Ставки сделаны

Его собеседник потупился.

– Он бежал из госпиталя, в котором его.., лечили, – произнес брюнет. – Я сам еще не знаю деталей. Мне всего лишь два часа назад позвонили на мобильник, перед самой встречей с тобой, и сообщили об этом.

Человек в коляске усмехнулся, но ничего не сказал.

Приободренный его молчанием, брюнет сделал несколько глотков вина и продолжил как ни в чем не бывало:

– А на десерт послушай вот что: исчез один из лучших сотрудников отдела Ерема Крымов. В последний раз, кстати, его видели вместе с Марком в здании центра. Ни на какие мысли не…

Но человек в коляске не дал ему закончить фразу, спросив вдруг резко и без обиняков:

– Зачем ты приехал сюда, Олег?

Уставившись на бокал в своих руках, брюнет некоторое время молчал. Его собеседник терпеливо ждал, устало прикрыв глаза и подставив обтянутое пергаментной кожей лицо первым лучам восходящего солнца.

– Я хочу просить у тебя разрешения начать внутреннее расследование, – наконец проговорил брюнет.

Было видно, что каждое слово дается ему с трудом, словно камень, который приходится из последних сил втаскивать в гору.

– Против моего сына? – уточнил человек в коляске.

Брюнет закусил губу. Потом одним глотком осушил остававшееся в бокале вино и бросил с вызовом:

– И моего брата, не забывай!.. Или ты думаешь, что такое решение ничего мне не стоило?

Уже тише он добавил:

– Я помню, что ты говорил о чести мундира, когда мы были еще пацанами.. Хорошо помню.

Глаза человека в коляске блеснули.

Возможно, от скупой отцовской слезы. А может, в них просто отразился солнечный луч.

– Это семейное дело, – наконец произнес он. – Постарайся, чтобы результаты твоего расследования не стали оружием в руках наших врагов. Я их достаточно нажил., а по наследству и вам передам немало.

Брюнет кивнул, щелчком пальцев отправил окурок в светло-зеленые волны, плескавшиеся у подножия утеса, и, сощурившись, долго-долго следил за его полетом – Я позвоню в Москву, – произнес человек в коляске. – Тебе никто не станет чинить препятствий. Будь уверен.

– Спасибо, отец, – ответил брюнет. – Сыр был просто превосходен Через пятнадцать минут за мной пришлют катер с Крита, поэтому, если позволишь, я пойду к гавани: отсюда ведь путь неблизкий Человек в коляске едва заметно кивнул.

– Ступай. – произнес он.

И, когда брюнет поднялся, чтобы идти, негромко добавил:

– Рад был тебя повидать, сын.

…Десять дней его пичкали регенераторами, стимуляторами и нутрицевтиками с такими названиями, каких не встретишь в аптеках. К концу второй недели в палату к Марку пришел его лечащий доктор, низенький розовощекий толстяк, посмотрел данные общефизического мониторинга, пощупал ногу и предплечье, удовлетворенно хмыкнул и разрешил ему встать.

Время от времени в голове у Марка все еще позванивали тибетские колокольцы, а перед глазами бросались взапуски разноцветные круги фосфорических расцветок. Несмотря на эти «спецэффекты», во второй половине дня, ближе к вечеру, он выбрался-таки из стационарного бокса, где, похоже, находился в гордом одиночестве, и вышел на незастекленную веранду, чтобы подышать свежим воздухом.

Дверь из прозрачного пластика, управляемая фотоэлементом, открылась автоматически при его приближении.

Оказавшись снаружи, он в первые секунды не поверил своим глазам: веранда нависала над самым склоном величественной сопки, у подножия которой, сверкая в косых лучах вечернего солнца, расстилалась ничем не замутненная озерная гладь.

С непривычки даже стало больно глазам. Зажмурившись, Марк сделал несколько шагов вперед и схватился за перила. Некоторое время он так и стоял, щурясь и разглядывая озеро, окруженное сопками, которые поросли вековым лесом. Воздух, холодный и свежий, распирал ему легкие и пьянил почище вина.

Потом на него как-то разом обрушились воспоминания.

Ужасный удар и калейдоскоп из земли и неба на треснувшем экране лобового стекла. Через секунду – яркая-яркая вспышка и темная-темная ночь. Боль…

В кувыркающейся машине тело Марка швыряло в разные стороны, словно тряпичную куклу, его голова колотилась обо все выступающие предметы. К счастью, ремень безопасности выдержал. Помогло и то, что пальцы, сомкнутые на рулевом колесе, так и не разжались. Он вспомнил, словно вырезанный из видеоклипа кадр, как их силой разгибали здоровенные небритые санитары..

От таких воспоминаний его замутило, стало труднее дышать. Ладони вспотели, а пальцы так впились в перила, что побелели костяшки. На мгновение показалось, что сейчас его вырвет прямо вниз, на все эти красоты.

Но почти сразу же тошнота прекратилась.

За его спиной с негромким шорохом растворились двери.

Марк обернулся. Слишком резко – перед глазами расплескался неоновый свет. Зажмурившись, он усилием воли призвал к порядку рвущийся наружу желудок.

– После сотрясения это бывает, – услышал Марк женский голос и, не отпуская перила, открыл глаза. – А после такого, как у вас, головокружение и приступы тошноты будут продолжаться еще минимум недели две. Удивительно уже то, что мы с вами сейчас разговариваем.

– Что-то очень серьезное? – спросил он, с неприкрытым интересом рассматривая нарушившую его одиночество женщину весьма приятной наружности.

Перед ним стояла блондинка, с ногами, едва прикрытыми ослепительно белым медицинским халатом, длина которого наводила на мысль о заграничном порно на околобольничные темы.

Марк готов был поклясться, что, кроме белья и стройного тела, под этим халатом сейчас ничего нет.

– Не буду утомлять вас специальными терминами, – слегка улыбнулась она. – Но больше всего мы опасались, что вы забудете свое имя и предназначение зубной щетки. Или же вас всю оставшуюся жизнь надо будет кормить с ложечки.

Мозг был., м-м… – она задумалась, подыскивая подходящее слово, – не то чтобы поврежден, но… В общем, имелись точечные кровоизлияния. Очень-очень незначительные, но в критически важных областях.

– Суть мне понятна, – осторожно, чтобы не вызвать нового приступа головокружения, кивнул Марк – Но эти страхи уже позади, я надеюсь?