Слепой в зоне

– Не один, – не стал лукавить Глеб. Лукавь не лукавь, а Судаков и без ответов Глеба знает почти о каждом его шаге и спрашивает больше из приличия, чем из любопытства.

– Помощь моя нужна? – заглянув в глаза Глебу, осведомился генерал.

– Да нет, и без вас вроде бы все в порядке. Документы у меня есть, деньги тоже.

– Кстати, о деньгах, – генерал посмотрел на Глеба предельно серьезно – так кассир смотрит на человека, подошедшего к окошку кассы и ищущего свою фамилию в длинной ведомости.

– Да?

Генерал немного помялся и вытащил из внутреннего кармана плаща довольно-таки пухлый конверт.

– Здесь немного. Я прекрасно понимаю, что работа, которую ты делаешь, стоит куда большего. Но ты же сам знаешь, мы не ЦРУ, не ФБР и в средствах ограничены. Будь моя воля, я бы платил тебе больше.

– Не в моих привычках торговаться.

– Деньги еще ни у кого лишними не были.

– Лучше вы мне их потом отдадите.

– Не нести же мне их назад в отдел, – усмехнулся генерал.

– А почему бы и нет?

Конверт подрагивал в руке Судакова, а Глеб не спешил избавлять генерала от этого груза.

– Да бери же!

– Я не просил.

– Нет-нет, ты заработал! .

– Уговорили, ваша взяла.

Из того же внутреннего кармана появился лист бумаги, и в пальцах генерала блеснуло золотым колпачком ."вечное перо".

– Красивая у вас ручка.

– Распишись, пожалуйста, вот здесь.

Глеб мельком глянул на бумагу и поставил свою подпись там, куда ткнул пальцем Судаков.

– Ну вот, формальный вопрос решен. Пухлый конверт перекочевал в руки Глеба, а потом исчез в кармане его куртки. Сиверов сунул деньги небрежно – так, словно это были не десять тысяч долларов, а старая, много раз сложенная, читаная-перечитанная газета, которую не выкидывают только потому, что рядом нет урны. Генерала немного покоробило такое неуважительное обращение с деньгами. Но он сдержался, ничего не сказал.

Они еще долго гуляли, разговаривая о жизни, о всяких политических делишках. Генерал высказывал свои предположения о том, что и как сложится в России. Его версии и прогнозы были малоутешительными. Глеб старался не говорить, а больше слушать. Правда, иногда ему приходилось отвечать, когда генерал останавливался, брал Глеба за локоть и заглядывал в глаза:

– Как, ты думаешь, повернется это дело?

Глеб, не отводя взгляда, делился своими соображениями. Судаков кивал, но по его лицу, по лицу прожженного профессионала, было очень тяжело догадаться, согласен он с услышанным ответом или ставит его под сомнение. Разговор как-то до странного легко перескакивал с одного на другое: то вдруг генерал заговаривал о детях, затем – о разоружении, затем – ни с того ни с сего об отравляющих веществах, о ВПК и следом об общественном транспорте.

Глеб догадывался, что генерал ведет с ним какую-то хитрую беседу, словно что-то пытается узнать, а напрямую спросить не может. Глеб остановился и, глядя на носки своих ботинок, задал вопрос в лоб:

– Вас интересует, на чьей стороне буду я?

Генерал кивнул:

– Только вопроса этого я тебе не задавал.

– Знаете, если быть честным, то я скажу так… – Сиверов обломал с куста тонкую засохшую веточку и зажал ее между пальцев.

– Слушаю, – голос генерала был немного уставшим, но в то же время напряженным.

– Это глупый вопрос, а потому и ответ на вето глупый. Я не служу кому-то конкретно. Я стараюсь делать ту работу, которую мне поручают, и делать ее хорошо. И мне в общем-то неважно, кто придет к власти – правые, левые, либералы, коммунисты, демократы. Я служу России – не властям, не государству, не системе.

Глеб произнес эти слова буднично, без выражения, но генерал Судаков понял, что самый удачливый агент сейчас не лжет, говорит искренне. И, может быть, впервые за всю свою жизнь признается в своих истинных пристрастиях, в своих идеалах.

– А тогда что такое Россия?

– Тяжело сказать… Она то, что не изменяется, когда рушатся пирамиды власти. Не изменятся пейзажи, то же солнце взойдет над ней.

