Нора

2. Девушка у окна

Ор-Иегуда, ул. раввина Исайи, дом 5. 14 января 1994, 2 Швата 5754.

С Б-жьей помощью.

Моя дорогая одноклассница Нора!!! Мир тебе!!!

Я опять дома, у родителей, в городе Ор-Иегуда (пусть он будет построен и укреплен, Амен!), потому что в университете забастовка! Студенты и академсостав дерутся из-за каких-то денежных дел (здесь студент должен сам платить за обучение!). Я пытался получить стипендию от фонда выходцев из республик Кавказа, нo мне отказали, потому что я родился уже не в Дагестане. Обидно! Но я все равно получил стипендию за отличную учебу, мне вручил ее сам ректор Университета Имени Давида Бен-Гуриона (благословенна его память!)!

В предыдущий раз я писал тебе, поздравляя со свадьбой, мне так горестно, что в следующем письме мне приходится приносить тебе соболезнования. Я прекрасно помню Гену (естественно!), хотя мы не состояли в хороших отношениях по причине разницы в интересах. Я в самом начале, когда узнал, [зачеркнуто: «на ком»] за кого ты выходишь, огорчился, т. к. подумал, что это не твой уровень. Но я пошел в синагогу и зажег поминальную свечку; раввин сказал, что если человек не еврей, нo хороший, тo можно. Это, кажется, Иисус говорил, что перед Б-гом нет эллина и иудея, так вот, он был прав, потому что повторял мудрость еврейских пророков!

Между прочим, я видел Володю Киршфельда, он в Хайфе. Мы встретились в Святом Городе Иерусалиме в одном правительственном учреждении, неважно. Я обменялся с ним телефонами, мы будем на связи. А кого ты видишь из наших?

Привет маме, и Гениным родителям, и пусть Б-г пошлет всем нам утешение и добрые вести, Амен!

Твой друг,

P.S. Высылаю 1 фото: я на фоне Мертвого моря. В нем нельзя утонуть, я пробовал. А девушку рядом со мной зовут Шуламит.

-

Москва, ул. генерала Арцыбашева, 16.

27 февраля 1994 года.

Здравствуйте, Элеонора.

Разрешите мне повторить несложную мысль, которая, боюсь, проявляется в моих посланиях чрезмерно.

Все, происходящее с Вами (или со мной, mutatis mutandis), надлежит рассматривать в перспективе индивидуального развития: без сожаления о былом, горечи о несбывшемся и тому подобной романической мелочи. Сии чувства, в первую очередь, неконструктивны, а затем даже ощутимо вредны. Они уводят разум от настоящего.

Извините за морализующий тон, нo формой грешу только вo имя содержания.

Что Вы извлекли из эпизода с Владимиром, кромe первого приобщения к словам «любовь» и «разлука»? Из эпизода с Юрием, не считая богемной жизни и отравляющих тело химикалиев? Из эпизода с Геннадием, помимо трагедии вдовства?

Вам двадцать лет. Вы много пережили? Значит, Вы необычайно много получили в дар от Вселенной — если, например, сравнивать с памятью, знаниями и опытом, накопленными некогда мною к моим двадцати годам. Скажите, а как Вы вознаградили за это Вселенную?

Ожидаю письма, и желаю Вам провести Ваш день рождения, как и иные дни, наполовину в спокойном раздумии, а наполовину в работе.

Девушка стоит у окна и читает письма. Картина Вермеера. Голландия, семнадцатый век.

3. Имяреку, тебе

— Откуда у нас провизия? — хмыкнула кондукторша. — Мы люди бедные. Скатерть имеется, самобранка.

Она с трудом выудила из глубин сумки сложенную раз в шестнадцать клеенку неопределенно-грязного цвета и расстелила на камне. Та немедленно принялась за свое.

— Опять морда твоя собачья на горизонте маячит, — загундосила скатерть лязгающим контральто. — С утра не очухалась, видать, опохмелки хочешь, кобыла некрытая, рожа немытая, ноги кривые, а все туда же. Пасть не разевай, перегаром разит, глаза б мои тебя не видели!

