Страница 10 из 13
— Распопин, — отчетливо сказала она, — ты меня заколебал! Вместе со съемкой и со своим Кирилловым!
С Ершовой Распопин дружил давно и прекрасно знал, чего от нее можно ожидать, но никогда не мог привыкнуть к ее выходкам и оскорбительным выражениям. Его лощеное лицо вытянулось, как скороспелый огурец, а длинные наклеенные ресницы часто заморгали. От такой оскорбительной выходки Славик нервно запыхтел, снова бросил свое презрительное «Фи!» и, гордо откинув голову, закусил полную нижнюю губу и отвернулся от грубиянки.
Екатерина облегченно вздохнула и снова погрузилась в горестные мысли о своей непутевой женской доле: в ее распоряжении было минут пять относительного покоя, пока Славик ее не простит и снова не станет приставать с дурацкими вопросами и дружескими поучениями.
Жизнь фотокорреспондента полна беготни и суеты, порой некогда даже по-человечески перекусить, не говоря уже о какой-то личной, а тем более семейной, жизни. А над этим было бы пора уже и задуматься всерьез! Нужно было что-то решать…
Об этом ей и говорил при расставании Илья, которому осточертела такая «семейная» неопределенность. Екатерина закрыла глаза и снова увидела перед собой измученный вопросительный взгляд близ-; кого человека, который уже не просил, а требовал ответа.
Молодая женщина понимала его как мужчину, как человека, но ничего не могла с собой поделать. Да, Илья Мещерский нравился ей, может быть, даже больше того, но то, что она не любила Илью, это Катеринаг знала уже точно. Раньше ей казалось, что это тот, кого она искала всю жизнь, но, как показало время, она ошиблась.
Вопрос был даже не в Илье Мещерском. Это был обаятельный мужчина, прекрасный человек, хороший друг! Дело было в ней самой!
Катя Ершова привыкла к самостоятельности и независимости. К тому же она была безумно влюблена в свою профессию. Постоянное присутствие постороннего человека, пусть даже такого, который ей нравился, начинало угнетать ее, потом раздражать. Финал Ершовой виделся только один — она останется старой девой!
Катя вздохнула и подумала: «А может, и на меня когда-нибудь спустится милость Божья? Ведь так хочется забыть обо всем и окунуться с головой в безрассудство любви! Но где Он, тот Единственный, ради которого и жизнь не жалко отдать!»
Глава 5
Патрик Глен быстро вел темно-синий «БМВ», без которого в Москве не сделал ни шагу. В огромном городе безлошадный журналист — это посрамленный статист, который вечно опаздывает к праздничному пирогу и которому достаются только крохи с барского стола, язвительные усмешки журналистской братии и постоянные выговоры начальства.
Бывали, правда, моменты, когда журналист оставлял своего железного четырехколесного друга на стоянке возле дома, а сам брал такси и спешил на вечеринку, где предполагалось крупное застолье с обильным питьем. Но такие торжественные случаи выпадали крайне редко, вернее будет сказать, что американец под разными предлогами старался избегать бурных пирушек. А если уж он присутствовал, то старался употреблять минеральную воду или русский квасок, который предпочитал всем своим хваленым «Кока колам» и разной дряни с химическими добавками.
Сегодняшняя поездка, как и большинство других вылазок в город, носила неофициальный деловой характер. Тот материал, который очень хотели видеть его боссы, сам плыл в руки американскому журналисту. Вернее сказать, Патрику стоило немалых усилий и времени, чтобы на него вышел Гришин или кто-нибудь еще с нужным предложением. Теперь это случилось, и необходимо оперативно взять «пирожок» тепленьким, пока он не остыл и был в цене! Настроение было приподнятым, под ложечкой приятно щекотало в предчувствии халявного кусочка, которым можно было полакомиться за мелкие гроши и обеспечить себе безбедное будущее…
Патрик Глен въехал в зеленый тенистый дворик, где бывал уже не раз в гостях у главного редактора еженедельника «Новый век» Петра Гришина. Соблазн поскорее заполучить необходимую информацию был настолько велик, что Патрик не выдержал и явился в редакцию минут на пятнадцать-двадцать раньше запланированного времени.
Выйдя из салона автомашины, высокий мужчина поставил на сигнализацию свой «БМВ» и окинул взглядом дворик. Была какая-то странно подозрительная тишина, от которой у Патрика возникло дурное предчувствие. Однако со свойственной ему американской деловитостью журналист отмахнулся от всякого рода предрассудков и уверенной походкой направился к полуподвальному помещению редакции.
Обдумывая на ходу план предстоящей сделки с Гришиным, Патрик вдруг поймал себя на мысли, что его что-то беспокоит: подъезжая к НИИ, он заметил в «Жигуленке» симпатичную темно-русую женщину, которую он, несомненно, где-то встречал раньше. Глен напряг свою память, силясь вспомнить симпапушку и неожиданно быстро нашел ответ: он видел ее в агентстве Кириллова и, кажется, даже успел переброситься несколькими фразами.
Зато людей в «Форде» кофейного цвета, с которым американец чуть не столкнулся при въезде во двор, Патрик точно никого не знал, хотя обратил внимание на их суровые, мрачные лица, которые тут же запали в уголках его цепкой памяти. Патрик отметил про себя, что эти зверообразные мужики могли сойти для съемок фильмов ужасов или боевиков про русскую мафию.
Особенно Патрику запомнился верзила на переднем сиденье — с монгольским разрезом глаз и дьявольской ухмылкой на тонких бледно-синих губах.
С такими мыслями американец резко шагнул вниз по ступенькам и, оступившись, выругался:
— Бля!
Далее он продолжил свой путь не так резво, внимательно глядя под ноги и на чем свет стоит мысленно проклиная Россию и все, что с ней связано.
Железная дверь была приоткрыта. Толкнув незапертую входную решетку ногой, Патрик Глен вошел в полумрачный коридор, где за столом, откинувшись на спинку стула, «отдыхал» молодой охранник с полуоткрытым ртом и закатанными вверх глазами.
— О матка Русь, — не поздоровавшись с охранником, с презрением бросил американец, — одна пьянь да лодыри!
Задрав высоко голову, Патрик даже не удостоил вниманием никчемного работника, который надрался на работе и спал на посту, словно убитый.