Клад

Мужик покосился, однако позвал в избу, велел старухе-матери, принятой после Юрой за ведьму, отпустить требуемое, а сам выбрался на улицу. Степке показалось это неладным; он загляну в в окно и увидел, что мужик подозвал к себе парня и что-то стал говорить ему, указывая на свою избу; к ним подошли еще несколько человек. Степка понял, что проврался и что речь идет о нем. Это его смутило. Не успел он выйти со своими покупками, как его окружили крестьяне, и начался допрос. Степка спутался окончательно и, видя кругом себя угрожающие лица, замолчал и быстро пошел к околице.

Зайди он дальше, ближе к середине села, где было людно, — не миновать бы Степке рук сотских; но, на счастье его, околица была близко, и окружившие его старики да трое парней не решались на явное нападение на дюжего молодца с здоровенной дубиной в руках.

Степка слышал отрывки разговоров между ними: «Конокрад… Наверное, из них… вор… Опять баловать зачали… Ребят бы позвать, выследить…». Один из кучки людей, окружавших Степку, побежал к хороводам; трое парней молча стали сопровождать его.

Как ему удалось отделаться от этого конвоя, уже известно.

Слушая эту одиссею, Саша смеялся, как сумасшедший, представляя себе, какие толки и что за тревога идут, вероятно, теперь по селу из-за появления Степки и проделки Юры.

Роман, наоборот, задумался.

— Надо беречься теперь! — заметил он. — Шутить не приходится: раз говорили они о конокрадах и ворах, — стало быть, случилось что-нибудь в окрестности; нас искать будут!

— Пускай себе! — беззаботно возразил Александр, к которому вернулось хорошее расположение духа. — Не век мы здесь останемся, — завтра уже далеко будем.

— Куда бы мы ни ушли, ничего не значит! — сказал Роман. — В деревнях вести передаются с быстротой молнии. Поверь, что не дойдем мы до следующей деревни, как весь округ будет знать о появлении шайки разбойников.

Решено было принять всякие меры предосторожности, не показываться в деревни ни за какими покупками и ограничиться тем, что у них есть и что будет доставать Юра.

— Он молодец у нас… Дикую утку добыл даже! — поощрительным тоном заметил Александр, любивший полакомиться дичиной.

— А покажите-ка ее! — вдруг сказал Роман, вглядываясь в освещенную костром птицу и протягивая к ней руку.

Юра с гордостью подал ему свою добычу.

— Что, хороша? — спросил Александр.

— Очень, — ответил Роман, отдавая ее обратно Юре. — Только эта утка домашняя!

Вероятно, никогда еще в перелеске не раздавалось такого хохота, каким приветствовал Александр открытие брата.

Юра сидел, как пришибленный.

— Разбойники! Теперь мы настоящие разбойники! — задыхаясь, говорил Александр в промежутках смеха. — Вещественное доказательство есть. А старуха-то, старуха, что верещит теперь: «Утку, убил, меня самое убить и обокрасть хотел»… Это Юра-то… мы… ха-ха-ха! — и Александр закатился снова.

Юра, покрасневший как рак, предложил отнести эту утку обратно и положить ее у дверей избы; но все отвергли это предложение.

— Что сделано, того не воротишь! — сказал Роман. — Вперед только будь осторожнее!

Скоро аппетитный запах жареной утки распространился по поляне, и начался ужин. Только Юра отказался от своего куска жаркого и, отвернувшись, стоически ел черный хлеб.

Была уже темная ночь, когда, кончив, ужин и чаепитие, все улеглись вокруг костра, ногами к нему. Не прошло и получаса, и все живое на озаренной отблесками костра полянке погрузилось в глубокий сон.

Глава VI

Ворчание собаки пробудило Романа. Он поднял голову. Царила глухая ночь. Угасавший костер слабо освещал ближайшие кусты; дальше, шагах в пятнадцати, густился непроницаемый мрак.

Было тихо.

Роман долго прислушивался, затем встал, подбросил сучьев в огонь, погладил замолчавшую, но не сводившую с чащи блестевших глаз собаку и лег снова.

— Что тебе почудилось, Кучум? — сказал он, завертываясь в шинель и придвигаясь ближе к костру. — Белку увидал, что ли?