— Нету у тебя глаз, — хладнокровно изрекла кондукторша. Она знала, как остановить самобранку. — Приготовь-ка нам лучше завтрак на три лица.

— Да разве ж это лица, — пробурчала скатерть. — Ладно. Кому яйцо, кому кашу?

Маруся с голодной тоской посмотрела на От.

— А я думала, она все на свете готовит…

…Нора призадумалась. Ей не нравилось «лязгающее контральто», нo именно так она представляла себе бранящуюся скатерть. Она писала «это» уже два дня, и оно могло вылиться в роман, рассказ или мусоропровод с одинаковой вероятностью. В мусоропровод было очень жалко. В «этом» описывались волшебные приключения кондукторши по имени От и ее спутниц — сватьи бабы Бабарихи и программистки Маруси. У вдовой кондукторши От был, конечно же, сын, Имярек Неизвестноктоевич, но он был эпизодическим персонажем, а основные события были припасены для чисто женской компании.

Пришла Гюльчатай, улеглась на рукопись и заурчала, повернув к Норе великолепную мраморную морду с огромными золотыми глазами: раз уж ты туда смотришь, мол, гляди лучше на что-нибудь важное — на меня, красивую. Гюльчатай была единственным имуществом, по-настоящему доставшимся ей от Гены. Что ей кубки, что ей фотографии с вратарем сборной?

Она утерла лоб и глаза, отвернулась от рукописи и перечитала письмо из Москвы. Поглядела на конверт с изображением золотого стула и надписью «АО ВИСЛА», вытащила из-под хвоста Гюльчатай чистый лист и застрочила:

3 марта 94.

Эх, Марек! Я думала, Вы — Наставник, а Вы оказались банальным Павкой Корчагиным! Будто я не знаю, что жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно. Вы не думали, что я как-то работаю над собой в свободное от Вас время? Вы вообще о чем-нибудь думали?

Какого черта мне размышлять о том, что со мной было? То, что было — это я и есть, это — то, что размышляет. Мне бы определиться со своим будущим, и это я и без Ваших советов пытаюсь делать. Я, между прочим, начала писать роман. Как, по-Вашему, Вселенная будет довольна? Только я его не кончу, потому что Вы меня разозлили.

Она втиснула листок в конверт, написала адрес («Соранскому Марку Андреевичу») и обратный («Пентекосто Элеоноре Григорьевне») и побежала на почту. По дороге в мусоропровод полетели кондукторша и скатерть.

На полпути она назвала себя дурой, вернулась, разорвала письмо и написала новое. В нем она благодарила Марека за заботу, интересовалась его самочувствием и вестями от бывшей жены, недавно поселившейся в Израиле. После описания погоды она сообщала, что задумала повесть в жанре юмористической фантастики. Первый вариант не удовлетворил ее, но второй обязательно будет написан, и станет еще лучше и смешнее.

…Марек улыбнулся краешком губ. Отдавая дань сентиментальности, он запечатлел поцелуй на листке, положил его на конторку и вернулся к зеркалу. Римская тога была ему в самый раз.

4. Карта Земли

Открылась дверь, и вошел мой старый друг и бесплатный литературный критик Доджоросси. Он встал у меня за плечом, сложив за спиной руки, вытянул длиннющую шею, и минут пятнадцать молча глядел на компьютер с таким выражением, будто пытался загипнотизировать экран. Периодически он приподнимался на цыпочках и качался, как проповедник в храме. Дочитав все, что я успел написать, он сдвинулся с места и поплыл по комнате, иногда производя губами жевательные движения. Я смотрел на него со страхом и надеждой, ожидая приговора. Наконец он выпрямился, повернулся ко мне и изрек:

— Скажи мне, Иермет: ты какого пола?

— Вчера с женой проверяли, — растерянно сказал я. — Кажется, мужского.

Доджоросси снова неторопливо пошевелил губами.

— Значит, мужского. Ясно… А почему ты тогда пишешь женские романы, а?

Я беспомощно смотрел на его пируэты и ужимки и боролся с желанием обозвать его дураком. Только что я сам, по совету жены, спас Нору от такой же ошибки.