Страница 32 из 47
Выражение «осень средневековья» впервые употребил Хейзенгер, знаменитый культуролог, и оно прочно вошло в наше сознание. Даже в школьных учебниках в разделах XJV-XV веков звучит тема средневековой осени. А между тем «эталонное» средневековье касается только Западной Европы, эпохи между великолепным взлетом античности и новым временем. К другим странам и народам термин «средневековье» отнести можно лишь с большими поправками.
Можем сказать даже, что сегодня средневековье перестает быть стройной всеобъемлющей системой европейской цивилизации.
Цивилизация средневекового Запада к XIV веку сложилась, оформилась, приобрела свои классические черты и как бы замкнулась, стала адекватной самой себе. Нормативные отношения, экономические, социальные, каждому свое место – вот что характерно для этого общества. Корпоративность, строгое разделение на сословия, границы между сословиями практически непроницаемы, строгая иерархия, пронизывающая общество снизу доверху. Крестьяне пашут и добывают хлеб в поте лица, монахи и священники молятся, рыцари защищают от всевозможных опасностей, король управляет. Поначалу в этой иерархии даже не было места горожанам и городам, которые и стали первыми ячейками грядущих колоссальных перемен. И все это выглядело строго идеально и четко для большинства стран Западной Европы. XI11 век – это зенит, расцвет средневековья. Границы между королевствами, герцогствами, баронствами оформились и определялись, чем? Родовыми наследственными правами на земли того или иного рода, дома. Во Франции – Капетингов, в Англии – Плантагенетов и так далее. А на пороге – уже другое отношение к границам. Бесконечные войны, попытки их переделать разрушили, сделали пробоины в этих вассально-ленных традиционных границах. На пороге то, что сделает другими границы, и станут называться они границами национальных государств. И наконец, система ценностей, то, что так важно для любой цивилизации, что пронизывает ее полностью, эта система начинает шататься.
В классическом средневековье она целиком окрашена незыблемым духовным преобладанием католической церкви. Церковь – альфа и омега веры, взаимодействия взаимоотношений с Богом, она – неоспоримый учитель жизни и эталон во всем. Таковы классические представления, но… именно в XIV веке устои, связанные с незыблемой верой в авторитет католической церкви, сильно зашатались.
И прежде такое случалось. Не зря же была реформа Григория VIII в XI веке. А в XIII – Альбигойские войны. Но в XIV веке происходит нечто большее. Это уже не какая-то группа сектантов разошлась с церковью, а все общество начинает сомневаться в незыблемости высших ценностей, которым учит католическая церковь, в незыблемости ее правоты. Не в вере, не в религии, а в том, так ли она учит людей жить и так ли она права, утверждая, что именно она – единственный и неоспоримый посредник между человеком и Богом. Вот самая главная пробоина в системе ценностей, но не единственная. Очень характерно и нормально для корпоративного общества иметь каждому сословию моральный кодекс. Замкнувшаяся корпорация имеет свой символ веры, касаюшийся уже не религии, а жизни. Самый яркий пример – это моральный кодекс рыцарей, рыцарский кодекс чести. Он долго складывался и к XIII веку сложился окончательно. Согласно этому кодексу, некоторые качества рыцарей считались бесспорно ценностными и неоспоримо принадлежащими только им. Кроме того, был соответствующий кодекс поведения рыцаря. Например, нельзя было убить пленника, если он поднял руку и сказал: «Я твой пленник», это – фигура неприкосновенная. Но вдруг пленниками начинают торговать, а подчас и убивают. Рыцарские законы, казавшиеся неоспоримыми, нарушаются. А обществу становится страшно, потому что не только вера в Бога, но и вера в нравственные усгои сословий тоже очень важна.
