Эвкалипт

С другой стороны, может, история ответит хотя бы на некоторые из множества вопросов о нем самом, что девушке не терпелось задать все это время.

Кроме того, история позволит ей оторваться от подушки и теплой постели и рассмотреть его лицо под нужным углом, увидеть, как двигается его челюсть, пока тот тщательно подбирает слова: вот так же отец ее рассеянно жует бифштекс, особенно в последнее время. Девушке вдруг захотелось дернуть гостя за нос или хотя бы за ухо. В уголках его глаз и губ пролегли симпатичные морщинки. А подбородок какой-то чрезмерно сильный, как будто встарь от чьего-то кулака пострадал.

Как выяснилось, незнакомец, которому в кои-то веки предстояло самому попасть в центр повествования, тоже отлично понимал всю невыигрышность подобного положения и, воспользовавшись вступительной фразой как пояснением или расшифровкой, продолжил, избегая настырного «я». Он как ни в чем не бывало рассказывал про некоего человека, что вырос при неуживчивом отчиме, потому что мать его — она, между прочим, брала призы на скачках — сбежала с очередным любовником, американским инженером, занятым на строительстве плотин в Юго-Восточной Азии. Впрочем, Эллен отлично видела: эта история на самом деле про него самого и потому сулит некоторую надежду.

Отчим хромал: неудачно с лошади навернулся. На самом деле нога была кривой, как молодой эвкалипт. Что не мешало ему плавать всю зиму напролет; вот почему он предпочел поселиться в промозглом многоквартирном доме за Бонди.

Отчим, слегка глуховатый, не был счастлив в жизни и то и дело отыгрывался на мальчике: колотил его почем зря, пока они жили у моря. Отчим весь в черном, с прозрачными водянистыми глазами, с костылем или с тростью — прямо отчим из сказки, продолжал рассказывать незнакомец, вытянувшийся рядом с девушкой.

Вот так мальчик рос себе, невзирая на затрещины да окрики, в неугасающем слепяще белом свете Бонди. Неудивительно, что он увлекся ботаникой: спокойной, упорядоченной, зеленой такой; больше тишины и спокойствия сулила разве что надежная, стабильная геология.

Однажды к отчиму вселилась женщина, и мальчику сказали, что больше его не потерпят. Утра дожидаться он не стал. И вскорости после того бросил занятия.

Он так долго пробыл вдали от Сиднея, что друзья уже решили: небось, умер. Несколько раз он и сам задавался вопросом, а жив ли он. Он начал со стран попроще, над экватором, однако под конец добрался и до самых непростых, ниже экватора. Многое он видел впервые — и многое не увидит более никогда. С ним столько всего произошло, чего в противном случае вовеки не случилось бы. Именно на это он и надеялся: он жаждал опыта. Считал, что опыт формирует структуру. Но слишком уж обдуманно, слишком взвешенно. Да, безусловно, так. Взять, скажем, путешествие на поезде: вот вам жизнь, горизонтально поделенная на проносящуюся мимо последовательность интервалов, что размечены, к слову сказать, серыми железнокорами либо сальными деревьями, срубленными на севере Нового Южного Уэльса. Дважды юноша терялся в лесах: на Борнео и где-то в Польше. Он видел, как на свет родился слон; в тиковом лесу дело было. В ботаническом саду Кью он возил тележку. А ты знаешь, что в Кью всего-то навсего два эвкалипта? А потом еще участливая женушка мирового специалиста по орхидеям: с шарфиком на голове…

При этих словах незнакомец, вытянувшийся рядом с нею, нахмурился и опустил взгляд.

— Жизнь у юноши была богатая и многообразная…

Вообще-то Эллен представляла себе опыт совсем иначе; опыт как таковой ее не интересовал. Но, как всегда, его ровный голос, то нарастающий, то затихающий, оказывал успокаивающее действие; на этом она и сосредоточилась.

Спустя сколько-то лет наш герой возвратился в Сидней.

На второй день, оказавшись в Бонди, он спас тонущего человека, рассказывал гость. Самому спасителю тоже несладко пришлось. Бедняга лежал на песке обессиленный, подле спасенного: тот был с ног до головы опутан водорослями, лицо — синее. Собралась небольшая толпа.

Эллен внимательно слушала, мысленно представляя себе знакомый пляж; вот только это все ее не спасет, нет.