Несколько раз затем Роман высовывал из-под шинели голову и настораживался, — тишина стояла мертвая. Изредка лишь слышался слабый хряск отпавшей сухой ветки и странный, едва внятный трепет росшей где-то среди берез осины.

Глубокий сон незаметно сковал опять Романа.

Вторично разбудил его Юра. Почувствовав на плече своем руку, Роман вскинулся, увидал Юру и хриплым от крепкого сна голосом быстро спросил его:

— Что, что такое?

— Кто-то есть вблизи! — прошептал Юра, нагнувшись к самому уху брата. — Кучум лаял. Мне показалось, что кто-то глядел из опушки и скрылся сейчас же!

Сколько ни вглядывались в темноту братья, различить что-нибудь были не в состоянии… Кучум, тем не менее, нет-нет и продолжал рычать. Юра осторожно разбудил Александра и рассказал ему причину тревоги. Роман пытался поднять и Степку, но это казалось невозможным; Степка не чувствовал ничего и лежал как мертвый. Александр сел и заспанными глазами стал глядеть на лес.

— Черт тут носит кого-то! — зевая, пробормотал он. — Да, может, и нет ни души… Заяц какой-нибудь напугал вас, трусов. Чем будить, осмотрели бы сперва лес.

— Ты храбр, — шепотом огрызнулся лежавший около него с луком наготове Юра. — Сунься сам, пойди!

— А собака зачем? — И Александр свистнул, вскочил на ноги и, закричав во весь голос:

— Ату, ату! возьми его! — пробежал несколько шагов по поляне. Кучум молнией пролетел мимо него и с лаем исчез в кустах. Из них поднялась темная фигура и мгновенно скрылась в чаще.

— Возьми его, возьми! — продолжал кричать Александр, не сходя с поляны; Юра вторил ему неистовым голосом.

Ожесточенный лай собаки все удалялся и наконец стих.

— Действительно, какой-то дурень сидел в кустах, — сказал Александр, подходя к костру. Сон покинул его; он весело улыбался. — Жулик, вероятно, обокрасть нас хотел.

— Нет, это выслеживали нас! — возразил Роман. — Я убежден, что в этой местности не все спокойно, и Степку приняли за одного из членов шайки. Сейчас могут нагрянуть сюда, — надо разбудить Степку и уходить!

В это время кусты раздвинулись, и из них выскочил Кучум. Одним прыжком перемахнул он полянку, уселся около Юры близ костра и, жарко дыша, стал заметать землю хвостом и глядеть на своего хозяина.

— Исполнил свою миссию! — сказал Александр, ласково трепля верного пса по спине. — Покусал тому разбойнику икры?

Кучум как бы в подтверждение его слов постучал хвостом и подал лапу.

Роман торопил уходом; быстро собрали все припасы в мешки и сообща принялись за Степку.

Дружные колотушки заставили наконец Степку очнуться и сесть. Минут через десять он прочухался окончательно; ему разъяснили, в чем дело, и отряд покинул поляну; костра не загасили, и долго еще оглядывавшиеся путешественники видели сквозь чащу деревьев мерцанье его. Ночью лесом идти было опасно: можно было наткнуться на сучья и выколоть глаза или переломать ноги; поэтому Роман обогнул лес и свернул на луга, к Воже. Освоившиеся уже со мраком глаза путешественников мало-помалу начали различать смутные очертания ближайших предметов.

Луга и близость Вожи стали давать знать о себе: сделалось холоднее; на траве лежала роса; сапоги у всех, кроме Степки, промокли; Александр шел и ежился, плотно кутаясь в шинель и совсем не элегантно, по самые уши, надвинув на голову фуражку. Нет-нет и Роман останавливался и прислушивался, — не слышно ли погони; но везде было тихо.

Никто не обмолвился ни словом.

Громкий испуганный всхрап, неожиданно раздавшийся впереди, заставил отряд разом остановиться. Огромная тень выросла перед глазами путников, фыркнула и понеслась прочь.

— Лошадь! — вполголоса проговорил Роман.

— Ночное где-нибудь близко, — сказал Степка, осмотревшись по сторонам. — Глядите-ка! — вдруг добавил он другим тоном и указал рукой налево.

Все обернулись и увидали яркое зарево. Где-то неподалеку был сильный пожар. Багровый отблеск его зловеще озарял черное небо.