Далее, крестьяне, «навозные жуки», названные так певцом рыцарства Бертраном Де Боргом. И в прежние времена они подчас бунтовали, но теперь на смену стихийному, неосмысленному бунту приходит попытка даже со стороны крестьян сформулировать, объяснить и оформить свое недовольство, присоединиться к какой-то новой идеологии, например, к еретической, то есть сформулировать свое место в обществе по-другому. Например, в знаменитой поэме о Петре Пахаре в Англии XIV века звучит идея, что трудящийся человек – лучший, самый нравственный и наиболее угодный Богу. И во всех ячейках общества происходит нарастание каких-то внутренних напряжений, как внутри металла. Внешне изделие из металла кажется прочным и мощным, но если внутри пошли натяжения, то это чревато изломами, взрывами.
Так оно и есть. Внешне – все прекрасно, поистине золотая осень средневековья – потрясающие соборы в стиле так называемой пламенеющей готики, роскошные дворцы, изумительные наряды, яркие празднества, представления, рыцарские турниры, а внутри – разрушение самой сути этой цивилизации, этого общества, которое еще и не подозревает о закате цивилизации. Но тревогу оно ощушает, какие-то вызовы, тень, которую бросает обществу будущее, наступая.
Например, горожане, по существу, пасынки средневековья. В строгой иерархической структуре этого общества они как бы не были предусмотрены. Но вот они появились, и город становится источником свежего ветра, свежего дыхания. Там появляется светская школа и начинает конкурировать с церковной. Там появляются университет, ранняя мануфактура и, конечно, – интенсивная торговля. А результат – вдруг деньги выступают мощнейшими соперниками былых ценностей, где основной ценностью были земля как таковая и плоды, получаемые с этой земли. И это – вызовы, посылаемые будущим. Пока они еше очень плохо осмыслены, но все чаще и чаще проявляются в конкретных событиях и делах.
Окончание крестовых походов – один из знаков крушения системы ценностей средневековья. Печальный конец крестоносного движения был одним из ярких моментов, высвечивавших ту самую осень. Великая религиозная цель вернуть святыни на Востоке, водрузить там знамя католической церкви и создать свои, по образу и подобию западноевропейские государства, рухнула. И крушение это идеологическое, духовное, с одной стороны, а с другой – вполне жизненное, реальное. Рыцарство, которое на долгие времена (с конца XI века до 70-х годов XIII) систематически было занято участием в крестовых походах, этим интернациональным или космополитическим делом вне границ каких-либо государств, существующее, в частности, и на религиозной идее, и на кодексе рыцарской чести, начинает терять свои цели и ориентиры.
Прекращение крестовых походов разрушало, в частности, очень важный, классический для средневековья образ рыцаря, когда он сражался, погибал и побеждал неверных, отправляясь в дальние края со святой целью. И более того – обнаружилась трагическая незанятость рыцарей в Западной Европе, ибо рыцари ко времени зенита средневековья, конечно, ничем кроме войны заниматься в своем абсолютном большинстве не хотели, не умели и не могли. Крестовые походы на длительное время дали возможность оттянуть, что ли, рыцарскую воинственность, активность туда, далеко на Восток, якобы с благородными целями. И вот все эти житейские, жизненные проблемы (скажем в скобках, которые начались в Западной Европе с введения принципа майората в X веке, когда средние и младшие сыновья не получали земельного надела, отсюда и возникла их незанятость, крестовые походы эту проблему решили) вернулись вновь. Майорат действует по-прежнему, а постоянных армий еще нет. Практика наемничества все еще считается не очень достойной рыцарей – воевать и умирать за деньги не очень-то прилично, но все больше и чаще приходится. Но практика эта не так широка. Не все нуждающиеся в том, чтобы применить свой меч, MOiyr найти себе место среди наемников. И возникает тяжелейшая проблема – моральная, физическая, материальная, экономическая.
Но это не все. Уничтожение тамплиеров, ордена храма, поругание святыни, родившейся там, в святых землях, тоже колоссальный конфликт светской власти с церковью, завершающийся абсолютной и чудовищно жестокой победой Филиппа IVКрасивого, ибо казни тамплиеров были жестокими, демонстративными, беспощадными. Все это очень симптоматично для общества, находящегося на переломе.