Филолог

— Оп-оп! Ха! — доносилось оттуда.

Без этих условных бойцов солдаты-попрыгунчики утратили бы половину своей бодрости, а на одной свирепости, как известно, далеко не упрыгаешь.

Как известно — не просто извлечение из вести, но знание несомненное, твёрдое, произвесткованное. Каламбуры тоже не говорятся просто так, но содержат скрытый смысл.

Ещё один мОлодец — Оп-оп! — бодро рысил по берегу, и в такт ему — Оп-оп! — поспешали хромые и усталые, но бегущие по разным надобностям. Какое может быть плоскостопие, откуда мозоли, если чистый побегун получает истинное удовольствие от беготни? И люди мчались, не замечая одышки и колотья в боку.

— Оп-оп! Во, кайф!

Общество жило, трудилось и наслаждалось счастьем.

Насытившийся жрец совершал променад вдоль бережка, безо всяких оп-оп, чтобы не растрясти животик и не нарушить пищеварения. Скоро обед, и к этому времени надо нагулять аппетит. К тому же, на нём не только функция поглощения, но и противоположная тоже. Если не он, то кто будет громко, на всю страну петь по утрам в клозете?

О, кайф!

Лишь четыре человека, двое мужчин и две женщины не занимались ничем осознанным. Дамы перещебетывались на птичьем языке, состоящим из хихиканья, междометий и нескольких английских изражений: гламур, шик (или шит? — Верис не разобрал), чао бамбино и, почему-то, козёл.

Двое мужчин сначала лениво переваривали пищу, потом поднялись и удалились на спортивную площадку, где принялись безо всякого азарта качать мышцы. При этом они ничего никому не транслировали, а довольно уныло выполняли свой долг, чтобы в нужную минуту быть в форме.

Общественные функции этой четвёрки тоже были вполне понятны, ночью Верис с трудом отбоярился от их могучих флюидов. Волна страсти была так сильна, что хочешь — не хочешь, а захочешь. Недаром подобное чувство называется похотью.

Единственное, что по началу вызвало недоумение: зачем нужны две похотливые пары? — но стоило осторожненько, чуть заметно коснуться зачатков разума в головах четвёрки, как всё стало на свои места. Двое из четверых были просто секс-функциями, лишёнными не только интеллекта, но и ментальных способностей. Молоденькая девица, с кукольным личиком и ногами, которым позавидовала бы Ружеточка, даже не почувствовала, что Верис роется в её прозрачных мозгах. Зато вторая, подувядшая и пообвисшая, сразу заметила интерес, который Верис проявил к её особе. Она одарила Вериса долгим взглядом и отчётливо произнесла:

— Пуся!

Верис в смятении ретировался.

У мужчин наблюдалась та же картина. Оба были самцами, но разного толка. Самец — значит, самый, но самость может проявляться в различных областях. Один, как заводной, целую ночь ублажал поблекшую диву, которая транслировала серию своих оргазмов всем женщинам округи. Второй сам наслаждался лакомой плотью юной дуры, передавая ощущения рабам, работникам и воинам, вне зависимости от того, спят ли они со своими женщинами или в целомудренном одиночестве.

Разумеется, ни о какой душевной близости речи не шло, на подобные изыски индукционная телепатия не способна.

Точно так же, нетрудно догадаться, что двоим из секс-четвёрки не долго быть среди чистых. Как только у одной обвиснет грудь, а у другого снизится потенция, они будут заменены новыми особями.

Особь — представитель какой-либо группы, выделяющийся особыми качествами. Например, особо сисястая девица с длинными ногами.

Нехитрые функции чистых стали ясны с первого дня, больше Верис не обращал внимания на своих соседей. Они тоже не проявляли ни малейшего интереса к Верису; раз он живёт среди чистых, значит, так надо. Конечно, Верису приходилось участвовать в общих трапезах, но он и тут был на особицу. Прилагательное «совместный» предполагает общность места, но не душевное единение. Чистые в трапезах учавствовали (У, как они чавкали!), а Верис участвовал, то есть, присутствовал в столовой лишь отчасти.

