истории? Сие решительно невозможно, и ежели вы, ваше сиятельство, хотите, чтобы было иначе, так велите своим дочерям ссориться хоть немного потише.
— Они у себя дома, как хотят, так и ссорятся, — автоматически отрезала княгиня, но в глубине души вынуждена была согласиться с Савелием: не только домашняя прислуга, но и любой, кому вздумалось бы остановиться за забором и послушать с минуту, мог без труда узнать все тайны ее дочерей, а также их мнения друг о друге. — Ты язык-то попридержи, — продолжала она ворчливо. — Знаю, что промеж лакеев заведено над господами насмехаться, знаю, что языки ваши ничем не укоротишь.
— Прощения просим, ваше сиятельство, — с плохо скрытой издевкой ответствовал Савелий, даже не переменив позы. — Однако я и не думал насмехаться ни над вами, ни над вашими дочерьми. Мы ведь о другом говорим.
— Да, — с видимым облегчением оставляя в стороне скользкую тему взаимоотношений лакеев и господ, произнесла Аграфена Антоновна. — Как, ты сказал, он себя называет, этот твой лейб-гусар?
— Студзинский, — ответил Савелий. — Майор Студзинский.
— Студзинский, Огинский, — задумчиво пробормотала княгиня, и Савелий заметил вспыхнувший в ее глазах мрачный огонек. — Поляк?
— Он бы и рад, наверное, выдать себя за русского, — сказал лакей, — да акцент в карман не спрячешь. Поляк, ваше сиятельство, чистокровный поляк.
— С лица каков?
— Трудно сказать, ваше сиятельство. Волос светлый, и, как приглядишься, видно, что не свой. На левом глазу повязка, усы и бакенбарды, натурально, накладные, тоже светлые. Глаза карие, почти черные, нос прямой; брови, ваше сиятельство, как смоль. Я и то удивился: и дернул же его черт с такими бровями блондином представляться! Словом, от его настоящего лица в этом портрете одни глаза да брови и остались. Ну, статен, высок, косая сажень в плечах, однако по глазам видно, что трусоват. В карты плутует, и притом не больно-то ловко...
— В карты?! — страшным свистящим шепотом выкрикнула княгиня. — В карты?! Он! Как есть он! Ах, негодяй, ах, мерзавец! Сгною! На куски разорву! Майор... Майором заделался! Повышение ему, значит, вышло! Ну, Савелий, я тебе этого не забуду. Будет тебе от меня награждение, непременно будет.
— Премного благодарны, — откликнулся лакей. — Что вы намерены предпринять? Осмелюсь заметить, ваше сиятельство, что, кем бы ни был этот человек, другом вашим он точно не является, а планы его, мне пока непонятные, явно идут вразрез с вашими. Княжна Вязмитинова, конечно, богата, но я не думаю, что вы захотите делиться ее деньгами с этим человеком.
— Делиться с ним? — княгиня презрительно фыркнула. — Еще чего! Планы у него... Может, и были у него до сего дня какие-то планы, да только теперь все вышли. Убери его с глаз моих, а я в долгу не останусь. Только раньше поклон ему, аспиду, от меня передай, чтоб знал, кого на том свете благодарить.
Савелий низко наклонил голову. Княгиня приняла это движение за поклон, но тут заметила, что лакей попросту внимательно рассматривает собственные ногти.