Спасенный, мистер Лонсдейл, был человеком мирным и кротким, продолжал незнакомец. «Да, верно, не следовало мне туда заплывать…», — соглашался он, сплевывая морскую воду. Было ему под семьдесят; как ни странно, даже часы на руке уцелели. «Не хочу вас стеснять…»

У мистера Лонсдейла была небольшая фирма; задав спасителю вопрос-другой, он уже на следующий день пригласил молодого человека на свою фабрику в Редферн. На протяжении многих лет фабрика производила буквы и цифры всевозможных размеров и расцветок из высокопрочной пластмассы. Все это использовалось в витринах, в салонах подержанных автомобилей, в детских садах. А еще выпускались разнообразные указатели и таблички, типа «Входите» или «Одностороннее движение». В тот первый день гостю продемонстрировали набор пластмассовых призывов и наставлений в духе: «ТЬМА, ТРЕПЕЩИ!» — небольшой заказ, уже готовый к отправке в церкви Фиджи. Однако пыльный офис и производство как таковое, еще помнившие ковровые туфли, наводили на мысль о том, что мистер Лонсдейл давно впал в уныние; так оно и оказалось, ибо, поводив молодого человека по фабрике, он предложил ему работу.

Обстоятельства породили безоговорочное доверие. Как если бы эти двое слегка запутались друг у друга в ногах. Тот, что постарше, вечно тонул. Но семьи, способной его спасти, у бедняги не случилось. Щеки у него были впалые, очень приметные. Друзья частенько ездили вместе на скачки в Роузхилл или в Рандвик. Они понимали друг друга с полуслова, даже в разговорах надобности не было.

С самых первых дней новый компаньон увидел способ расширить ассортимент фирмы: будущее воплощал в себе алюминий. Его легкость и прочность, его нейтральность: нечто, способное менять форму.

Здесь рассказчик умолк.

В любое другое время при слове «алюминий» Эллен тотчас же и задремала бы — не она ли засыпала под рассказы всех прочих мужчин, занимавших место у ее кровати? Однако сейчас она лежала неподвижно, сна — ни в одном глазу. Она ждала продолжения. Глядела прямо перед собою; словно девушка принадлежала ему, незнакомец как бы невзначай забрался под одеяло и нащупал одну из ее миниатюрных ладошек, прикрывающих грудь.

— Ой! — Так отреагировала она. — Да ты замерз.

Мужчина, лежащий рядом с нею, походил на ледяную глыбу с руками.

Незнакомец чего-то ждал, держа ее пальцы; девушка чувствовала, как ее тепло одерживает верх над его холодом. Такие мысли стремительно проносились в голове у Эллен; красота вновь прихлынула к ее лицу.

В результате экспериментов с технологиями травления и тестирования разных шрифтов часть производственных мощностей перевели на новый материал, алюминий, продолжал рассказчик, по-прежнему не отпуская руку Эллен; вскорости потекли заказы на такие штуки, как номера мест для спортивных стадионов и концертных залов. Однако перспективы дальнейшего роста подразумевали скорее области идентификации и классификации. С повышением роли высшего образования и увеличением свободного времени совпал всплеск интереса к фактам — просто-таки одержимость фактами. Ежели за явлением не закреплено имени, мы чувствуем себя неуютно. Предмет почитай что и не существует до тех пор, пока не обзаведется именем, хотя бы приблизительным.

Странновато, не правда ли (продолжал рассказчик), что наш герой, все инстинкты которого склонялись к карьере естествоиспытателя — на то же указывали и его изучение ботаники, и годы, проведенные в различных лесах ив Кью, — что такой человек взял да и стал миссионером, проповедующим чудеса алюминия! Однако ж одно пригодилось другому. Таблички с названиями, выгравированными на бесцветной алюминиевой основе, прекрасно ведут себя под открытым небом: хорошо читаются и гораздо дешевле бронзы.

Ботанический сад Сиднея сразу проникся новой идеей: сегодня таблички с видовыми названиями, белое на коричневом, в любую погоду красуются у подножия практически всех кустов и деревьев. Очень скоро возник постоянный спрос в садах и других штатов; затем последовали зоопарки и национальные парки. Мистер Лонсдейл, что, бывало, все подшучивал над этой инородной субстанцией на своей фабрике, естественно, очень радовался. Хороший был человек, очень хороший; Эллен чувствовала, как собеседник вновь закивал.