Одними мыслями, без помощи слов эту тонкую грань не обозначить.

Куда любопытнее оказалось наблюдать за действиями нечистых. Эти люди собственными руками создавали всё, что при нормальных условиях должна создавать программа. А они делали. Руками. Собственными. В этом мире царил жестокий древний закон: не поработаешь — не поешь, просто потому, что есть будет нечего. С точки зрения современного человека — нонсенс. Глагол «есть» потому так и звучит, что есть всегда есть. Может не оказаться, чем лакомиться, но чтобы нечего есть — не бывает по определению. И тем не менее, такое бывает. При отсутствии насыщающей экономики, человек есть, пока ему есть, что есть. А когда есть нечего, и человека нет. Ложись и переставай быть, клади зубы на полку, как говорили предки.

Нечистые, несомненно, жили «как-то».

В глубине души люди являются пессимистами, о чём свидетельствует русский язык. Мы спрашиваем: «Как дела?» — не замечая, что в вопросе уже скрыт ответ. Существует древнейшее слово «кака», сохранившееся в детском наречии, как это и бывает с древнейшими, впавшими в детство, словами. Его значение: гадость, скверность, всё плохое. Спрашивая «Как дела?» — мы хотим узнать, насколько дела скверны. Как? — разумеется, какастно. Спрашивая: «какой?» — мы интересуется, насколько плох предмет нашего интереса. Антоним каки — ещё одно древнейшее детское слово: пай. Паинька — хороший, тихий, послушный. Родственно: покой, покойный, покойник. Только покойник может быть по-настоящему хорошим, потому что он уже никакой.

Сами нечистые жили как-то и о подобных сложностях и помыслить не могли. В их эта головах не было таких понятий, а душевное, значит, состояние описывалось двумя словами: кайф и облом — вот.

Казалось бы, что могут люди с таким уровнем интеллекта, однако, именно их усилиями создавалось то немногое, чем располагало общество. Нечистые просеивали горы ржавчины, добывая крупицы нержавеющих сплавов и металлов, нечистые мотыжили истощённые поля, вылавливали то, что производило море, обеспечивая какое-то (какастное!) существование человека на изработавшейся планете. Труд их был тяжёл, пища дурна, образ жизни нездоров, но они были счастливы, поскольку горстка чистых обеспечивала их ярчайшими эмоциями и ощущениями.

Оставалось непонятным, зачем в этой стройной системе существует начальник и попрыгунчики.

Потом произошли события, которые многое объяснили.

Одно из мест, где производились работы, называлось Помойка. Человек неопытный может удивиться такому названию. Помойка это процесс мытья, возможно, место, где что-то моют, а здесь искали металл: нержавейку, титан, ванадий. Такое место должно называться «прииск», а никак не помойка. Но у Вериса были наготове по меньшей мере две гипотезы.

В глубокой древности некоторые металлы добывали, промывая водой содержащую породу.

Конечно, Помойку трудно было назвать горой, но холмы там были вполне приличные, и золото среди слежавшейся ржавой трухи тоже изредка попадалось. Должно быть, когда-то ржавчину и впрямь промывали, отчего образовались упомянутые начальником Ржавые болота, а теперь перешли к иной технологии, сохранив за техногенным месторождением прежнее название: Помойка.

Другая гипотеза опиралась на словарь синонимов. Вообще, словари синонимов — сомнительное и жалкое явление. В русском языке синонимов нет, есть лишь слова, значения которых частично перекрываются, из-за чего люди малограмотные с лёгкостью заменяют одно слово другим. Помойка это не только место, где моют; для такого места более подходит название «мытня» (а мытарь — тот, кто занимается отмыванием денег), но и территория, куда выливают помои, грязную воду, оставшуюся после мытья. Часто помойка оказывалась также и свалкой, куда сваливали твёрдые отходы. В результате несведущие люди начали называть свалку помойкой и наоборот, а словарь синонимов с простодушием кретина отметил этот факт.