– Понял тебя…

– Откровенно говоря, не люблю делать признания, – Мы все служим России, – улыбнулся генерал. – Другого ответа, По правде сказать, не ожидал от тебя услышать сегодня.

После этого разговор вновь начал перескакивать то на погоду, то на моду.

Внезапно генерал Судаков поинтересовался, какая, на взгляд Глеба, модель автомобиля самая лучшая.

– Смотря для чего.

– Для всего, – вновь улыбнулся генерал.

– «Для всего» автомобилей не существует. Один хорош, чтобы ездить по городу с красивой женщиной на заднем сидении, другой хорош – уходить от погони, третий подходит для езды по полям, лесам, горам. Общего здесь ответа нет. Да, еще один фактор – цена.

– Цены кусаются, – вздохнул генерал, – даже когда приходится покупать не для себя, а для управления.

– Вы же как партизаны.

– В каком смысле?

– Напал на немецкий гарнизон, разжился оружием и техникой…

– Не дело это. Ты еще предложи метод инквизиции: кто донес – тому половину имущества казненного.

– Что касается меня, то предпочитаю по городу ездить на БМВ и «вольво».

Судаков улыбнулся с грустью:

– Я вот все мечтаю дочке машину подарить, да, видно, мечта так и останется мечтой.

И Глеб понял, что этот генерал ФСБ – человек небогатый, что и у него проблемы с деньгами, как у всех простых смертных, как у большинства честных людей. На прощание они пожали друг другу руки и договорились, по какому именно каналу Глеб Сиверов сообщит потом генералу Судакову свое точное местонахождение во Франции.

Ровно через два дня после этого разговора Глеб Сиверов – а если верить документам, которые лежали в его бумажнике, то Федор Молчанов, – и Ирина Быстрицкая спускались по трапу на землю Франции. Ирина еще неделю тому назад даже представить себе не могла, что окажется в Париже. Ее лицо сияло, она была бесконечно благодарна Глебу, и, не скрывая своего восторга, говорила:

– Как здорово! Это просто прекрасно! Вот так – все бросить, все оставить, сесть на самолет и… каких-то два часа – и мы уже не в России, не в серой Москве, а в самом сердце Франции, в Париже.

– Да-да, – лукаво улыбался Глеб, – мы в .Париже, это не сон, я помню, о чем ты меня просила.

– В следующий раз буду осторожней в своих просьбах. Вдруг мне взбредет в голову попросить тебя о чем-нибудь уж совсем невероятном.

– О чем же?

– Даже не знаю, для тебя нет ничего невозможного, в этом ты меня убедил.

– Ты не знаешь еще моих слабых мест.

– Знаю, знаю! – воскликнула Ирина.

– Врешь, даже я их не знаю.

– Твое слабое место – это я…

Они обменялись поцелуями. Сперва она поцеловала его в щеку, не дожидаясь, пока он подставит губы, затем он прижал ее к себе и долго не отпускал. Их багаж успел проехать несколько кругов, пока они наконец его забрали.

Отель они выбрали почти в самом центре и в тот же вечер пошли гулять по Парижу. Ирина говорила без умолку. Глеб слушал ее, улыбался и чувствовал, что наконец-то он спокоен и счастлив, словно с ними произошло что-то исключительное, словно они не виделись давным-давно, мечтали об этой встрече долгие годы и вот случайно встретились. Им казалось, перемена места изменила их самих.

Ирина выглядела потрясающе. Она сделала себе новую прическу, перед отъездом накупила кучу новых нарядов. Но, как и водится, в самый последний момент, уже за полчаса до отбытия в аэропорт, передумала, разочаровалась во всех тех платьях и костюмах, которые купила, и оставила их все дома. Но удивить этим Глеба ей не удалось.

– Нет-нет, ничего лишнего брать не буду. Если что-то понадобится, ты мне купишь в Париже? – заглянув Глебу в глаза, словно все еще не веря, что они действительно улетают во Францию, прошептала тогда Ирина. – Или я уже окончательно обнаглела?

– Все, что пожелаешь, дорогая. Если хочешь, я даже куплю тебе Эйфелеву башню, – пошутил Сиверов. – Правда, ее придется очень долго заворачивать.